Метки текста:

Рябининские чтения Фольклор Экспедиции

Розов А.Н. (г.Санкт-Петербург)
Свой – чужой (об этике собирательской работы) Vkontakte@kizhi

стр. 388Проблема взаимоотношений собирателя и исполнителя, всегда существовавшая в отечественной фольклористике, ныне в связи с расширением поля экспедиционной работы стала еще более сложной. В сферу интересов исследователей попал не только традиционный крестьянский фольклор, шире – деревенская культура, но и разные формы городской культуры. Информаторами теперь становятся для фольклористов не только деревенские жители, но и городские. Если в первом случае собиратель и исполнитель являются представителями разных культур, то в последнем, как считают многие специалисты, они относятся к одному и тому же типу культур. Поэтому не случайно, что в начале XXI в. фольклористы, этнографы, антропологи, социологи вновь стали обсуждать, что следует сделать для того, чтобы не быть абсолютно «чужим», «чужаком» для информатора, как построить с ним диалог, как стать успешным, удачливым интервьюером, нашедшим единственно правильный ход беседы. Ведь именно от этого зависит успех или неуспех той или иной экспедиции.

С.Е.Никитина в статье «О „нас“ и о „них“ (к теме „собиратель – информант/исполнитель“)» [1] рассказывает о своеобразной, тонкой этике экспедиционной работы c духоборцами, молоканами и старообрядцами. Известно, что общение собирателя с представителями иной конфессиональной группы наиболее сложно: здесь требуется проявить такт, естественную доброжелательность, уважение, осторожность и осмотрительность.

С.Е.Никитина задает вопрос: «до какого предела „чужой“, а таким является исследователь, может участвовать в исследуемой живой религиозной жизни?» и тут же отвечает: «А уж как эта культура захочет» [2] . Собиратель должен быть готов, например, принять участие в продолжительном старообрядческом молении, петь со всеми богослужебные тексты, но ни на минуту не забывать, что в этой среде он всего лишь гость, а не свой, поэтому не должен креститься двумя пальцами; использовать свою миску, ложку, кружку; стараться не выделяться на общем фоне одеждой; быть готовым к отказу собеседника от записи на магнитофон, от фото-, кино-, видеосъемки; держать в уме все чисто бытовые запреты, которые свойственны данному сообществу.

Надо все время помнить, что ты имеешь дело с чужой для себя культурой, которую нужно уважать.

«Уважай людей, – подчеркивает С.Е.Никитина, – оказавших тебе доверие, не обманывай их, какими бы нелепыми ни казались тебе запреты. Подави свою научную похоть. Ведь то, что ты видишь и слышишь, можно зафиксировать дедовскими способами – записать, нарисовать: это позволено» [3] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В последнее время фольклористы, этнографы, этномузыковеды, специалисты других гуманитарных наук, ведущие полевые исследования, утверждают, что лучшего результата достигает тот, кто работает в одиночку. «Культура может раскрыться больше, – пишет С. Е. Никитина, – когда полевой исследователь приходит в одиночку [4] <…> Один человек – странник, которого надо принять и временно включить в свою общность, и он должен полностью принять ее правила» [5] .

Итак, собиратель, впервые появившийся в доме, для потенциального информатора – гость, странник, а русскому человеку издавна было свойственно благочестие, соблюдение норм христианской морали, о которых писал еще Владимир Мономах: «напоите и накормите нищего, более всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел». Если гость проявляет такт, учтивость, то он в дальнейшем может рассчитывать на то, что он станет для хозяина (хозяйки) уже не чужим, а может даже другом, которого надо проводить после окончания работы в селе, дать на дорогу сверточек с едой, другом, от которого ждут в дальнейшем писем, приглашают приехать опять. Даже если гость появился не вовремя (хозяйке надо готовить еду, стирать, убирать дом или хозяина ждут какие-то неотложные дела), все равно в деревне принято было проявить гостеприимство.

Удивительным образом слова С.Е.Никитиной об уважении к чужой культуре и ее носителям, важности того доверия, которое они оказали собирателю, прозвучавшие в начале XXI столетия, перекликаются с рассуждениями фольклористов второй половины XIX – начала XX вв., также работавших в старообрядческой среде. Так, П.Н.Рыбников писал: «… надо носить в себе уважение к самостоятельности религиозных верований народа, к особенностям его быта, к тяжелому труду землепашца, работника и ремесленника и отбросить в сторону некоторые кабинетные предрассудки и барские замашки» [6] . Н.Е.Ончуков при общении с печорскими былинщиками следовал указаниям А.Ф.Гильфердинга, согласно которым со старообрядцами надо обходитьсястр. 389 «вежливо, не употреблять выражений, оскорбительных для их религиозного чувства, а когда зайдет речь о религии, относиться к их верованиям тем тоном уважения, которым принято в образованном обществе говорить с иноверцем об его религиозных убеждениях» [7] .

Да и в советский период фольклористики собиратели, авторы инструкций по собиранию фольклора, студенческих пособий по фольклорной практике все время говорят об уважительном отношении к народным исполнителям. Например, Д.М.Балашов пишет: «Необходимо относиться с максимальным уважением к человеку, его привычкам, бытовым правилам… и этическим убеждениям» [8] .

Как известно, собирателям прошлого из-за резкого отличия городской и крестьянской культур было очень трудно найти общий язык с потенциальными исполнителями. П.Н.Рыбников сетует на то, как трудно «добиться каких-нибудь верных сведений от народа „барину“, и тем более чиновнику. Со своего первого появления в незнакомом селе или деревне собиратель в центре внимания жителей: кто он, зачем здесь, что ему здесь надо?» [9] . Крестьянин всегда относится настороженно, подозрительно к приехавшему из города человеку, не ожидая от него ничего для себя хорошего. Сколько пришлось потрудиться Е.Э.Линевой, Н.Е.Ончукову, А.Д.Григорьеву, Б.М. и Ю.М. Соколовым, другим менее известным собирателям, чтобы растопить лед враждебности, недоверия со стороны сельского населения, доказать важность, необходимость записи песен, сказок, былин.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Постепенно разрыв между культурой города и деревни все более и более уменьшается – из-за развития средств передвижения, одинаковых средств массовой информации, из-за отъезда молодежи в города, из-за по-купки горожанами сельских домов и т.д. и т.п. Но тем не менее процесс знакомства фольклориста с информатором всегда нелегок. Горожанин, впервые приехавший в село или деревню, всегда чужак, к которому по-стоянно присматриваются, оценивают. Особенно важно произвести благоприятное впечатление, войдя в крестьянский дом. Поздоровавшись с хозяином/хозяйкой, надо дать ему (ей, им) возможность присмотреться к себе. При первом знакомстве, как утверждают специалисты в области риторики, особенно важны невербальные средства общения (одежда, телосложение, взгляд, мимика, жесты и т.д.), которые создают первое, очень устойчивое впечатление о человеке. Если это впечатление оказалось благоприятным, то можно вступать в диалог, конечная цель которого: создание у информанта определенного настроя, позволяющего открыть свой внутренний мир.

В том же номере журнала «Живая старина» сразу за статьей С.Е.Никитиной следует статья А.А.Панченко с несколько вызывающим заглавием: «Инквизиторы как антропологи, антропологи как инквизиторы» [10] .

В ней исследователь утверждает, что работа с информатором с целью получения неких важных для антрополога сведений, похожа на допрос подследственного [11] , а полевая деятельность исследователя – «это техника эксплуатации» [12] . Как видим, этические проблемы полевой работы здесь совсем не затронуты.

В 2006 г. вышел в свет 5-й номер журнала «Антропологический форум», посвященный этическим проблемам полевых исследований. Было сформулировано пять наиболее острых и злободневных вопросов, неизбежно вытекающих в ходе общения собирателя и информатора. Ответы некоторых этнографов, фольклористов на эти вопросы до известной степени совпадали с мнением А.А.Панченко. «Полевое исследование, – пишет этнограф С.Н.Абашин, – само по себе является ненормальным явлением. Человек, который постоянно что-то выпытывает, ходит из дома в дом, без разбора навязывается в гости и приятели, ведет себя „неправиль- но“ – и с точки зрения своего привычного образа жизни, и с точки зрения изучаемого общества. Если все время подвергать любые шаги исследователя этической оценке, то неизбежно придешь к выводу об изначальной аморальности профессии» [13] . Подобное суждение, как впрочем, и точка зрения А.А.Панченко, кажется мне слишком утрированным и совсем неприложимым для практики фольклорных экспедиций. Во-первых, фольклорист обычно обходит не все дома, а только те, где живут люди, от которых можно наверняка записать ценный материал; во-вторых, он не может «навязываться в гости и приятели», так как это «навязывание» оттолкнет от него собеседника; в-третьих, никогда не было принято «допрашивать» информанта, что-то «выпытывать» от него, ибо собеседники обмениваются обоюдоинтересной информацией; в-четвертых, непонятно, что имел в виду С.Н.Абашин, говоря о «неправильности» поведения собирателя. На мой взгляд, ситуация, описанная Абашиным, возникает тогда, когда собиратель, с вопросником в руках, обходит все сельские дома.стр. 390 Этот метод анкетирования никак не учитывает интересы, личные качества, пристрастия каждого из опрашиваемых. Стереотипность такого опроса не способствует установлению контакта между интервьюером и интервьюированным.

Абсолютно прав фольклорист М.Л.Лурье, считающий, что «из участников коммуникации изначально и осознанно заинтересованной, по сути, является только одна сторона (т.е. собиратель – А.Р.)» [14] . Однако его вывод о неэтичности такой ситуации, «с известной точки зрения», представляется мне слишком категоричным, ведь для получения хорошего, ценного материала фольклористу необходимо заинтересовать общением своего собеседника, превратить одностороннюю коммуникацию в двустороннюю [15] . И когда это происходит, то контакт с собирателем нередко «отрада, – пишет Лурье, – для одиноких деревенских стариков, испытывающих дефицит внимания <…>, и в этом смысле „мы“ „им“ тоже полезны» [16] . Каждый опытный собиратель может привести примеры, когда старые больные люди в ходе и после записи оживали, молодели на глазах, благодарили за праздник. Нельзя забывать и то, что для сельского жителя горожанин также является носителем разнообразной, важной и полезной информации о каких-то событиях в мире, в России, о болезнях, лекарствах и т.д. и т.п., что является поводом для сближения участников диалога. Именно с этих тем рекомендуется начать разговор, а только потом начинать задавать вопросы о фольклоре.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Мне кажется, что рассуждения о неэтичности коммуникации между собирателем и информантом могут быть вызваны тем, что в наше время трудно найти выдающихся исполнителей, тех, кто, по словам В.М.Щурова: «… отлично понимают цену своего таланта и всегда рады, когда могут проявить присущий свой талант перед людьми, вкусу которых доверяют. В таких случаях взаимопонимание устанавливается моментально» [17] .

В.М.Щурову посчастливилось стать близким человеком для великой русской певицы А.И.Глинкиной, быть другом и частым гостем в ее семье. Я благодарен судьбе, что она свела меня с другой выдающейся смоленской исполнительницей О.В.Трушиной, которая стала для меня, моей семьи родным человеком.

Полевая отечественная фольклористика с самого рождения всегда следовала этическим нормам отношения к носителям фольклора и желательно, чтобы эта традиция не прерывалась, чтобы собиратель видел в своем собеседнике личность, а не безличного информанта.

// Рябининские чтения – 2011
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2011. 565 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф