Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 326При рассмотрении южнокарельской эпической песни о сватовстве выявляются архаичные мотивы, бытовавшие во многих фольклорных традициях мира. Наряду с явным типологическим сходством многие из них получили свою специфическую окраску. К таким мотивам можно отнести мотив чудесного рождения, истоки которого уходят своими корнями в далекое прошлое и берут свое начало из мифа о непорочном зачатии, распространенного у всех народов мира. Исследованиями по данной проблематике занимались многие ученые, стремившиеся в своих работах раскрыть истинную причину его возникновения [1] .

По мнению С.А.Токарева, формирование мотива начиналось в эпоху глубочайшей древности, во времена господствования группового брака, «делающего факт физиологического отцовства не только недостоверным и неочевидным, но и просто безразличным» [2] . Древний человек не до конца осознавал роль мужчины при рождении, созидательницей рода считалась только женщина, понимание отцовства появилось гораздо позже. Следует отметить в этой связи фактические материалы и наблюдения, приведенные В.Я.Проппом в статье «Мотив чудесного рождения» [3] . Ученый в исследовании опирается на данные, зафиксированные у австралийцев, которые еще в недавнем времени стояли на низшей ступени культурного развития, уже давно пройденной другими народами. Австралийцы с уверенностью говорили, что «ребенок не есть непосредственный результат полового общения, что он может явиться и без общения» [4] . Вероятно, так изначально думали и другие первобытные люди. Таким образом, на ранней ступени исторического развития поверье о непорочном зачатии (без участия мужчин) существует в форме простого верования. Миновав определенный этап развития, человечеству становятся известными подлинные причины деторождения, однако нередко наряду с новыми знаниями сохраняется вера в так называемое «непорочное зачатие».

Мотив, обладая характерной устойчивостью, на протяжении многих столетий претерпевал значительные изменения наряду с другими явлениями. В.Я.Пропп выделил основные этапы его развития: на более примитивных ступенях человеческой культуры мотив «чудесного рождения» приписывается всем без исключения [5] , обычно это связывают с тотемистическими верованиями и представлениями о партеногенезе. С возникновением монархии и богов такое рождение становится «прерогативой царей и богов, а обыкновенные люди рождаются обыкновенным образом» [6] . Чудесное зачатие связано с предметами, так или иначе символизирующими плодородие. Это могут быть плоды или ягоды различных растений, вода, рыба (символ плодовитости), луна, рог или рогатый зверь, змей [7] .

В карельской фольклорной традиции указанный мотив получил широкое распространение в сказочной, а также в рунопевческой традиции. В южнокарельских эпических песнях чудесное зачатие могло произойти от съеденного плода или ягоды. Согласно наблюдениям ученых, практически у всех народов мира отмечен обычай есть плоды, способные вызвать беременность. «Никакое животное не может сравниться по плодовитости с деревом, на котором тысячи плодов, рассматриваемых как дети этого дерева» [8] . Подобного рода воззрения нашли свое отражение в мифах культурных народов древности, а вера в необычную силу некоторых плодов и деревьев сохранялась на протяжении длительного времени. Необходимо обратить внимание, что плод, имеющий внутри себя многочисленные зерна, по народным представлениям, мог служить особо сильным средством для появления беременности. Так, например, гранатовое яблоко с многочисленными зернами не только при съедении, но даже при прикосновении могло вызвать зачатие [9] .

В южнокарельской традиции плодом, вызывающим непорочное зачатие девы, служит ягода, чаще всего земляника. Внутри ее имеется большое количество мелких зернышек, которые, по поверьям, могли способствовать появлению беременности. Наряду с земляникой такое же свойство приписывается другой ягоде – бруснике; в вариантах эти две ягоды выступают как синонимы. Следует указать также, что растут этистр. 327 «чудодейственные» ягоды не просто в лесу или на лугу, а находит их девушка на «святой меже» (pyhä piendar – святая межа), реже на горе или болоте. Во многих культурных традициях все вышеупомянутые локусы являются своеобразной границей между мирами, произрастание ягоды на которых, возможно, придавало ей магическую силу.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Зачатие в южнокарельских рунах могло произойти и от съеденной рыбы, с которой в карельской традиции связаны многочисленные верования и тотемистические представления. В первую очередь, рыбе приписывали репродуцирующую функцию, что объясняет ее использование в качестве ритуального блюда (рыбника) в любовной и свадебной обрядности карелов и вепсов [10] .

Третьим способом непорочного зачатия, встречающимся только в южнокарельской эпической традиции, является зачатие от волос. Действие в эпических песнях развивается следующим образом: непорочная дева находит три волоска и не знает, что с ними делать – «бросить в огонь грешно, бросить в воду – еще грешнее». Девушка кладет волоски за свою правую щеку, беременеет и рождает трех сыновей.

В древних представлениях многих народов сохранились верования, согласно которым волосы обладали большой магической силой. Карелы, например, издревле приписывали волосам замужней женщины необычайные свойства, отличные от свойств волос мужских. По этой причине женщина всегда должна была прятать их, а выпавшие во время расчесывания или состриженные волосы нельзя было выбрасывать на улицу, их полагалось сжигать в печи. До настоящего времени широко распространена в народе карельская пословица: «Miehen tukka tuuleh, naisen tukka tuleh» – «Мужские волосы – на ветер, женские волосы – в огонь». По-всеместно среди карельского населения был распространен обычай собирать выпавшие волосы в специальный мешочек, который после смерти клали покойному в гроб. Волосы зачастую служили оберегами, их широко использовали в любовной и лечебной магии. У знахаря был специальный мешочек, в котором он хранил кости мертвецов, землю с могил, ногти и волосы умерших: «Tietäjälla oli pussissa kuolien luita, kalman multoa, kuolien kynsie ta kuolien tukkaa» [11] – «У колдуна в мешочке кости мертвецов, земля могильная, ногти и волосы умерших» (перевод мой. – В.М.). При помощи выпавших волос знахари могли навести порчу, приворожить мужчину. По верованиям карелов, в девичьих волосах заключалась «лемби» девушки – ее славутность, привлекательность, обаяние. Если девушку не сватали и не приглашали на танцах, она должна была украдкой взять ленту из косы «славутной» девушки, вплести в свою косу, поднимая тем самым «лемби» у себя [12] .

Невестины волосы являлись одним из основных объектов оплакивания в карельских свадебных плачах, исполняемых при расчесывании волос или расплетании косы. Указанный обряд «отпускания воли» являлся ключевым во всей свадебной церемонии в доме невесты-андилас [13] : собирающаяся замуж, уходящая из родного дома в чужой дом и чужую семью девушка прощается с девичеством. В церемонии расплетания косы участвуют родственники и подружки невесты, они поочередно расчесывают волосы, вплетают многочисленные ленты. Какое-то время невеста находится с распущенными волосами, и только перед приездом жениха их убирают в косы. Во многих свадебных плачах расчесывание изображается как насильственное отнятие у невесты волос. Иногда невеста просит хранить ее волосы как память, запереть в сундуке, в шкатулке (КП:119. С.214–215) [14] .

В древности у прибалтийско-финских народов, ижоры и води, существовал обычай стричь волосы девушкам, выходящим замуж, впоследствии замужняя женщина всегда должна была носить головной убор [15] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Обряд пострижения, позже – прятанья волос, связан с верой в их магическую силу и символизирует полное отлучение невесты от родного дома [16] .

С волосами связано большое количество всевозможных табу. Девичью косу и даже ленты, которые были вплетены в косу, нельзя было трогать. Финский ученый А.Хямяляйнен высказывал предположение о том, что наличие запретов в отношении волос свидетельствует о существовании представления, согласно которому волосы понимались как средоточие жизни и жизненной силы человека [17] . Е.Кагаров отмечал, что волосы и глаза в народных верованиях представляются обителью души, его «оренды» [18] . Эта гипотеза нашла свое подтверждение в исследовании В.Н.Чернецова. В своей работе автор подчеркивает, что у обских угров голова (встр. 328 частности, волосы) была обиталищем четвертой души – lili, которая всегда находилась при человеке и придавала ему силу и мужество. В.Н.Чернецов ссылается на письменный памятник XVIII в. «Краткое описание о народе остяцком» Григория Новицкого, в котором повествуется о шамане, предостерегавшем кондинских манси в связи с их крещением в христианскую веру: «Блюдитеся, друзи, сего, егда будут вам стрищи волосы, то вырезывати мут из вашей души» [19] .

Рассматривая функции тотемного предка и тотемических центров, Н.А.Криничная приводит пример из мифов, согласно которому рождение детей соотнесено с тотемным предком и тотемическим центром непосредственно: «Мы спустимся здесь вниз и поселимся в нашем аува <…>. Мы назовем его „местом волос ребенка“ – Пукауваянгана. Мужчины, которые придут на эту землю, будут „вызывать“ отсюда, из аува, ребенка-мальчика, детей-мальчиков, и женщины повсюду будут беременеть» [20] . Позднее данный мотив трансформировался в мотив чудесного рождения, в частности, непорочного зачатия. Нередко он утрачивает признаки изначальной связи с тотемистическими представлениями [21] .

В целом мотив чудесного рождения в южнокарельской эпической руне о сватовстве имеет типологическое сходство с другими фольклорными традициями. Специфическим является зачатие от волос, получившее распространение в силу древних верований карелов в их магическую силу.

• [1] Лафарг П. Очерки по истории культуры. М.; Л., 1926. С.183–191; Штернберг Л.Я. Первобытная религия. Л., 1936. С.490–491; Пропп В.Я. Мотив чудесного рождения // Сказка. Эпос. Песня. М., 2007. С.59–101; Кабакова Г.И., Толстая. С.М. Зачатие // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. М., 1999. Т.2. С.282–284.
• [2] Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1990. С.544.
• [3] Пропп В.Я. Мотив чудесного рождения. С.59–101.
• [4] Там же. С.61.
• [5] Там же. С.62.
• [6] Там же. С.62.
• [7] Седов Л.А. Рождение // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. М., 1992. Т.2. С.387.
• [8] Штернберг Л. Я. Первобытная религия в свете этнографии. С.440.
• [9] Пропп В.Я. Мотив чудесного рождения. С.66.
• [10] Винокурова И.Ю. Животные в традиционном мировоззрении вепсов (опыт реконструкции). Петрозаводск, 2006. С.208.
• [11] Karjalan kielen sanakirja. Helsinki, 2005. Т.6. S.270.
• [12] Фонограммархив Института языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН, 741/1 (далее – ФА). Первая цифра – номер кассеты, вторая – порядковый номер записи на ней.
• [13] Конкка У.С. Поэзия печали. Петрозаводск, 1992. С.212–217.
• [14] Карельские причитания / Изд. подгот. А.С.Степанова, Т.А.Коски; Науч. ред. У.С.Конкка; Предисл. А.Степановой. Петрозаводск, 1976 (далее – КП).
• [15] Гаген-Торн Н.И. Магическое значение волос и головного убора в свадебных обрядах Восточной Европы // Советская этнография. 1933. №5/6. С.79.
• [16] Конкка У.С. Поэзия печали. С.237.
• [17] Hämäläinen A. Ihmisruumin substanssi suomalais-ugrilaisten kansojen taikuudessa // Suomalais-ugrilaisen seuran toimituksia (SUST). Helsinki, 1920. S. 46.
• [18] Кагаров Е.Г. Состав и происхождение свадебной обрядности // Сборник Музея антропологии и этнографии АН СССР. Л., 1929. Т.8. С.165.
• [19] Чернецов В. Н. Представление о душе обских угров // Исследования и материалы по вопросам первобытных религиозных верований. М., 1959. Т.51. С.137 (Труды Ин-та этнографии АН СССР; Т.51).
• [20] Криничная Н.А. Персонажи преданий: становления и эволюция образа. Л., 1988. С.45.
• [21] Там же. С.45.