Метки текста:

Былины Великий Устюг Рябининские чтения Сказители

Иванова Т.Г. (г.Санкт-Петербург)
Былины в Великоустюжском регионе Vkontakte@kizhi

Великоустюжским регионом в нашем сообщении будет называться территория юго–восточной оконечности бывшей Вологодской губернии, то есть Великий Устюг, Сольвычегодск, Лальск. Великоустюжский край никогда не рассматривался как былинный регион, так как количество текстов, записанных здесь, весьма не репрезентативно. Тем не менее для понимания судеб русского эпоса на позднем этапе его существования важно осмыслить каждую локальную традицию, сколь бы невыразительной она не была. В поле нашего зрения находятся несколько текстов, которые мы с той или иной степенью вероятности можем локализовать в данном регионе.

1) В 1877 г. Н.Е.Ордин, врач Сольвычегодского земства, прислал в Русское географическое общество (РГО) рукопись «Разные песни и стихи, употребляемые в Сольвычегодском уезде Вологодской губ.». Среди текстов имеется и былина об Илье Муромце на Соколе–корабле. На обороте титульного листа своей рукописи Н.Е.Ордин сделал запись: «Примечание. Песни и стихи, обозначенные знаком +, списаны с старинных тетрадок (рукописи), а остальные со слов народа. Н.Ордин». Интересующая нас былина помечена соответствующим знаком (РГО, ф.7, оп.1, 46, л.1–3). Помимо названной былины, из старинных тетрадок Н.Е.Ординым извлечены также историческая песня про Скопина с характерным для эпических виноградий зачином «Прикажи, сударь–хозяин, Скопина сказать», традиционная колядка с припевом «Виноградье», небылица в той же функции колядной песни и другие произведения.

2) В 1893 г. в слободе Дымково близ Великого Устюга Ф.М.Истомин и С.М.Ляпунов, экспедиционеры РГО, записали былину «Илья Муромец на Соколе-корабле» от И.Ф.Говорова, 62 лет [1] . Текст этот назван «малым виноградьем» и содержит характерный святочно–рождественский припев. Запись имеет нотную расшифровку. В сборнике Ф.М.Истомина и С.М.Ляпунова находится также историческая песня о выкупе патриарха Филарета из плена, бытовавшая в функции виноградья (зап. в с.Боровское Востровской вол. Великоустюжского у.).

3) В 1957 г. В.И.Пономарев, уроженец г.Лальска, прислал В.Е.Гусеву машинописный текст все той же былины о Соколе–корабле (самозапись исполнителя; хранится: Рукописный отдел Института русской литературы – РО ИРЛИ, р.V, к.202, п. 1, 3). В письме от 15 декабря 1957 г. В.И.Пономарев пояснял: «…в Лальске в святках до революции 1905 года существовал старинный обычай „хождения с вертепом“… При хождении с вертепом распевались духовные стихи, канты, стихотворения второй половины XVIII и первой половины XIX веков, песни светские и былина „Сокол–корабль“».

4) Рискнем связать с Великим Устюгом еще один текст былины о Соколе–корабле. В 1890 г. из Вологодской губернии (более точных сведений не имеется) в Публичную библиотеку Петербурга поступила рукопись, датированная «1803-го, декабря 18-го дня» (РНБ, О.XIV, 17) [2] . Рукопись в настоящее время имеет 39 листов, но судя по исконной (не хранительской) нумерации листов, в библиотеку она поступила уже в значительно поврежденном виде (отсутствуют л.1–7). Рукописный сборник написан несколькими почерками, и по-видимому, изначально представлял собой конволют: соединение в одну самодельную тетрадку нескольких тетрадок, составленных из отдельнух листов бумаги. На л.1–16 – четкий, каллиграфический почерк; по периметру каждой страницы сделана рамочка коричневыми чернилами. На л.16 внизу витиевато выведено слово «Конец». Очевидно, что первоначально владелец рукописи на этом месте считал ее законченной. Состав названных 16-ти листов – книжные песни религиозного характера («Так дух наш восхищает», «Сей день Господень радуется людие» и др.). Каждое произведение имеет заглавие «Стих». На л. 2 об. – 7 об. находится «7-й стих» – былина об Илье Муромце и Соколе–корабле. Текст былины, в отличие от христианских песнопений, разбит на стихи; каждая строка заканчивается буквами «В:Г:К:З», которые, без сомнения, расшифровываются как «Виноградье, красно–зеленое».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Сопоставление былины из рукописного сборника 1803 г. с вариантом, присланным Н.Е.Ординым в РГО и извлеченным им, как было сказано выше, из некой старинной рукописи, обнаруживает практически полную идентичность текстов. В обоих текстах 80 стихов, каждый из которых абсолютно совпадает друг с другом. Несущественные отличия заключаются в относительной безграмотности текста («двенатцать», «молотцы»), а также в написании имени противника русских богатырей (в варианте 1803 г. – Салтан Салтанович; в тексте Н.Е.Ордина – Султан Султанович). По-видимому, текст Н.Е.Ордина либо непосредственно восходит к тетради 1803 г. (то есть был из нее переписан); либо переписан из какой–либо другой старинной тетради, в свою очередь, восходящей к рукописному сборнику 1803 г.; либо старинная тетрадка 1803 г. и тетрадка, с которой имел дело Н.Е.Ордин, восходят к некой другой, неизвестной нам рукописи. Во всяком случае, тот факт, что Н.Е.Ордин со старинной тетрадкой, из которой он переписал былину «Илья Муромец на Соколе–корабле», познакомился в Сольвычегодском уезде, дает нам возможность с большой долей вероятности предположить, что и рукописный сборник 1803 г. происходит из этого же региона.

5) В этой же рукописи 1803 г. на л.31 мы находим еще одну былину – о Добрыне и Маринке. Это «31-й стих» сборника, записанный вторым почерком (старательный, коричневые чернила). Былина «Добрыня и Маринка» дана без разбивки на стихи; окончание ее (со стиха 35) записано на л.32 другим почерком (небрежный, черные чернила). На л.38 тем же небрежным почерком даются первые 12 стихов того же текста былины о Добрыне и Маринке. По-видимому, л.32 и л.38 с текстом былины – случайно разошедшиеся при брошюровке листы одной (черновой) записи данной былины. Текст же на л.31 об. – беловой вариант записи той же былины (без утерянного белового окончания).

Любопытен фольклорный контекст былин «Илья Муромец на Соколе–корабле» и «Добрыня и Маринка» в рукописном сборнике 1803 г.: историческая песня про Скопина–Шуйского с припевом виноградья; традиционное святочное виноградье «Кидали–метали в три невода»; рождественская песня «Ходили су робята по святым вечерам». Рукописная тетрадка 1803 г. весьма примечательна. По–видимому, некий общий круг (семейный? дружеский?) пытался составить тетрадь с песнями духовного содержания. При этом в понятие «религиозные песни» составителями включались и соответствующие вирши XVIII в., и фольклорные произведения, приуроченные к святочно–рождественскому периоду.

Таким образом, великоустюжская былинная традиция в настоящее время предположительно представлена четырьмя вариантами былины «Илья Муромец на Соколе–корабле» и одним текстом «Добрыня и Маринка». Местная эпическая традиция имеет некоторые, весьма специфические черты. Во–первых, это письменная форма бытования былин. Насколько нам известно, сборник 1803 г. – это второй, после Кирши Данилова, известный ученым пример рукописного существования былин. Письменное бытование былин, без сомнения, надо рассматривать как свидетельство актуальности эпического знания для культурного сознания великоустюжцев начала XIX в. Об этой актуальности говорит и то, что с данной рукописи, по–видимому, делалась какая–то копия: около многих произведений (в том числе и рядом с былинами) стоит помета «Писано» или «Переписано». Со старинного рукописного сборника делал копии, как указывалось выше, и Н.Е.Ордин.

Своеобразие местной былинной традиции заключается и в бытовании старины о Соколе–корабле в функции святочно–рождественского виноградья. Великоустюжский материал заставляет еще раз вернуться к проблеме, которая уже давно осознана фольклористикой – к проблеме «обряд и эпос». В восточнославянской, южнославянской, румынской и молдавской фольклорных традициях зарегистрированы многочисленные примеры героических коляд – функцинирование песен эпического характера как обрядовых. Исследователи вполне справедливо выдвигают гипотезу о том, что эпические песни изначально связаны с обрядовой ситуацией пира, на котором пелись песни–славы, песни–оплакивания и песни–хулы [3] . Однако одновременно в науке поставлен вопрос об «утилизации былин и исторических песен как обрядовых» [4] , то есть о вторичном использовании эпики в обряде.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Мы полагаем, что решение вопроса о героических колядах (как и других обрядовых формах эпоса) лежит в видении трехэтапного процесса: зарождение эпического начала в обрядовой жизни → выделение песенных эпических форм из обряда и расцвет их в определенных, недвусмысленных жанровых видах → вторичное прикрепление на позднем этапе песенного эпоса к определенным обрядам. Великоустюжский регион как раз и демонстрирует нам, как на названном позднем этапе бытования былины и исторические песни находят себе место в обряде колядования.

Великоустюжский материал заставляет задаться еще одним вопросом: где, в какой точке сложилась традиция включения песенной эпики в календарный обрядовый цикл? Западнее и севернее Великого Устюга, в признанных былинных регионах (Заонежье, Пудожье, Беломорское Поморье, Пинега, Кулой, Мезень, Печора), фактов обрядового исполнения песенной эпики не зарегистрировано. Зато явления подобного рода отмечены в Глазовском уезде Вятской губернии, в Тобольском и Енисейском краях [5] . По отношению ко всем названным регионам Великий Устюг выступает в той или иной мере метрополией. Общеизвестно, что в XVII в. этот город играл роль точки, в которой формировались колонизационные потоки на восток. Песенно–эпическая традиция Вятского, Тобольского и Енисейского краев, без сомнения, так или иначе связана с Великим Устюгом. Поэтому, мы полагаем, такая форма исполнения песенной эпики, как обрядовая, родилась на великоустюжской земле.

Наконец, встает еще один вопрос – о времени и месте сложения самого былинного сюжета «Илья Муромец на Соколе–корабле». В свое время Б.Н.Путилов посвятил этой былине специальную статью. Вслед за В.Ф.Миллером исследователь выделил три версии, причем великоустюжские, вятские и енисейские тексты составили одну (первую) версию. Б.Н.Путилову было известно пять текстов этой версии; мы можем оперировать десятью вариантами. Особенность данной версии состоит в том, что после описания Сокола–корабля, на котором находятся Илья Муромец и Добрыня Никитич, следует приказ турецкого царя Салтана Салтановича захватить русских богатырей; Илья велит Добрыне принести тугой лук и калену стрелу, приговаривает стреле лететь в белу грудь Салтану, после чего туречана зарекаются водиться с Ильей Муромцем. Во второй версии, поволжской, на корабль нападают татара с калмыками; тогда Илья поваживает по своим чудесным пуговицам, в результате чего в пуговицах лютые львы разревелися, и татары в испуге побросалися в сине море. Третья версия (условно – казачья) определяется нападением орла на Сокол–корабль. Сизый орел хочет потопить корабль, сев на деревцо кипарисное, но Илья стреляет в него и убивает.

Б.Н.Путилов не без основания полагал, что былина о Соколе–корабле, как и сюжет «Илья Муромец и разбойники», возникла во второй половине XVI–XVII вв. Исследователь писал:«Они развивают традиции русского эпоса, но развивают их в условиях определенного распада эпической эстетики и сами являются проявлением и выражением этого распада» [6] . По мнению Б.Н.Путилова, «обе былины несут на себе яркий отпечаток южнорусского, позднего эпического творчества». В.Ф.Миллер также считал, что сюжет «Илья Муромец на Соколе–корабле» возник в южной Руси – у казаков:«был когда–то сложен ими и от них пошел гулять по народу» [7] .

Мы склонны согласиться и с характеристикой самого былинного сюжета, и с его условной датировкой, данной нашими предшественниками. Однако, по нашему мнению, нет никаких оснований приписывать зарождение данного сюжета южной Руси. Очевидно, что топоним Хвалынское (Каспийское) море и имя турецкого царя Салтана Салтановича могут рассматриваться как общеэпические, а не специфически южнорусские. Других же признаков юга Руси в тексте былины не отмечается. Для того чтобы определиться, в южной или северной Руси сложился этот былинный сюжет, стоит, вероятно, задуматься над вопросом: какая из версий является исконной, первичной?[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Очевидно, что черты эпического богатырства наиболее четко просматриваются в первой (то есть великоустюжской) версии. Здесь Илья Муромец противостоит не сизому орлу, вражеская природа которого не совсем понятна (третья версия), а туречанам и турецкому царю Салтану (явные наследники былинных татар). В первой версии противоборство носит воинский характер (Илья стреляет в Салтана каленой стрелой), а не магический (пугает врагов ревом лютых львов из пуговиц – вторая версия). Несмотря на то, что и первой версии явно не хватает эпической масштабности коллизий, данная группа текстов намного более приближена к классическим образцам героических былин, чем остальные варианты, что и позволяет нам считать первую, то есть великоустюжскую, версию первичной. Во второй и третьей версиях, на наш взгляд, наблюдается дальнейший «распад эпической эстетики». Таким образом, мы полагаем, что сюжет «Илья Муромец на Соколе корабле» сложился на Русском Севере в районе Великого Устюга в XVII в., а оттуда распространился двумя колонизационными потоками: на Вятку и в Сибирь, где сохранилась первичная версия; в Поволжье, в казачьи районы, на Алтай, где былина претерпела дальнейшие изменения.

// Рябининские чтения – 2003
Редколлегия: Т.Г.Иванова (отв. ред.) и др.
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2003.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф