Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 235Параллельное существование языков, их оппозиция и процессы заимствования в фольклористике рассматриваются более всего в плане взаимодействия этносов. Однако это не единственная сфера, пронизанная встречными движениями самостоятельно сложившихся явлений. «Иной» язык и отмеченные им тексты привлекательны в различных обстоятельствах: сакральных, повышающих статус, удовлетворяющих творческому поиску.

Для фольклористики XIX–XX вв. рабочей оппозицией своего/чужого служило противопоставление крестьянского (деревенского) и городского в оценке явлений фольклора, как эстетических, так и историкоморфологических. Эта тенденция сложилась и постоянно проявлялась в области художественной критики, пестовавшей созидание национальной композиторской школы. Со временем становилось очевидным постоянное сопряжение различных временных и стилистических пластов песенной культуры, а также обилие импульсов, контактов, «провокаций» с разных сторон. Однако проблема не была сформулирована, не случилось неожиданных открытий, которые не раз провоцировали новые стадии развития фольклористики и существенно расширяли ее поле. Этой роли не могли сыграть попытки наблюдения и фиксации «современного фольклора» (школьного, солдатского, студенческого и пр.) в силу необходимого допущения: все эти явления не прошли достаточной глубины времени, так что можно говорить о предпосылках традиции, о родственных фольклору механизмах порождения и передачи текста, но не о фактах фольклора (продукта традиции).

Между тем русская песенная культура располагает отличным «контрольным материалом» – книжные песни и рукописные песенники запечатлели параллельный классическому фольклору поток обжитых, любимых, повторяемых, устойчиво бытующих песен, что дает возможность наблюдений и накоплений фактов, ведущих к попытке системного анализа [1] .

Тема настоящего доклада отличается от указанных в сноске публикаций направлением движения – не от рукописей, но от устных традиций. Подобный опыт (и именно с пинежским материалом) был осуществлен в издании «Песни Пинежья» [2] . Комментарии З.В.Эвальд, занимающие едва ли не половину тома, представляют собою цикл этюдов, посвященных произведениям устной традиции, которые были услышаны и записаны в период цветения традиции и зрелого творчества создававших ее мастеров. Уникальна широта обзора: жизнь/история песен прослежена от рукописных песенников и изданий XVIII в., причем учтены как поэтическая, так и мелодическая стороны их бытия. В результате последовательного описания складываются формулировки, иногда условные, но выразительные и способные служить орудиями для дальнейшей работы. Некоторые из них спустя долгое время (в поздних работах Е.В.Гиппиуса) получили отточенно ясное выражение (обиходное пение, инвенционное многоголосие и др.). Однако общая идея – истории песен (или предистории для собственно пинежских устных традиций) – не получила дальнейшего развития.

Захватывающий интерес в томе «Песен Пинежья» вызывает лирика – как великолепные расшифровки, так и данные в комментариях описания, основанные на проникновении в процесс творчества мастеров-«певуль». Понимание личного участия певцов в создании текста и выработки особенного индивидуального стиля воплощено в необычном строении корпуса песен – в соответствии с «песенными школами». Последнее определение не может быть приравнено к локальной традиции, поскольку основанием для выявления школ является не территориальное членение (хотя бы и основанное на историко-этнографических предпосылках), но само существование этих вершинных достижений песенного искусства.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Это была единственная в своем роде ситуация встречи равновеликих сторон, фольклористов и живых фактов искусства; исследователи не только запасали «впрок», удерживали для будущего беззащитные перед течением времени артефакты, но с полной ответственностью входили в этот мир, познавая его многосторонне,стр. 236 и не в последнюю очередь, в «четвертой координате» – времени/истории. В этой дальней стороне, как будто бы обособленной и отделенной от текущих событий, от культурной жизни города, они улавливали и указывали импульсы, идущие от городских новаций, что блестяще продемонстрировано «Музыкальными приложениями». В их составе пастораль XVIII в. («Молчите, струйки чисты», породившая песню «Последний час разлуки» [3] ), протяжная «Зоря» и недавно вошедшая в быт песня «Как родная меня мать» (на слова Демьяна Бедного). Все они приведены в нескольких воплощениях, что дает возможность ощутить местные песенные школы как часть общего процесса развертывания песенного пространства, русского «песенного языка», проявляющего себя во множестве частных форм, и при этом единого.

Записи последних лет позволяют увидеть подобные связи на фоне естественного угасания традиции.

Приведем несколько наблюдений. Наиболее неожиданное связано с рекрутскими песнями. Надо заметить, что состав их, образующий костяк обряда проводов, подвижен; в разных микро-локальных традициях (теперь уже это понятие более уместно, чем «школы») бывает разная последовательность и не одинаковая степень закрепленности песен за ситуацией. При этом рекрутские всегда самые большие, серьезные (выразительно их название – «почетные»); подобное именование и близкую функцию имели первые песни на метищах [4] . Не случайно в «Песнях Пинежья» рекрутские помещены в начале разделов выдающихся «школ» деревень Поганец и Кеврола. По логике авторов издания именно они представляли собой наилучшее воплощение местной песенной «школы», являлись результатом активной творческой работы.

Одна из рекрутских, «Как по первому по Невскому проспекту» [5] , по сию пору удержанная в репертуаре ансамблей Кевролы, Кушкопалы, Ваймуши, начинается перечислением примет Петербурга, достаточно поздних (Николаевский мост строился в середине XIX в., стал городской реалией в 1860–1870 гг.). При этом неспешно развертывающаяся картина прощания с рекрутами напоминает обряд проводов, сложившийся и отчасти сохранившийся на Пинеге (в Городецке / Поганце провожают до моста, в Ёркино и Кевроле – до берега).

Пример 1. Мелодия и текст – из Кевролы. Примечание: записана в 2009 г. от ансамбля «Кеврольские женки», д. Кеврола. Фактура представляет собой регистровое утроение мелодической линии; приводим нотировку среднего голоса.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Отметим, что перечисление географических названий – устойчивый прием для начала лирических песен (Ерослав-город испостроился лучше Киева, лучше Питера, лучше матушки каменной Москвы) или для построения игровых (вдова выбирает из Литвы короля, с Москвы скомороха) и т. п. В данном случае оно необычно не только составом названий, но и смыслом перечисления, как будто неким маршрутом. Но в тексте этой песни есть еще одна загадка – «скрытая цитата». Приведем параллель к тексту пинежской песни из рукописного песенника.

стр. 237Как по первому по Невскому было проспекту, ой По второму Николаевскому было мосту. По второму Николаевскому было мосту, ой Тут и шли-прошли лекрутикик мо… ой молодые.Тут ишли-прошли лекрутики мо… ой молодые,

За има же идут маменьки, отцы родные, Возле ручку идут девушки, жёны молодые. Во слезах пути-дороженьки они не видя, Во рыданьице словечушка не… ой не промолвят. Тут спроговорил, спромолвил да ле… ой лекрутишко: Вы не плачьте наши маменьки, отцы родныеНе рыдайте наши девушки, жёны молодые.

Пример 2. Партитура и текст. Примечание: рукописный песенник Отдела рукописей Российской национальной билиотеки, Q.XIV.150, л.65–65 об. Этот песенник не попал в поле зрения З.В.Эвальд – из материалов РНБ (Публичной библиотеки) она ссылается только на O.XIV.11.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Рукописный песенник, с которым до нас дошла эта уникальная запись, атрибутируется как ярославский и относится к 1770-м гг. [6] Объем совпадения – маленький фрагмент в обоих текстах – не является случайным. Именно таким образом книжные песни усваивались в устном обиходе, «прививаясь» к сложившимся формам, преображаясь в новые свои песни.

Этот процесс редко удается проследить в силу множества причин; первая заключается в том, что «исходные тексты» можно установить весьма условно. Исключительный случай представляют песни А. П. Сумарокова – некоторые из них устойчиво вошли в устно-письменную традицию книжных песен [7] . В рукописных песенниках чаще всего встречается «Толь награда за мою верность» (авторство ее подтверждает предание, а не сам А.П.Сумароков). Текст песни передается в полном объеме, хотя зачастую он бывает испорчен неверно понятыми со слуха словами. Самая долгая жизнь, в качестве книжной песни, и собственно в устной традиции – у песни «Помнишь ли меня, мой свет», в которой уцелело всего несколько сумароковских слов в инципите [8] .

В приведенной выше рекрутской песне нет и следа характерной мелодической формы песни книжной: строфа Ах любезная весна обусловлена чередованием пары 7-сложных стихов и 6-сложного; цепной повтор в «Как по первому по Невскому проспекту» «уравнивает» стихи в двухчастной строфе. Мелодического родства также нет. Однако в песенных запасах пинежских традиций живет сходный напев трехчастной строфы.

стр. 238[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Ах любезная весна, сколь приятна нам была, теперь тебя уж нет.Все цветы твои привяли и приятности пропали, покрылся мраком свет.

Перестали пташки петь и древа в саду зеленеть, зима холодна жмет.Ах прешедши дни драгия, ах часы наши златыя, завял наш красный цвет.

Золотая ты струна сподевалася куда, что не звенишь у врат.А ты ветрена Фортуна, сколь нас тяжко обманула, что нас теперь теснят.

Мы не чаяли вовек, кто б нам счастие отсек, а вот теперь секут.Слышим весточки плачевны, всем народом объявлены, кои к слезам влекут.

Злополучна эта весть сколь пронзительна нам есть, во злой рок нас ведет,Нагло с родом разлучает, зельно плакать заставляет, желчь горьку пить несет.

Мы теперь идем туда, не надеялись куда итьти нам никогда.Разлучаемся с своими, спознаемся со чужими, и знать нам жить всегда.

Разлучают нас с отцем, с матерью и братьям всем, с сестрами и с женами.Дети хоть были маленьки и во разуме глупеньки, пришло их оставлять.

Из своих домов ведут, в службу горьку отдают, в поход идти велят.Слезы мать с отцем спущают, сестры с братьями рыдают, ах сердце как язвят.

Жены наши вслед идут, горько плачут, вопиют с любезными детьми.Ах отец и мать драгие, сестры с братьями родные, престаньте плакать вы.

Сердце и без вас болит, но когда уж Бог велит, неможно пременить.Ты прощай, страна родима, се есть Вышняго судьбина, написано, где жить.

Ныне старой и младой сей страны с нами одной, воззрите вси на нас:Мы идем во страны дальни, где живет народ поганый, и там не узрим вас.

Будем в горе всегда жить и сражения чинить, а верных защищать.Вкруг нас буря обступила и сердца в нас познобила, и в той знать погибать.

Горе, беды и напасти, нужда, скорбь и многи страсти, солдатское житье. Хлад и глад и всяка нужда, горестна в походах служба, солдатское бытье.

Ах нещастье бедных нас! Кто не испустит слез из глаз, наш видя слезный взор.Бедность нашу всякой знает, плачет зельно и рыдает, пришед на сей позор.

Нам уж сколько не тужить, невозможно пременить, пора уж перестать.Слез потоки все отрите и в остальный посмотрите, впредь может не видать.

Пример 3. Текст и напев. Примечание: записана в 2010 г. от Е.Г.Морозовой в п.Сосновка.

Совпадение напевов убедительное, но поэтическая строфа устроена иначе: повтор мелодической фразы реализуется варьированным повтором первого стиха, замыкающий строфу стих не отличается от него по слоговому составу. Создается впечатление, что эти песни приоткрывают странную тайну – они сродни моментальным снимкам, запечатлевшим некогда происходившие движения. Активное состояние традиции, поглощающей, хранящей и перерабатывающей внешние импульсы, длилось не малое время. Об этом свидетельствуютстр. 239 «случайные», с классической точки зрения собирателя, вещи. Такова песня «В островах охотник», записанная в 2010 г. в д.Занюхча практически без утрат и перемен против рукописных песенников XVIII в. и публикаций XIX в. [9] Таков неожиданный распев песни «Уж как пал туман на сине море», приписываемой дяде Н.А.Львова, на голос «Яблочка» (записана в 2009 г. в д. Ваймуша). Такие «случайности» под определенным углом зрения могут поведать о динамичной, неодномерной жизни песенных традиций и, безусловно, обогащают наше представление о них.

Шел мальчишка бережком,Шел мальчишка крутен(и)ким, даПереходу да не нашел.

Нашел милой жердочку,Нашел(ы) милой тонен(и)ку, даПеребросил, сам пошел.

Жердочка сломиласе,Шляпочка свалиласе, даТут мой милай да утонул.

Увидала девица,Увидала краснаяИз высока да терема.

Брала, брала девица,Брала раскрасавицаКоромысло да новое.

Коромысло новое,Ведерко дубовое,Сама по воду ли да пошла.

Увидала девица,Увидала красная,По волнам шляпа плывет.

Скажи, скажи, шляпочка,Скажи распуховая,Где ж мой милый да утонул.

Засыпайся, речинька,Засыпайся, быстраяС гор желтым мелким песком.

Заростайте, бережки,Заростайте крутенин(и)ки, даШелковой мелкой да травой.

Век бы тебе, речинька,Век бы тебе, быстрая,Век бы да речкой не текчи.

• [1] Наблюдения такого рода, хотя и медленно, входят в научный обиход. Взаимодействию книжных песен и устных песенных традиций в святочных обходах посвящен очерк В.А.Лапина (Лапин В.А. Великий Устюг: Рождественско-святочная традиция XVIII–XIX веков. Опыт реконструкции // Русская народная песня. Неизвестные страницы музыкальной истории. СПб., 2009. С.6–47); эта проблема относительно исторических песен освещена в статье Е.Е.Васильевой (Васильева Е.Е. XVIII век: историческое сознание, исторический факт, историческая песня // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера. Материалы IV Междунар. науч. конф. «Рябининские чтения-2003». Петрозаводск, 2003. С.13–20); то же в связи с лирикой см. в статье Н.О.Атрощенко (Атрощенко Н.О. Лирика Карельского Поморья и «книжные песни» (к понятию «культурный центр») // «Рябининские чтения-2007»: Материалы V науч. конф. по изучению народной культуры Русского Севера. Петрозаводск, 2007. С.271–275), в статье и публикации материалов, выполненной Е.Е.Васильевой (Васильева Е.Е. Рукописный песенник XVIII века. К истории книжной песни // Русская народная песня. Неизвестные страницы музыкальной истории. СПб., 2009. С.48–131).
• [2] Песни Пинежья. Материалы фонограммархива, собранные и разработанные Е.В.Гиппиус и З.В.Эвальд / Под общ. ред. Е.В.Гиппиуса. М., 1937. Кн.2 (Труды Ин-та антропологии, этнографии и археологии; Т.7. Фольклорная серия; №2).
• [3] Комментарий к этой песне (№17, с.400–404) – один из самых обширных и поучительных. Раздел библиографии здесь включает ссылки на 33 песенника, 7 специальных фольклорных публикаций (в том числе сделанную от русских военнопленных Р.Лахом), «Полный сборник либретто для граммофона», запись из Фонограммархива, сделанную З.В.Эвальд от старого рабочего в белорусском городе Петриков, выполненное Д.К.Зелениным описание архива Русского географического общества.
• [4] Опираемся на дипломное исследование О.Поповой «Обряд проводов рекрута на Средней Пинеге» (кафедра русского народного песенного искусства Санкт-Петербургского государственного университета культуры, 2009 г.), учитывающее современные полевые материалы.
• [5] В «Песнях Пинежья» эта песня представлена в трех вариантах: №4 из д.Керга (верховья Пинеги, раздел Малопинежье и Выя) Как то спо славному спо главному прешпехту, / Туда шли-прошли солдаты молодые (единственная в этом разделе «рекрутская»); №90 из д.Засурье (раздел деревни Сурско-Поганцевской группы) И как по первому по Нефскому да проспекту, / По фторому Николаефскому мосту (в этом разделе первенствуют песни «певуль» из д.Поганец; рекрутские у них наиболее сложные и распетые: Еруслафьськая да нашая губериня (№55), Солуцилось в домицьке несьцясьё (№56), Што то ле во нонешнём то во годе (№57). Из д.Сура рекрутские Пей жа моя буйна голоушка (№69), из д. Пахурово По шырокой то было славной юлицы (№107); №135 из Кевролы (деревни Карпогорской группы): Как по первому по Нефьскому да проспехту, / Ой по фторому иколаефьскому мосту (еще две песни имеют такую «рекрутская»: Ой спо дорожоньке было по широкоей (№ 136) и Не во Питер да не эх не во Москву (№137). Рекрутских песен из других деревень Карпогорской группы нет.
• [6] Атрибуция основывается на составе сборника: в начале его помещены многолетия Екатерине II, Вел. кн. Павлу, его супруге Марии Феодоровне, их старшим сыновьям, митрополиту ярославскому Самуилу, в панегирических кантах встречаются имена и реалии екатерининского царствия. Сведения, которые дают филиграни и почерк рукописи, соответствуют этой датировке. Песенник отличается исключительно четкой организацией, состоит из трех разделов, имеющих названия: псалмы (духовная лирика), канты (включает оды и панегирики) и песни ( в том числе более десятка песен, принадлежащих устной традиции). «Ах прекрасная весна», первый опыт рекрутской песни, открывает третий раздел.
• [7] Опираемся на диссертационное исследование К.Кадедду «„Книжная песня“ в русской культуре и песенное наследие А.П.Сумарокова». Рим, Университет Tor Vergata, 2010. Рукопись.
• [8] Подобное произошло и с песней безымянной «талантливой поэтессы» (по А.В.Позднееву) «Ах свет мой горький» – песни устной традиции усвоили и по-своему развернули образ «печального сердца» (один неполный стих).
• [9] О чем свидетельствует, в частности, названный по песне песенник 1898 г., приведенный в библиографическом списке. Песня записана экспедицией кафедры русского народного песенного искусства СПбГУКИ в 2010 г.; в «Песнях Пинежья» не опубликована.