АФИША МУЗЕЯ «КИЖИ»
мероприятия и услуги, расписание и цены

Заонежье было оккупировано в ноябре 1941 года. Оккупация продолжалась до июня 1944 года, когда в ходе Свирско-Петрозаводской наступательной операции Заонежский полуостров был освобождён.

Количество людей, оставшихся в оккупации, было значительным (от 12 до 15 тысяч человек по различным данным).

Оккупационный режим, на первых порах достаточно мягкий, сменился репрессиями по отношению к местному населению уже через несколько месяцев. Причиной стала поддержка, которую местное население оказало партизанам в январе 1942 года, когда I партизанская бригада в течение нескольких дней контролировала Большой Климецкий остров. В 1942–1943 гг. финны создали в глубине Заонежья концентрационную зону в районе Космозера, Ламбасручья, Вегоруксы и Липовиц.

Политика оккупантов в отношении русских районов Карелии была менее гуманной, чем в районах с «национальным» населением, а в прифронтовой полосе, включая Заонежье, еще более ужесточенной. У населения был отобран скот и сельскохозяйственный инвентарь. Урожай отбирался полностью, а взамен выдавался двухнедельный паек. Колхозные посевные площади в 1942–1943 годах были засеяны яровой пшеницей и ячменем. Весь урожай зерновых и картофеля изымался для финской армии. Лошади и крупный рогатый скот у населения был изъят и находился на «общественных дворах». Некоторые заонежане работали на заготовке дров, которые увозили в Петрозаводск. За малейшее недовольство наказывали розгами.

Инвентаризацией памятников культуры в оккупированном Заонежье занимался Ларс Петтерссон, впоследствии видный финский ученый, автор книги «Церковная деревянная архитектура Заонежья». Им были составлены обмерные чертежи и сделаны фотографии многих церквей и часовен. Художник и скульптор Ойво Хелениус запечатлел на своих акварелях памятники деревянного зодчества Заонежья — среди них церкви и звонница Кижского погоста.

Из воспоминаний Анны Михайловны Хансен (Меркуловой), 1936 г. р.

(…) Финны к нам пришли в конце ноября или в начале декабря — уже был снег. На второй день, как они пришли, всех жителей села собрали на площади у школы и объявили условия, что мы должны делать: чтобы с восьми часов утра и до четырех дня мы находились в деревне, а после четырех не выходили никуда за пределы деревни. Вокруг деревни с трех сторон была колючая проволока, только озеро не было огорожено. В озере тем, у кого были лодки, разрешалось до четырех часов дня ловить рыбу. [К тем], кто исполнял их требования, финны относились нормально. (…) Нас выселили из нашего дома в дом напротив, двухэтажный. Наш тоже был двухэтажный. Нас было три семьи, и все три семьи поселили в один дом, где было еще две семьи.

Из воспоминаний Таисии Андреевны Рогозиной, 1932 г. р.

(…) Финны, когда пришли в 1941 году поздней осенью, только прошли по деревне на лыжах в белых халатах. Они зашли в соседний дом, а мы маленькие туда прибежали, интересно было, мы все по лавке расселись. Сколько их было, не помню. Когда они шли, собака в деревне залаяла, и они её застрелили. Больше мы их не видели. Потом нас эвакуировали, и мы четыре года прожили в деревне Комлево. В деревне Пургино — она находится рядом — тоже финны были, мы ходили к ним, плясали, песни пели, они нам за это морс наливали, еду давали. Есть-то хотелось. В Космозеро была школа, я в эту школу ходила, но недолго, потом ходить было не в чем, пришлось школу бросить. Мать работала на дороге. Тогда в Космозеро делали дорогу. Рядом у финнов была стоянка. Там даже были у них дома, вкопанные в песок, которые вывезли из деревни. А наверху была высокая вышка, дзот. Когда я выходила замуж, её еще было хорошо видно, а сейчас всё уже заросло. Наблюдательный путь у финнов был на Челмужи, где были русские. На Мегострове были финны, а на острове Берёзовце были русские. Они даже перекликались, так близко были друг к другу. Сейчас всё уже заросло. В Комлево мы и прожили до 1944 года во время оккупации.

Из воспоминаний Марии Ивановны Вагановой, 1928 г. р.

(…) С мамой мы работали, чтобы заработать марки — давали норму по триста грамм муки. Всех коров финны у местного населения отняли, забрали они и нашу корову, поэтому голод был страшный. Так что ни молока, ничего мы не видели весь период оккупации. Уже когда финны ушли, мы свою корову не смогли найти, наверное, финны забили ее на мясо. Мы все время с мамой работали, а сестренки сидели дома — они были еще малы и не могли работать. Потом меня отправили в лагерь, мне тогда было пятнадцать лет. Там строили дорогу, и я работала на этой дороге: чистила снег, потом копали канавы — все это делалось в Заонежье. Так пришлось работать целую зиму. А после этого стали все чаще ходить слухи о том, что скоро наши этих финнов прогонят. А кормили нас финны кашицей, очень жиденькой, сваренной из ржаной муки и остатков хлеба, недоеденных финнами, и несколько галетин давали. Сытым от такой еды не будешь, и жили мы впроголодь.