Да хранит тебя ангел!
@kizhi
Такими словами напутствовала меня жительница деревни Лисицыно Прасковья Андреевна Синельникова, подарив мне медную решетчатую иконку с выпуклым изображением лика и деталей одежды Архангела Гавриила. Очень мне эта вещица понравилась особым литьем, любовью мастера к мельчайшим деталям сюжета. Она и положила начало моей будущей коллекции мелкой пластики, предметы которой я собирал преимущественно в деревнях Заонежья примерно три десятилетия. В деревне Лисицыно, кстати, долгие годы в первом замужестве проживала наша славутная сказительница Ирина Федосова. Возможно, именно она и привезла из Петербурга того Архангела.
В моей коллекции, которую я недавно передал в фонды музея-заповедника «Кижи», кроме распятий, складней различных размеров, был ряд небольших иконок и самые маленькие предметы — это дорожные иконки-ладанки (так, по крайней мере, называли их у нас в Заонежье).
Коллекция собиралась постепенно. И если вещи, собранные в первые десять лет, составили ее основу, то последующие годы, когда местные жители наших деревень раздаривали их или распродавали туристам, не принесли особенных находок. Тем дороже был каждый вновь приобретенный предмет.
Но даже в первые годы собирательства не было передо мной какой-то ясной цели. Чаще всего этот процесс проходил спонтанно во время моих поездок с литературными выступлениями или журналистскими заданиями. Приведу только несколько примеров.
Находясь с литературными выступлениями в поселке Повенец, где после войны обосновалось немало семей моих земляков, я навестил свою дальнюю родственницу Наталью Степановну Лазареву. В разговоре за чашкой чая я заметил на стене в переднем углу несколько иконок и два распятия — одно небольшое и другое более значительных размеров. Я заинтересовался предметами, и Наталья Степановна сама предложила одно из распятий взять в подарок: «Будет память о нашем Хашезере. Ваш-то дом сгорел, и ничего не осталось…» Я поблагодарил ее и выбрал большее распятие.
В селе Шуньга, где учился в 5 классе, встретился со своим школьным товарищем Володей Власовым. В доме его было немало деревянных икон и под ними, ряд предметов мелкой пластики. Его не нужно было уговаривать, чтобы он пожертвовал для моей коллекции одну из створок четырехстворчатого складня и иконку с изображением лика Николая Чудотворца. А вдобавок к этому вынес из чулана большую объемную старопечатную книгу второй половины XVIII века — Четьи-Минеи: «Возьми ее, ты имеешь с книгами дело, и тебе может пригодиться, а мне она совсем ни к чему».
Или вот еще памятный эпизод. Приехав от газеты «Прионежье» в заонежскую деревню Тамбицы, я остановился в доме матери моего товарища Анатолия Мошникова. Я привез Полине Николаевне привет от сына и оказался в доме желанным гостем. Выяснилось, что она помнила моего отца — заготовителя пушнины и кожсырья, разъезжавшего по деревням района на казенной лошадке, запряженной то в телегу, то в зимние сани. Я пошутил, что продолжаю профессию отца. Но я собираю предания, живое народное слово… Теперь решил собрать еще две коллекции — медных литых иконок и колокольчиков. Так разговор перешел на предметы, которые висели на виду в переднем углу и слегка отливали светом потускневшей меди. Одним словом, из дома Мошниковых я увез колокольчик с надписью по нижнему полю: «Покупай, не скупись, езди — не веселись» и медную иконку с голубой финифтью «Пресвятой Богородицы». И еще бронзовый подсвечник, который положил начало третьей небольшой коллекции.
На первых порах собирать эти предметы мне было не так уж и сложно. Я был относительно молод, легок на подъем, любил ходить по деревням своего края, когда записывал частушки и предания. И многие из предметов сами шли в руки как бы попутно. Прежде всего, я обошел всех своих родственников в своей деревне Хашезеро и в округе. Многие мне охотно дарили или уступали уникальные предметы за небольшое вознаграждение. Некоторых земляков приходилось убеждать: все равно у вас выманят туристы и унесут по разным краям, так уж пусть лучше эти вещи хранятся у меня. А я, в конечном счете, передам их в музей, и на них будут обозначены ваши фамилии. Это многих убеждало. Не мог, правда, этими доводами убедить свою родственницу — двоюродную тетушку Тишину Наталью Ивановну в деревне Пайницы. Она сказала мне:
— Когда меня не будет, тогда и возьмешь. Я к этим божествам так привыкла, что без них мне родной угол будет казать пустым и холодным.
Мог ли я после таких слов ее еще чем-то убеждать? Конечно, нет. И ушел, унося в памяти, если не ошибаюсь, пятистворчатый складень, с голубой финифтью. Складень этот был размером куда меньше «утюга», каким словом окрестили люди четырехстворчатые полноформатные складни. Каково же было мое разочарование, когда года через три я вновь заглянул к Наталье Ивановне. Посмотрел на ее передний угол возле божницы и не увидел складня…
— Тетя Наташа, а где же тот складенек?
— Да вот были тут ленинградские туристы. Уж так упрашивали меня отдать, так упрашивали, что я не могла им отказать.
Мне оставалось лишь горестно вздохнуть и утешиться тем, что Наталья Ивановна принесла из чулана старопечатную книгу Четьи-Минеи. Она и сегодня хранится у меня.
Дядя по матери из деревни Пигматка Василий Васильевич Герасимов привез мне в подарок четырехстворчатый складень, двухстворчатую иконку (которую я подарил одному ленинградскому писателю), одно распятие и еще несколько маленьких ладанок. Так стала расти моя пока еще совсем небольшая коллекция.
В родной деревне, где у отца уже была другая семья (мать умерла во время войны, а дом сгорел), я увидел в углу распятие, на которое раньше как-то не обращал внимания. Мне не стоило труда взять этот предмет с собой, никто из семьи не стал возражать. А оно для меня было интересно и тем, что распятие пострадало от финской пули. То ли солдаты упражнялись в стрельбе, то ли шальная пуля залетела в избу и нашла это многострадальное распятие. Оно сохранилось в коллекции. Захожу в гости к двоюродному брату Николаю Костину. В дни войны, во время оккупации, в деревне (по иронии судьбы) с названием Костино, что вблизи Кажмы, мы жили в одной избе. Вещи и предметы быта настолько перемешались, что трудно было потом разобраться, кто что возьмет при возвращении в родную деревню. А поскольку наш дом сгорел, то мы на многое просто махнули рукой. И я смело попросил у Николая ряд предметов в память о семейном укладе: медный рукомойник, два круглых колокольчика, несколько медных иконок. Все это без лишних разговоров мне было скорее отдано, чем подарено.
Следует сказать, что я не проявлял особой активности в приобретении предметов, когда видел, что людям не очень хочется их уступать или отдавать. Я просто держал такие деревни и дома на учете, чтобы заглянуть в следующий раз. Иногда этот «следующий раз» затягивался на год, да и когда я приходил, этих предметов уже не было.
Страстным коллекционером, я, впрочем, никогда и не был. Мне просто доставляла редкая вещь радость творчества: вокруг нее возникали живые человеческие характеры, интересные события, а это, в свою очередь, давало мне сюжеты для моих очерков, путевых заметок и стихов.
