Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 499Костромское Заволжье в своих географических границах охватывает бассейны левобережных притоков Волги – рек Костромы и Унжи, вытекающих из болот на склонах Северных Увалов. Яркой и крайне пестрой по слагаемым элементам характеризовал его культуру Е. А. Рябинин: здесь «переплелись племенные особенности местных „чудских“ образований и традиции разных потоков славянских поселенцев, осваивавших в начале II тыс. н. э. лесные пространства Поволжья и Заволжья» [1] . В XII–XIII вв. сельское население края составляли «как выходцы из разных древнерусских областей, так и финские старожилы» [2] . Древнерусская колонизация отразилась на формировании костромского культурного ландшафта: в XIV–XVI столетиях строятся крепости, основываются города (Солигалич, Чухлома, Судиславль, Кологрив, Парфентьев, Буй, Кадый, Судай), появляются скиты и монастыри (Александрова обитель, Авраамиев городецкий монастырь, Макариева пустынь, Макариев-Унженский монастырь и др.), активно заселяются берега северных рек и речек. Так, в Кологривской осаде (Кологривский уезд – родина писателя Е.В.Честнякова) в это время было 170 деревень, через три же столетия их насчитывалось 957 [3] . В течение веков складывалась топонимическая система Костромского Заволжья, которая примерно в таком виде сохранилась до начала XX в.

Топонимы (собственные имена географических объектов) являются одним из важных кодов информации о костромском культурном ландшафте. Они зафиксированы в документах, лексикографических источниках, атласах, а также в произведениях писателей, связанных с нашим краем. Деревня Шаблово, в которой жил Е.В.Честняков (1874–1961), ее ближние и дальние окрестности узнаваемы в его пьесках, стихах, романах, сказках и этнографических зарисовках, в первую очередь, благодаря именам собственным географических объектов – ойконимам, гидронимам, микротопонимам и др., которые упоминает автор. Материалом для нашего анализа послужил словарь народно-разговорного языка произведений Е.В.Честнякова «Живое поунженское слово» [4] и произведения писателя, в которых обнаружены топонимы, не вошедшие в указанное издание. Всего было выявлено 120 топонимов. Это встречающиеся в языке поунженских крестьян именования местных реалий: гидронимы (Унжа, Варзенга, Княжая, Лаптиха, Межа, Ночина, Пичура), ойконимы (Акатово, Безлядово, Борисиха, Матвиево, Черменино, Шушенское), микротопонимы (кулиги Илейно и Воровой, Романов разруб, Михайлова гора, Ярилина гора, Шабала – гора, возвышенное место на берегу р. Унжи, на котором расположена д. Шаблово). Учтены также дальние географические реалии – континенты, страны, отдельные территории, города (Америка, Япония, Север, Рим, Перторико (Пуэрто-Рико). В целом эти именования образуют систему топонимов, которые объединены общим крестьянским миропониманием и четко распадаются на две части – «своё» и «чужое». «Своё» – это родная территория обитания, освоенное пространство, тот Космос, за пределами которого простирается область неизвестного, неосвоенного – «чужое», Хаос [5] . Таким образом нормированное онимическое пространство предстает в стихотворении Е.В.Честнякова «Уж как в нашем приходе…» [6] , в котором с указанием годовых праздников называются деревни Илешевского прихода:

Акатово, Бурдово, Глебово, Давыдово, Денюгино, Дербино, Жуково, Зеленино, Княгинино, Крутец, Лучкино, Мичурино, Овсяниково, Петровка, Плетешево, Скапушино, Шаблово, Щербетниково. Для крестьянина все эти именования, в том числе и с христианскими иноязычными основами, безусловно, свои, русские. Ойконимы, образованные от крестильных имен, которые прошли через цепочку превращений (десемантизация греческих или опосредованных греческим языком личных имён-прототипов в церковнославянском языке; русификация христианских имен в процессе адаптации к русской языковой среде; появление диалектных черт в условиях локального существования антропонимов), полностью ассимилировались, стали узусом. Напр.: Акатово ← Акатов (притяжательное прилагательное) ← Акатий, Акат (разг.) ← Акакий (церк.) ← акакос ‘не делающий зла, неплохой’ (греч.); Глебово ← Глебов (притяж. прилаг.) ← Глеб (церк.) ← «из сканд. Гудлейфр: др.-герм. гуд бог + лейб отдавать (под защиту)» [7] ; Давыдово ← Давыдов (притяж. прилаг.) ← Давыд (народноразговорная форма канонического имени) ← Давид (церк.) ← давид ‘возлюбленный’ (др.-евр.); Денюгино ← Денюгин (притяж. прилаг.) ← Денис (разг.) ← Дионисий (церк.) ← Дионисиос (греч.) – «посвященный Дионису –стр. 500 богу вина, виноделия, поэтического вдохновения; Дионисиос – эпитет Зевса» [8] ; Петровка ← Петров (притяж. прилаг.) ← Пётр (церк.) ← Петрос ‘камень’ (греч.); Борисиха ← Борисиха (женское прозвище) ← Борис ← Борисис (протоболгар.). В основном в Кологривском крае, как и в целом в Костромском Заволжье, преоблада- ют ойконимы с формантами -ово, -ево, -ино, -ка, -иха. Форманты -иха и -ов Е.В.Честняков использовал при именованиях вымышленной деревни – Чернобыльниково, Самобылиха, акцентируя внимание на ее уходящей в древность истории: На этом месте, где топерича наша деревня Чернобыльниково, была дотоле деревня Самобылиха… небольшая и не вовсе маленькая… не богатая и не бедная… а так – средняя [9] .

Своими стали и топонимы финно-угорского происхождения. Е. В. Честняков, представляя образ будущего идеального мира города-деревни, выстраивал художественное пространство с опорой на реалии, существующие в действительности. «Я строил дивный мир…» – так начинается одно из его стихотворений. Этот «свой, новый мир» создается на родной земле, на что указывают именования с субстратными топоосновами: С сияньем месяца – на Виге, / На Сехе – солнечный венец, / А на Карпиевой кулиге – / С звездою жёлтою дворец. <…gt; На Солюге ночной порою / Лучиться будет огонёк [10] . У Е.В.Честнякова это в основном гидронимы – Варзенга, Кунаж, Унжа, Ужуга и др. (Может быть, это Солюг, али Ужуга, али другая?; Раз не знают дороги, решили идти вверх по Кунажу – может, уж недалеко деревни..; Ты выблудился сюды разными кривулями, выбрался по материку и водоразделам между верховьями ричек, впадающих в Унжу выше Межи [11] ), а также происходящие от названий рек ойконимы – Солюг, Пеженга, Урма и др. (Я ему наказывал: скажи нашим – в Пеженгу-де улители… [12] ). В ряде кологривских топонимов наблюдается русская переработка. Оттопонимические образования русифицировались посредством добавления к субстратной основе русского суффикса -ск – корд. Палужский (рч.Палуж), ус. Унженское и корд. Унженский (р. Унжа); русской основы – д. Чожма Большая и д. Чожма Малая, с. Успенье-Пеженга, ур.Верхний Солюг и др. Таким образом, первоначально чужие названия со временем ассимилировались и вошли в русскую топонимическую систему.

Заметной чертой в языке произведений Е.В.Честнякова является употребление составных микротопонимов, представляющих собой атрибутивные конструкции, в составе которых определяющими элементами стали антропонимы, пришедшие в Костромское Заволжье, как было указано выше, в ходе христианизации края; в качестве определяемого элемента употребляется угрофинизм кулига [13] : Карпиева кулига, Одарьина кулига, Серёгина кулига, Семёнова кулига и т.п. У Е.В.Честнякова кулига – сложное семантизированное пространство. Как географический объект – это расчищенный в лесу участок земли под пашню и для покоса: «Ровно не лучше моей <озимь на Самойловой кулиге>, – сказал Карпий, – видно, порослее… али, что боронят хорошо… али, что сиют сноповой рожью и тоже вовремя, вмисте со мной сиели ещё до Смоленской…» Пришли на Карпиеву кулигу; <Одарья> …ездила не один раз на кулиги по сено… [14] . В качестве синонимов Е.В.Честняков употребляет термины новочисть (Вот первая кулига – Самойлова новочисть) и новина (На Самойлову навину поглядели – озимь тоже дородна) [15] . На кулиге ‘пашне’ выращивали зерновые (Всю навину обошли – озимь хороша) и горох (Посидели у шалаша и пошли к Милютину гороху у Ворового) [16] (ср.: в соседних вологодских говорах (Вол., Гряз., Кадн., Тот.) кулига – «небольшой клочок полосы в яровом поле, засеянный горохом, гороховище» [17] ). Далее, кулига – это удаленное от деревни место, где было временное жилье – избушка (шалашка): <Одарья> решила сходить на кулиги, версты за три от деревни. Бывает-де уходит туда дедушко Фетист, живёт в избушке и подолгу не выходит в деревню [18] . Кулижная избушка (А вот уж Самойлова новочисть с кулижной избушкой… [19] ) представляла собой небольшое бревенчатое строение с входной дверью, одним окном (такой она изображена на рисунках Е.В.Честнякова) и печью: Вышел он <Пахом> из-за кустов и видит: у больших берёз на горушке к солнышку стоит кулижная избушка – шалашка; В избушке от маленького оконца – свет, небольшая сбитая из глины курная печка [20] . Семантика обоих терминов связана с хозяйственно-производственной деятельностью [21] . Е.В.Честняков называл шалашкой свой дом, который был одновременно и художественной мастерской.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

стр. 501Несколько кулиг входят в гнездо, имеющее свое именование. Так, кулига Илейно включает Самойлову кулигу, Захарову кулигу и др.: И так дошли до Илейна. Вот первая кулига – Самойлова новочисть. <…gt; Вторая – Захарова кулига и коло избушки под большущей берёзой остановились… Дальше повёл их дедушко Карпий через кулижку Ивана Петровича Седова… [22] . Вероятно, такая структура реалии отражает тип гнездового поселения, свойственный территориям Русского Севера начиная с XV в. В Кологривском районе до сих пор бытует топоним Пеженга – именование местности, в которую входят деревни Токарево, Уродово, Лом, Талица, Забелино [23] . По словам Ю.И.Чайкиной, в XVII–XVIII вв. в вологодских говорах – в районе среднего и нижнего течения р. Суды и ее притоков, а также на небольшом участке по течению р. Шексны часть волости с гнездом деревень называли кулигой [24] . Как видим, часто употребляемое Е.В.Честняковым слово кулига обозначает небольшой участок земли среди леса под пашню или покос, с избушкой, а также гнездо таких участков. Кулига как реалия связана с хозяйственно-трудовой деятельностью, удалена от дома – центра освоенного человеком пространства, находится в окружении чужого:

Возникновение и функционирование собственных географических названий в Костромском Заволжье связано с историей освоения края русским населением. В процессе колонизации шло проникновение в чужое пространство и расширение своего. Структуризация расширявшегося своего мира происходила посредством детализации – маркирования каждой реалии путем именования. Дальнейшее изучение топонимов в аспекте «своё» и «чужое» позволит дополнить и уточнить сведения об этноязыковых особенностях культурного ландшафта Костромского Заволжья, а также выявить запечатленную в языке информацию этнокультурного характера.

• [1] Рябинин Е.А. Костромское Поволжье в эпоху Средневековья. Л., 1986. С.3.
• [2] Археология Костромского края. Кострома, 1997. С.169.
• [3] Костромская губерния. Список населенных мест по сведениям 1870–1872 годов. СПб., 1877. С.206–236.
• [4] Ганцовская Н.С. Живое поунженское слово. Словарь народно-разговорного языка Е.В.Честнякова. Кострома, 2007. С.90–110.
• [5] Элиаде М. Священное и мирское / Пер. с фр., предисл. и коммент. Н. К. Гарбовского. М., 1994. С. 27.
• [6] Честняков Е. В. Поэзия / Сост. и вступ. ст. Р.Е.Обухов. М., 1999. С.45.
• [7] Суперанская А.В. Словарь русских личных имен. М., 2003. С.157.
• [8] Суперанская А. В. Словарь русских личных имен. М., 2003. С.165.
• [9] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином / Сост. и авт. коммент. Р.Е.Обухов. М., 2007. С.55.
• [10] Честняков Е.В. Поэзия. С.51.
• [11] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином. С.120. 155, 323.
• [12] Там же. С.173.
• [13] Финское происхождение лексемы кулига исследовали А.Л.Погодин, М.П.Веске, Я.Калима, Ю.И.Чайкина и др.
• [14] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином. С. 143, 264.
• [15] Там же. С.143.
• [16] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином. С.143.
• [17] Дилакторский П.А. Словарь областного вологодского наречия в его бытовом и этнографическом применении. Вологда, 1902. С.222.
• [18] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином. С. 257.
• [19] Там же. С.98.
• [20] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином. С. 99, 259.
• [21] Словарь русских народных говоров. Л., 1977. Вып.12. С.96–97; Дилакторский П.А. Словарь областного вологодского наречия в его бытовом и этнографическом применении. С.564.
• [22] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином. С.143.
• [23] Ганцовская Н.С. Живое поунженское слово. Словарь народно-разговорного языка Е.В.Честнякова. С.103.
• [24] Чайкина Ю.И. Ещё раз о слове кулига // Этимология. 1968. М., 1971. С.180.
• [25] Честняков Е.В. Сказание о Стафии – Короле Тетеревином. С. 116.