Иванова А.А. (г.Москва)
Мифологический ландшафт Пинежья, Кенозерья, Поморья: К проблеме этнокультурных диалектов Vkontakte@kizhi

Рис. 1. Пространственная организация культурного ландшафта КенозерьяРис. 2. Пространственная организация мифологического ландшафта пинежской деревниРис. 3. Мифологическая картина мира Поморья

Аннотация: В статье, посвященной проблеме выявления и описания этнокультурных диалектов, с позиций концепции культурного ландшафта рассматривается и сравнивается мифологический пантеон трех субрегионов Русского Севера - Пинежье, Кенозерье, Поморье.

Ключевые слова: севернорусский этнокультурный диалект; районирование; культурный ландшафт; мифология;

Summary: In the article, devoted to the problem of identifying and describing ethno-cultural dialects, from the standpoint of the concept of cultural landscape, the mythological pantheon of three sub-regions of the Russian North - Pinezhye, Kenozero, Pomorie is considered and compared.

Keywords: northern Russian ethnocultural dialect; zoning; cultural landscape; mythology;

Диалектный характер русской традиционной культуры был осознан еще исследователями XIX в., но до сих пор выявление и описание этнокультурных диалектов и их внутреннее районирование относится к разряду трудно решаемых проблем, чему есть объективные и субъективные причины. К таковым, к примеру, можно отнести несовершенство исследовательского аппарата, посредством которого выявляются и описываются разные пространственные масштабы ее проявления. Используемый для этих целей исследовательский инструментарий (общерусский, региональный, локальный) не соответствует уровням ее объективной (более сложной!) структурированности (для Русского Севера могут быть выделены и другие - субрегиональный, сублокальный, идиолектный). Учет многоярусной таксономичности пространственной структурированности традиционной культуры дает возможность отойти от привычного (плоскостного) видения и очерчивания ареалов этнокультурных диалектов, поскольку предполагает введение еще одной координаты - вертикальной. Благодаря этому одна и та же территория имеет не одну, а пучок разномасштабных границ, соотносимых с разными уровнями этнокультурной идентичности [1] . При этом каждый таксон отличается не только пространственным масштабом проявления, но и своим типом соотношения в нем универсального и специфического слоев в жанровом, сюжетном и мотивном репертуаре, способах и контекстах его воспроизведения и проч. Действие охарактеризованного полимасштабного «лифта» можно сравнить с эффектом Google Maps: чем меньше избранный масштаб аналитики территории, тем однородней, универсальней видится исследователю его культурная традиция, поскольку мелкий масштаб дезактуализирует, «гасит», делает латентными диалектные различия. Неслучайно именно он позволяет выявлять общерусские культурные доминанты, представленные на всех уровнях таксономической шкалы, - от регионального до идиолектного - и тем самым снимает остроту противостояния таксонов более низких (крупномасштабных) уровней по признакам свой/ чужой и общий/отличный. Например, для регионального масштаба, очерчивающего традиционный севернорусский тип культуры, в качестве релевантных признаков обычно называют следующие: приречный тип расселения; промысловый характер хозяйственной инфраструктуры; жилище, объединенное под одной крышей с хозяйственными постройками; приверженность значительной части населения старообрядчеству; сарафанный комплекс традиционного женского костюма; причетный тип свадьбы; высокий удельный вес в жанровой системе разнообразных эпических форм, чудских нарративов, причитаний. При переходе с мелкого масштаба на более крупные универсальные признаки как бы расслаиваются, и общая картина этнокультурных границ усложняется. В итоге севернорусская промысловая инфраструктура потребует разделения на морскую и лесную, причеть - на сольную и групповую и т. д. Соответственно будет меняться конфигурация ядерных и периферийных зон этнокультурных диалектов, а изоглоссы, изопрагмы и изодоксы (линии, выделяющие, охватывающие или разграничивающие отдельные явления и элементы языка, материальной и духовной культуры) не совпадут.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Снять остроту подобных «нестыковок» позволяет концепция культурного ландшафта (КЛ). Под последним понимается «природно-культурный территориальный комплекс, сформировавшийся в результате эволюционного взаимодействия природы и человека, его социокультурной и хозяйственной деятельности и состоящий из характерных сочетаний природных и культурных компонентов, находящихся в устойчивой взаимосвязи и взаимообусловленности» [2] . Согласно одной из исследовательских моделей [3] , в него входит нескольких системных компонентов: природная среда обитания, сообщество людей, проживающих в ней, их хозяйственная деятельность, способ селенческого обустройства жизненной ойкумены - селитьба (жилые, хозяйственные, культовые постройки, их экстерьеры, интерьеры, способ пространственной организации на местности) [4] , язык, культура (духовная и материальная). Два последних компонента, будучи составной частью системы КЛ, являются также вербальными и паравербальными кодами его описания, по отношению к которым остальные компоненты выступают в качестве смысло- и текстопорождающих референтных оснований, а также контекстов их воспроизведения, вариативности и эволюции [5] . Посредством этих «языков» осуществляется межпоколенная трансляция этнически значимой информации, в том числе мифологической, запечатлевшей архаические формы восприятия людьми окружающего пространства и нормы поведения в нем. Еще одно преимущество концепции КЛ состоит в том, что она позволяет системно анализировать и сравнивать друг с другом культурные ландшафты не только разного масштаба, но и типа, что мы и попытаемся сделать на примере мифологического пантеона севернорусских деревень приречного (Пинежье), приозерного (Кенозерье [6] ) и поморского (Поморье) типа.

Как известно, освоение Русского Севера исторически соотносилось с акваториями рек, озер и морей (см. соответствующую номинацию местных жителей - двиняне, важане, мезёна, пинежане, суряне, кулойцы, печорцы, кенозёра, онежане, поморы и др.). Подобные предпочтения были продиктованы тем, что в условиях бездорожья и в суровых природно-климатических условиях они выполняли роль транспортных артерий и были основными источниками существования: вдоль береговой линии располагались заливные луга, пахотные земли, места, отведенные для ловли рыбы. Природное пространство, пригодное для обустройства и жизнедеятельности континентальных северян, имело ярко выраженный экотонный характер (рис. 1) [7] .

Особенности зонирования жизненной ойкумены определили пространственную организацию мифологического ландшафта кенозерских и пинежских деревень и состав пантеона, его репрезентирующего (рис. 2).

Главенствующие позиции в системе «хозяев» природных и домашних локусов занимали три персонажа - домовой (центральная зона), леший и водяной (зоны дальней периферии), остальные (банник, овинник, гуменник, амбарник, полевик, др.) размещались между ними в ближней периферии [8] . Таким образом, топофобный/ топофильный характер мифологического персонажа (МП) напрямую зависел от его пространственного положения в картине мира. Соответственно домашних духов именовали ласково, по-домашнему, сравнивая с предками или живыми хозяевами, а дальних природных - почтительно, с опаской, ср.: домовой (ая) /дворовой ^ хозяин, батюшка, большацёк, большушка, доможирушка, жихарка (кеноз.), хозяин, дедушка, бабушка, доможирушко, домовеюшко, домовидушко, доманушко (пинеж.); леший/лешачиха ^ лесной царь, лесная царица, лесной хозяин, лесовой, лешак (кеноз.), лесной хозяин, лешак, боровой, едомяха [9] (пинеж.); водяной/русалка ^ хозяин воды, водяник, водяница (кеноз.), водяной чертушко, чиликун, дедушка водяной (пинеж.).

Совпадения в составе и пространственной организации мифологических ландшафтов Кенозерья и Пи- нежья не исключали различий в репертуаре поверий и нарративов, с ними связанных: последние напрямую зависели от характера хозяйственной инфраструктуры КЛ. Так, в Пинежском районе Архангельской области наиболее частотно фиксируемый сюжет о лешем повествует о том, как он пугает человека, заночевавшего в лесной избушке [10] , а на территории Кенозерского национального парка - о том, как леший «закрывает» скот (на Пинежье данный сюжет устойчиво связывается не с лешим, а с колдуном). Подобные расхождения можно объяснить тем, что промысловые путики пинежан обыкновенно находились на удаленном расстоянии от деревень, поэтому охотники уходили на промысел на длительный срок: соответственно каждый имел свою лесную избушку. Пинежане чаще называют их не лесными, а боровыми, подчеркивая тем самым их удаленность от обжитого пространства: эта территория рассматривается как место обитания лешего (или борового), поэтому приход последнего к ночующему в избушке охотнику считается едва не обязательным событием во время промысла. На Кенозерье же местные жители отдавали предпочтение рыбалке, охотились в непосредственной близости от дома, как следствие не было необходимости в возведении в лесу временного жилья. В конечном счете разница в промысловых предпочтениях (охота, заготовка и сплав леса на Пинежье, ловля рыбы на Кенозерье) сказалась на разной степени популярности лешего и водяного/русалки в рассматриваемых субрегионах Русского Севера. Подтверждение сказанному - «агрессивность» их номинации в наши дни, распространяющаяся на других МП, в частности - банника [11] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В сравнении с Пинежьем и Кенозерьем мифологический ландшафт Поморья имеет ряд существенных отличий (рис. 3), как и культурный ландшафт в целом.

Жизнь и культура поморов, проживающих в деревнях по берегам Белого моря, тесно связана с последним [12] : «Морем живем - все сказано этими словами. У моря, на морских бережках поселяемся. На его морских просторах трудимся, оно нас кормит»; «Море для помора и друг, и помощник, и вражина»; «Без Моря-Морюшка поморам не жить. Вся наша жизнь тут, в ём - и радости, и горюшко». Не случайно морские «хозяева» (водяник, морской со- тан, морской змей/червь, русалка), образовав разветвленную систему, заняли в мифологическом пантеоне Поморья ключевую позицию, поделив между собой морское пространство: водяник и русалка обитают в прибрежной акватории Белого моря, морской сотан - в дальней, морской змей - в проливе Горло, отделяющем Терский берег Кольского полуострова в Мурманской обл. от Зимнего берега в Архангельской обл. Они же инициировали появление в обрядовой сфере разнообразных жертвенных и обережных ритуалов, молений на попутный ветер, заговоров на спуск корабля на воду, на удачу в рыбном и зверобойном промысле, а также плачей-ожиданьиц.

Литература

  1. Абрамова А. А. Озеро в культурном ландшафте Кенозерья // Кенозерские чтения - 2013. Культурные ландшафты: традиции для развития: сборник материалов VI Междунар. науч.-практ. конф. / сост. М. Н. Мелютина; отв. ред. Е. Ф. Шатковская. Архангельск: ООО «Типография № 2», 2015. С. 112-117.
  2. Иванова А. А. Река в культурной традиции Пинежья // Актуальные проблемы полевой фольклористики. М.: МГУ, 2002. С. 141-152.
  3. Иванова А. А. Фольклор как форма репрезентации и интерпретации культурного ландшафта // Культурные ландшафты России и устойчивое развитие. Четвертый выпуск трудов семинара «Культурный ландшафт» / под ред. Т М. Красовской. М.: Геофак МГУ, 2009. С. 39-45.
  4. Иванова А. А. К проблеме таксономической структурированности фольклорного репертуара // Концепция мира и человека в русской и зарубежной литературе: теория и практика изучения художественного произведения: Материалы I Всерос. науч.-практич. конф. 28 марта 2011 / под ред. Т А. Золотовой. Йошкар-Ола: МарГУ, 2011. С. 31-46.
  5. Иванова А. А. Полимасштабность как феномен пространственной структурированности живой фольклорной традиции // Фольклорные традиции Севера и Северо-Запада России: ареальные исследования в контексте этнокультурных взаимосвязей: Сб. науч. статей по материалам Всерос. науч. конф. (Санкт-Петербург, 27-30 сентября 2014 г.). СПб., 2016. С. 321-330.
  6. Иванова А. А. «Ране везде хозяева были...»: леший в культурном ландшафте Кенозерья // Кенозерские чтения - 2015: Заповеданное Кенозерье: природа, культура, человек: сб. материалов VII Всерос. науч.-практич. конф. Архангельск, 2016. С. 101-116.
  7. Иванова А. А. «Каждый кустик ночевать пустит, если хозяина попросишь.»: гений места в традиционной культуре // «Гений места» в русском искусстве ХХ века: Материалы Всерос. науч. конф., посвященной 135-летию И. И. Машкова. Волгоград: Панорама, 2016. С. 43-50.
  8. Иванова А. А. «Старая погудка на новый лад» (к проблеме реновации локальных мифологических систем) // Демонология как семиотическая система: Материалы V Междунар. науч. конф. Москва, РГГУ, 24-26 мая 2018 г. / сост. и ред. О. Б. Христофорова, Д. И. Антонов. М., 2018. С. 61-68.
  9. Иванова А. А. Архетипическая модель организации севернорусской селитьбы (традиции и современность) // Художественные миры XXI века. Пути интеграции архитектуры и арт-практик / авт.-сост. и отв. ред. Т. Г. Малинина. М.: БуксМАрт, 2020. С. 208-215.
  10. Калуцков В. Н. Ландшафт в культурной географии. М.: Новый Хронограф, 2008. 317 с.
  11. Калуцков B. H., Иванова А. А., Давыдова Ю. А., Фадеева Л. В., Родионов Е. А. Культурный ландшафт Русского Севера. Пинежье, Поморье. Семинар «Культурный ландшафт»: первый тематический выпуск докладов. М.: ФМБК, 1998. 136 с.
  12. Кулешова М. Е. Функционально-планировочная организация крестьянских культурных ландшафтов Кенозерья // Культурный ландшафт как объект наследия / под ред. Ю. А. Веденина, М. Е. Кулешовой. М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. С. 247-285.
  13. Культурный ландшафт как объект наследия / под ред. Ю. А. Веденина, М. Е. Кулешовой. М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. 617 с.
  14. Мифология Пинежья / сост., вст. ст., коммент. А. А. Ивановой. Карпогоры, 1995.
  15. Теребихин Н. М. Метафизика Севера. Архангельск: Поморский ун-т, 2004. 272 с.

// Рябининские чтения – 2023
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2023. 526 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф