Метки текста:

Духовные стихи Егорий Храбрый Марков Рябининские чтения

Хлыбова Т.В. (г.Москва)
Духовные стихи о Егории Храбром из собрания А.В.Маркова Vkontakte@kizhi

Вопрос о региональной специфике беломорской эпической традиции неоднократно ставился в науке. На нее указал в свое время А.В. Марков, которому принадлежит честь открытия на Белом море былинного очага. В разных изданиях [1] А.В.Марков представил результаты своей работы [2] в 3-х беломорских субрегионах: Зимнем, Терском и Поморском берегах Белого моря, отметив существенные различия между ними как по характеру населения, так и по составу исполнительского репертуара [3] . Этнокультурная история беломорского региона весьма сложна. Здесь сталкивались разные колонизационные потоки и переплелись традиции Новгорода, Киева и Ростово–Суздальской земли. Первоначально, по мнению большинства исследователей, эпос попадает на Север вместе с переселенцами. Изучая местные беломорские эпические традиции, ученые отмечали их неоднородность и останавливались на репертуарных особенностях, на характере сюжетных обработок, выборе художественных средств, манере исполнения и т.д. [4] Эти наблюдения чаще всего касались былин, реже – исторических песен и баллад. Хуже обстоит дело с духовными стихами – их описания с точки зрения региональной специфики достаточно редки [5] .

Между тем духовным стихам принадлежит значительное место в репертуаре северных сказителей. «Стих наравне с эпическими старинами (былинами) свято чтится в северном крае и распевается в иных местах чуть ли не всяким жителем погоста (деревни)», – писал музыковед А.Л.Маслов [6] . Общий взгляд на распространение религиозной народной поэзии в беломорском регионе нуждается в некоторых уточнениях. Так, А.В.Марков отмечал меньшую распространенность духовных стихов в Зимней Золотице по сравнению с Терским берегом и Поморьем [7] . «В Золотице […] тамошние сказители относятся даже с пренебрежением к этому виду поэзии, как составляющему специальность бедных калик и доставляющему им пропитание» [8] . Жители Поморского берега, наоборот, несмотря на то что весьма зажиточны, не брезгуют этим родом поэзии и «хранят в своей памяти немало стихов» [9] .

В собрании Маркова представлена 91 запись стихов на 29 сюжетов. По берегам записи распределяются следующим образом: Зимний – 7, Терский – 41, Поморский – 43. Наибольшее количество записей – о Егории Храбром (12), об Алексее человеке Божием (9), о Страшном суде (11) [10] , о двух Лазарях (5). «Егорий и змей», «Вознесение», «Встреча инока со Христом», «Непрощаемый грех» и некоторые другие – по 4, большинство – по 1–2 варианта. Некоторые из текстов неполные. Если сюжет уже записывался собирателем ранее и не содержал, по его мнению, ничего принципиально нового, он не фиксировался. В этой связи рассматривать особенности беломорских духовных стихов на материалах из собрания А.В.Маркова трудно. Ограниченное количество вариантов одного сюжета не позволяет сделать вполне определенные выводы об устойчивости региональной традиции, но некоторые особенности все же удается выявить.

Как и былины, стихи могли попасть на Беломорье вместе с переселенцами. Однако были и другие, присущие религиозной поэзии способы распространения. Во-первых, через калик, которые были достаточно известны в этих местах. Так, Марков сообщает о каликах – «каргополах» (из Каргопольского уезда), которых он встретил в Поморье [11] . Во-вторых, стихи распространялись благодаря насельникам скитов, хранителям народной старины в противовес официальной церковности [12] . Тексты сохранялись не только в устной традиции, но и благодаря письменной фиксации – существовали рукописные сборники – «стиховники». Об одном из таких «стиховников» упоминает А.В.Марков [13] . Особое значение в конце XIX–XX вв., когда были сделаны основные записи в беломорском регионе, приобретает книга. Наличие книг у сказителей неоднократно отмечалось собирателями.

Влияние печатного слова на устную традицию мало учитывалось исследователями эпоса. В 1948 г. такая попытка была предпринята А.М.Астаховой [14] . Она уделила особое внимание сопоставлению былин, записанных у Марфы Семеновны и ее матери Аграфены Матвеевны Крюковых, и текстов былин из хрестоматии А.В.Оксенова «Народная поэзия», которая была в семье исполнительниц. Это сопоставление привело исследовательницу к выводу, что ряд былин их репертуара восходит к названному изданию. Влиянием книжного источника объясняла А.М.Астахова и богатство репертуара сказительниц, и сюжетно–композиционные особенности, и специфику словесного оформления былин. Думается, не меньшее, а, скорее, намного большее влияние печатные тексты, авторитет которых был весьма высок у северного населения, оказали на бытование в этом регионе такого специфического рода поэзии, тесно связанного с миром книги, как духовные стихи.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Несомненное влияние на стихи оказало существование на Беломорье живой былинной традиции. Правда, она в начале XX в. уже находилась, по мнению А.В.Маркова, в упадке, что проявилось, в частности, в забвении специальной терминологии, когда былины не отличали от стихов и называли то и другое стихами [15] . Однако существовали места (например, Кузомень на Терском берегу), где «точно различают «старины» от «стихов» [16] , более того – отдельные сюжеты духовных стихов могли различаться по способу исполнения и называться либо «стариной», либо «стихом». Так, А.М.Крюкова, в репертуаре которой был сюжет о Егории Храбром (№24), называла его «стариной», отмечая при этом, что «в Золотице Егория поют за стих совершенно иначе. – Этот стих считается стариной и в Поморье» [17] .

Весьма важное и любопытное замечание: А.М.Крюкова указала на две традиции исполнения стиха. К сожалению, золотицких вариантов сюжета о Егории в собрании Маркова нет: записанный в Золотице от А.И.Васильевой стих (№89) передает терскую традицию. По словам исполнительницы, она переняла его «у поморки Александры, родом из Пялицы, на Терском берегу» [18] . Но если обратиться ко всем записям Маркова, то действительно обнаружится существование нескольких версий (традиций) стиха о Егории.

Первая версия связана с такими населенными пунктами на Терском берегу, как Чаваньга (№24), Пялица (№89), с. Оленица (№195), с. Поной (238). Тексты, составляющие эту группу, имеют следующие сюжетно–композиционные особенности: 1) весьма архаичный зачин («Ишше туры и олени по горам пошли …»); 2) портрет Егория со световой символикой («во лбу … красно солнышко, / В затылу … млад светел месець, / По косицям мелки звезды катаютьце, / За ушми–ти белы зори замыкаютце»); 3) неверный царище Грубиянище убивает царя Федора Смоляньского; 4) хитрая–мудрая царица уносит сына и прячет его во Пешшер–горах; 5) царица по просьбе подросшего сына рассказывает ему о случившемся; 6) сын просит у матери благословения съездить к врагу и отомстить ему за кровь батюшки; 7) мать предупреждает о заставах, которые Егорий преодолевает при помощи слова; 8) царь подвергает Егория разным мукам, но ему «ничто не вредит»; 9) царь заточает Егория в погреб (бросает в яму / «лужьём–калужьём закладывает»), из которого герой благополучно выходит; 10) Егорий расправляется с мучителем – осуществляет месть за отца.

В варианте №89 мотивы 7–10 отсутствуют (сказительница не помнила конца). В вариантах №№ 195 и 238 – мотивы 8 и 9 разработаны очень лаконично. Нужно отметить и их нелогичность – поступок мучителя никак не мотивирован. Во всех полноценных стихах, распространенных в центральных областях, царь мучит Егория, чтобы обратить его в свою «неверную / латинскую / басурманскую веру». В варианте №195 после описания благополучного преодоления героем застав на пути к подвигу певица продолжила:

И проехал ёгорий Храбрыя […]К неверному царищу Одреянишшу.Ишше взял он царишшо неверное,Уж нацял ёго мукамы муцити…

В еще большей степени незнание эпизода мучений демонстрирует вариант №238:

Вот он [Егорий – Т.Х.] приехал к удоньскому царю.Он [? – Т.Х.] ф котли стоит колесом вертит.Стал он ёгорья в котли-то варить.Он [? – Т.Х.] в котли-то варит да стойком стоит.Он стойком стоит, фсё стихи поет.

В сходном варианте стиха о Егории, записанном А.Д.Григорьевым на Пинеге, отсутствует эпизод мучений, что наряду с наблюдениями над терскими текстами приводит к мысли о нетрадиционности эпизода мучений для данной версии стиха, о его позднейшем внедрении в текст под влиянием иной версии и книги.

Книга, на наш взгляд, повлияла на вариант А.М.Крюковой (№24). Эпизод мучений здесь разработан детально, присутствует мотивировка мучений. Помимо световой символики в портрет включен нетрадиционный для северных текстов мотив (По локоть то … ведь руцьки в золоти, По колен то … ножки в серебри). Только в варианте Крюковой содержится мотив с сестрами, которых Егорий приводит «к ёрдан реке». Сравним с вариантом из хрестоматии Оксенова [19] :

Крюкова №24Оксенов с.218–229
Портрет Егория:

По локоть-то … руцьки в золоти,По колен-то … ножки в серебри.По косицям часты звездочки всё катаютце.

По колена ноги в чистом серебре,По локоть руки в красном золоте,Голова у Егория вся жемчужная,По всем Егории часты звезды.

Расправа с отцом:

под мець склонил да онсрубил-то у ево да буйну голову

Отрубил он мечом емубуйную голову

Купание сестер в ёрдан–реке:

Приводил-то, привозил оних к ёрдан–реки,Откупал-то он их-то всё в ёрдан–реки;Как свалилась у их эта камыш–трава…

Приводил к Иордань–реке […]Умывалися, окрещалися,Камыш трава с них свалилася…

Хрестоматия А.В.Оксенова – лишь один из возможных способов заимствования чужой традиции. Были и другие, например, те же золотицкие «стихи», о которых говорила исполнительница.

№№ 155, 178, 179, 223 записаны на Кандалакшском берегу [20] или обязаны своим происхождением, как указывают сами исполнители, этой традиции. Сюжетная схема такова: 1) указание времени набега царища Грубиянища – на седьмом году восьмой тысячи; 2) описание мучений Егория; 3) сидение Егория в погребах и последующее освобождение; 4) испрашивание материнского благословения; 5) заставы только в варианте №155 и поморском №311; 6) царище предлагает Егорию мириться; 7) Егорий убивает врага – «проливает кровь тотарьскую» – осуществляет месть.

№№ 283, 311, записанные на Поморском берегу, мало отличаются от стихов Кандалакшского берега. Единственно примечательное – нет указания на время действия.

Как видим, схема стиха принципиально отличается от терской версии (с укрывательством в пещере, богатырской поездкой героя). В кандалакшской версии мотив пещер отсутствует (кроме №223 в исполнении С.И.Клешовой, жительницы Терского берега, предпринявшей попытку объединить обе традиции). Нет портрета героя. Отсутствие диалога между Егорием и неверным царем приводит к мысли, что целью вторжения «царища» было не обращение героя в свою веру, а желание подвергнуть его мучениям. Злодей начинает мучить героя «не пытаючи» (№155). Сценами, на которых сосредоточено внимание исполнителей, становятся изображение мучений и заточение в погреба.

Разработка эпизода мучений далека от того, как изображена эта сцена в стихах, записанных в центральных губерниях России [21] . Во-первых, самое большое число мучений – 5 (в центральных – до 12). Во-вторых, в северных стихах отсутствует ряд мотивов, составивших устойчивую традицию для центральной версии: здесь нет диалога злодея–царя и героя перед сценой мучений, нет приказа царя слугам мучить Егория, нет реакции слуг и самого мучителя, нет прославления героем христианского Бога. Что касается этой сцены, то процесс переработки книжного материала в былинные формы не был вполне успешным. Перечисление действий без системы повторов, характерной для былины, отсутствие дополнительных деталей создает эффект динамичности эпизода. На этом фоне эпизод с погребом, известный эпической традиции, выглядит излишне растянутым.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Обе беломорские традиции значительно отстоят от той версии стиха, которая была распространена в центральных губерниях России. Терская отличается отсутствием или очень слабо разработанной и композиционно нелогичной сценой мучений, наличием архаичных мотивов – потрясения в природе при рождении героя, укрывательство в пещерах.

Кандалакшской версии присущ лаконизм: здесь нет портрета героя, эпизод мучений лаконичен, эпизод «поездка по Руси» неустойчив. Эти стихи напоминают краткий пересказ центральной версии.

Исследователями неоднократно подчеркивалось влияние былины на сложение стиха о Егории [22] . Как оно отразилось на разных традициях? В терской версии, помимо наличия архаичных мотивов, широко употребляются и другие общие места героического эпоса: быстрый рост героя (№89), испрашивание благословения, предупреждение о заставах и преодоление застав, предложение врага брататься и т.д. Используются былинные формулы (во цистом поли курева стоит; славы поют … старины скажут). Характерными для этой версии являются повторы: так, описание рождения героя и набега врага повторяется в пересказе матери (№ 24, 195). Широко используется синтаксический параллелизм, палилогия, повторы слов. Применяется и излюбленный былинный прием – гипербола (описание погреба 40 сажен). В стихе много прямой речи: обращение царицы к горе, обращение сына к матери с просьбой рассказать о семье, рассказ царицы, просьба сына о благословении, обращение героя к заставам, диалог Егория и неверного царя. Много постоянных эпитетов (солнце красное, звезды цястые, леса темныя, сабля вострая, белый свет, буйна голова), количество церковнославянизмов и специфической религиозной лексики незначительно (благоверный, благословеньице, цядо (чадо), злат венец, Бог роспятый, Христос царь небесный) сочетания кровь христианская, Божьи церкви, святы иконы, Святая Русь обычны и для героического эпоса. Все это создает эффект эпичности, неторопливого величавого действия.

В кандалакшско–поморской версии устойчиво встречается мотив испрашивания благословения, предложение «неверного царя» перед сражением побрататься / покрестоваться (№ 155, 178, 179) с героем. Традиционные эпические формулы тоже встречаются: «видели седуцись, а не видели поедуцись» (№ 178, 155). Прямая речь используется реже. Повторов эпизодов нет, значительно меньше используется палилогия и синтаксический параллелизм: для этой версии характерно динамическое развитие действия. Однако в стихах этой группы больше синонимических повторов слов: князья–бояре, пыль–погодушка, трава–мурава,лужье–калужье, скрычал–крычал, срубил–сразил, прохожий–проезжий, хитра–мудра, Основу определительных сочетаний составляют постоянные эпитеты – чисто поле, белы руки, зычный голос, буйная голова, желтый песок, серый камень, косящото окошечко, которые дополняются религиозной лексикой (состав такой же, как в терской версии). Количество определений значительно уменьшается (или они вообще отсутствуют) в эпизоде мучений, где главная роль отводится глаголу, что создает эффект быстрой смены событий.

Логично предположить наличие общих тенденций в историческом развитии былины и стиха. Одной из своеобразных черт северного эпоса, отмеченных А.М.Астаховой, является усиление темы защиты родины, что сопровождается введением формулы общенародного служения – стоять «шьчо за земьлю-ту нам шьчобы Святорусьскую» (№46) [23] . Цель поездки Егория к царю, как он сообщает матери, – отомстить за отца или, в лучшем случае, «отместить обиды все родительския» и «пролить кровь тотарьскую». Ни о каком устроении «матушки России православной» (№46), ни об утверждении христианской веры речь в стихе не идет. Любопытно, что в центральной версии именно эта идея становится ведущей. Обращаясь к матери, Егорий просит ее благословения, чтобы «открыть … кровь бусурманскую, утвердить веру христианскую» (Бессонов № 99, 10, 102, 103 и др.), в некоторых текстах задача утверждения христианской веры абсолютизируется:[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Поеду я по всей земле светло–РусскойУтверждать веры христианския. (Бессонов №101, Романов №6)

Отмеченный А.М.Астаховой для былины процесс психологизации образов [24] не отразился на стихах о Егории, чего нельзя сказать о других эпических духовных сюжетах (Егорий и змей, Алексей Божий человек). Исследователи неоднократно указывали на внедрение реально–бытовых подробностей в былины. В стихах о Егории Храбром нам удалось обнаружить лишь один случай подобного внедрения: «Пали ветры да фсё шолонники» (местное название юго–западного ветра) [25] . Из общих процессов, присущих и былинам, и стихам, можно назвать стремление расширить повествование за счет включения новых эпизодов, заимствованных в других версиях, а также использование книги как источника отдельных мотивов и деталей.

Что касается отличий в локальных традициях, то они очевидны. Терская традиция консервативнее: тексты характеризуются пространностью и наличием архаичных мотивов, кандалакшско–поморская – тенденцией к лаконичности повествования.

// Рябининские чтения – 2003
Редколлегия: Т.Г.Иванова (отв. ред.) и др.
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2003.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф