Метки текста:

Музыковедение Русский Север Фольклор

Лобанов М.А. (г.Санкт-Петербург)
Особый голос в русском хоровом пении Vkontakte@kizhi

Аннотация: Фольклорные экспедиции подарили мне редкие встречи с ярко одаренными певцами–тенорами. Красота их вокала выявлялась в сольном пении. В хоре специальной партии для них не было, и они вели линию женских голосов. Такие певцы встретились мне как в Архангельской области, так и в других регионах страны. Их пение и судьбы прослежены в данной работе.

Ключевые слова: тенор; контратенор; Русский Север; другие регионы России;

Summary: The folklore expedition gave me a rare meeting with a gifted singers–tenors. The beauty of their vocals brought to light in solo singing. In the choir isn’t there a special party for them, and they conducted a line of women’s votes. Such singers met me in the Arkhangelsk region and in other regions of our country. Their singing and destiny traced in this my paper.

Keywords: tenor; confratenor; Russian Nord; other regiones of Russia;

стр. 347В данном случае речь пойдет не об особой вокальной партии, ранее не услышанной в многоголосии народной традиции, но об особенностях голоса, от чего зависит роль в хоре, которую выбирает певец. В академическом вокале, прежде всего в опере, оратории и других крупных произведениях, партии солистов и хора требуют дифференциации голосов по тесситуре и диапазону. Существуют жанры концертной музыки, где эти свойства не обязательны: эстрадно–джазовый вокал, камерное пение (за некоторыми исключениями). Что касается хорового пения в этнической среде, то здесь как раз требуется дифференциация голосов: не всякий певец может вести дишкант или криманчули, [1] исполнять подголосок. Эти партии – как бы вокальные амплуа для певцов. Но имеются явно необыкновенные голоса, выдающиеся по качеству, которым, однако, не предусмотрено типового применения в народнохоровой традиции. Какое место они все же нашли на селе?[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В июле 1975 г. Институт русской литературы (Пушкинский Дом) проводил фольклорную экспедицию. Мы вышли в большое рыболовецкое село Койда на берегу Белого моря. Тогда мы видели в натуре, как во время Петрова дня пожилые женщины пришли в традиционных костюмах на площадь и после митинга водили старинный хоровод «ходить веревкой». Календарно Петров день совпадал с Днем рыбака, отмечавшегося в Койде весьма торжественно, так как рыболовство – единственное, чем жило село. Были в селе и группы певиц, от кого мы записывали песни.

Помогал собирать эти группы секретарь сельсовета Иван Евгеньевич Малыгин. Как бы невзначай он сказал нам напоследок, что тоже умеет петь, и мы на всякий случай решили записать на магнитофон и его. Когда он начал петь, мы поняли, что если бы мы ничего не привезли из экспедиции, кроме его пения (а результаты экспедиции были очень богатыми), мы посчитали бы эту поездку необычайно удачной. Через некоторое время мы вызвали выявленных нами исполнителей на этнографический концерт в Доме композиторов, и Иван Евгеньевич повторил свои песни. Необыкновенно нежный, сладкозвучный тенор – такого голоса до того слышать не приходилось: верхний регистр казался каким–то сверхтеноровым, свободным вверху и устремленным ввысь, но на самом деле не поднимался выше fis первой октавы. От природы голос его имел такое свойство, как полётность. Тембр его голоса раскрывался, опираясь на прекрасное легато. Разговаривал Малыгин обычным средним голосом. Ничем особенным в жизни не выделялся: имел ответственную работу, семью, двоих детей. Песни, которые он пел, – это местные северные песни. Их мы записывали и от деревенских ансамблей.

О себе 30–летний тогда певец рассказал следующее: петь любил с детства. Пел с женщинами, а когда повзрослел, то понял, что удобнее ему продолжать петь с ними, тем более, что они пели в его же диапазоне, но на грудном резонаторе. Иван Евгеньевич обучался в культпросветучилище Архангельска на хоровом отделении, там, видимо, приобрел культуру пения, отличающую его исполнение от того, как пели в Койде пожилые женщины. Его личная ориентировка на женское пение, в частности таких певиц, как популярные тогда Людмила Зыкина или Ольга Воронец, проявилась в употреблении им мордентов, что деревенскому пению не свойственно.

Тогда мы ничего не слыхивали о таком голосе, как контратенор. Этот голос стал широко известен публике в самом начале 1990–х годов благодаря спектаклю Р. Виктюка по пьесе Д. Хванга «М. Баттерфляй». Главную роль в нем исполнял контратенор Эрик Курмангалиев.

стр. 348Природа таких голосов доподлинно неясна до сих пор. Звучащий, начиная с первой октавы, как женский голос (меццо–сопрано здесь ему ближе всего), контратенор не только дается от природы, в связи с физиологией организма человека в целом, но и вырабатывается, как предполагают теоретики вокала, несколько искусственным путем – с примешиванием фальцета к обычному тенору, то есть с помощью микста. Углубление в эту проблему уведет нас далеко в сторону от традиционных вопросов фольклористики, [2] необходимо лишь подчеркнуть, что контратенор можно с той или иной степенью успеха выработать, развить в себе.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Понять в 1975 г. специфику голоса Малыгина мы не смогли. Тогда еще речь не шла о контратенорах. Сейчас думаю, что, возможно, он освоил бы контратеноровый голос, и тогда мы имели бы артиста, способного петь барочную музыку как надо. Но может быть, его голос в этом направлении не пошел бы, оставшись сладкозвучным обычным тенором. Такие голоса – нежнейшие тенора, но без верхов, известны у вокалистов.

Много лет спустя подобный же голос встретился мне в г. Дмитров–Орловский. В 2008 г. там проходила фольклорная практика студентов Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. В селе Горбуновка, слившимся с Дмитровом, но сохранившим свой сельсовет, почту, библиотеку, издавна существовал хор. Со временем его составы менялись, хор то прекращал собираться на репетиции, то делались попытки возродить его вновь. Нам повезло, что удалось застать попытку обновления коллектива. В состав хора (женский) входил и Андрей Геннадьевич Поздняков, обладавший тенором, близким по тембровой окраске женскому голосу. В хоре пела и его мать, которая и привела сына в коллектив. Понятно, что школу пения он прошел дома, получив ее от матери или других родственников, которые собирались по праздникам за столом.

Хоровая партитура горбуновского коллектива состояла из унисонной линии, образуемой всеми участниками пения, и «подголосника» (по местной терминологии), поющего верх, то есть «все плюс один».

Андрей Геннадьевич в хоре никогда не пел подголосник, участвуя лишь в унисоне. Ему, как и Малыгину, петь в женском сельском хоре было комфортнее, по его собственным словам и по словам его матери. И он скрывал свой необычный голос в женском унисоне. Но у него были какие–то свои песни, в которых он раскрывался как солист.

Он не обучался в классе вокала, пел так же просто, как и местные женщины. Тем не менее, следы мелизматики, характерные для женского эстрадно–русского пения, обнаруживаются и у него – только применял он такие мелизмы реже, чем Малыгин. Голос его звучал чуть резче, звонче, чем у Малыгина – то есть именно теноровая верхняя певческая форманта была у него более заметна.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Поздняков окончил кулинарное училище. В тот год, когда мы познакомились с ним, он был безработным, но на следующий год нашел работу повара. Своей семьи не имел, хотя ему было уже 33 года. Я рассказал и ему, и в Отделе культуры о контратеноре, советовал консультироваться у педагогов–вокалистов в Орле, но не знаю, чем это кончилось.

Третья встреча с подобным голосом относится к Псковской области (Северо–Запад России). Но об этом голосе я могу судить не по аудиозаписи, а только по нотам. Они были опубликованы в сборнике «Старинные русские народные песни Печерской земли», составленном из экспедиционных фонографических записей швейцарской фольклористки Эльзы Малер. [3] Нотировкам этого сборника можно доверять во многих отношениях, в том числе и в соответствии тональности в нотной записи реальному высотному положению голоса.

Среди исполнителей, чей репертуар записывала собирательница, был и Михаил Приятелев из дер. Буколово, спевший типично протяжную песню «Думал Ванюшка крепкую думушку» (№ 118), очень странную песню «Ай голубь мой голубь», в тексте которой сюжет о смерти голубки сочетается с плясовым припевом «Ай, люшеньки–люли» (№ 119), сатирическую припевку «Бабы плакали, рыдали» (№ 127), а также известную песню о смерти Александра I в сольном и многоголосном вариантах (№ 135 и вар.) Первая из песен была записана, как хотелось бы предположить, в реальном звучании, остальные сольные, как принято в нотах для теноров, должна читаться октавой ниже, и мы видим, что певец добирался до верхних звуков первой октавы – а, b, и даже выше – d второй октавы. Все это значительно превосходит Малыгина и Позднякова, хотя, думается, ре второй октавы было взято фальцетом.

Видимо, пение протяжной песни Приятелевым было близко тому, как пел Малыгин: с красивым легато, филировкой, с любованием долгими тонами. Опорным тоном лада было ре первой октавы, что должно быть характерно именно для женского голоса и имитирующего его контратенора (нотный пример 1). Остальные песни, более подвижные по темпу, имели опорные тоны, расположенные ниже, уже в малой октаве (си, ля), а в исторической песне напев в исполнении Приятелева захватывал звуки стр. 349 ниже ладовой тоники, спускаясь до ми малой октавы. Высокое ля в первой октаве должно звучать у этого певца, скорее, по–теноровому, чем по–контратеноровому (конечно, при отсутствии фонограммы это следует принимать как смелое предположение).

В хоровом варианте той же исторической песни, где Приятелев пел вместе с двумя партнершами, автор нотировки выписал его партию на отдельном нотоносце, подчеркивая тем самым, что с женскими голосами она не сливается, существуя как бы по отдельности (нотный пример 2). С точки зрения функций хоровых партий она совершенно непонятна. Вообще, в этой нотной записи, в отличие от остальных, со многим трудно согласиться, но ясно, что в ансамбле этот особый голос не нашел функционально определенного места. Как то было у Позднякова, с женскими партиями он не слился.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Конечно, голос, вокал – дело во многом индивидуальное. И даже тот особый голос, которому не оказалось собственного места в партитуре крестьянского хора, тоже различается при всех моментах сходства, как мы убедились, слушая пение Малыгина и Позднякова, анализируя нотные записи от Приятелева. Такие голоса, однако, еще раньше обращали на себя внимание не просто как на голос, но как на средоточие вокального мастерства певцов из народа. «Голос у него был приятный и довольно сладкий, хотя несколько сиплый; он играл и вилял этим голосом как юлой, беспрестанно заливался и переливался сверху вниз и беспрестанно возвращался к верхним нотам, которые выдерживал и вытягивал с особенным старанием <…>, – писал Тургенев о пении Рядчика и прибавлял, – это был русский tenore di grazia, tenor leger». И несколько далее автор «Певцов» прибавлял: «Ему недоставало поддержки хора». Но какого хора, какая партия в этом хоре была предназначена для такого голоса, как у Рядчика, – это было, видимо, неясно и Тургеневу, как остается неясным и нам сегодня.

Пример 1

Пример 2

// Рябининские чтения – 2015
Отв. ред. – доктор филологических наук Т.Г.Иванова
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2015. 596 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф