→ Электронная библиотека
→ Рябининские чтения – 2023
→ Концептуализация забывания в традиционных практиках

Байбурин А.К. (г.Санкт-Петербург)
Концептуализация забывания в традиционных практиках Vkontakte@kizhi

Аннотация: В статье рассматриваются традиционные практики, направленные на забывание умершего. В этих практиках забывание представляется как стирание, смывание, захоронение тоски по умершему или ее отправление в пустоту. С этой же целью использовались особые виды еды и питья (например, забытый в печи хлеб), поскольку считалось, что для того, чтобы «забыть», нужно проглотить нечто, ассоциирующееся с забвением.

Ключевые слова: забывание; память; тоска; концептуализация;

Summary: The article treats of the traditional practices meant to forget the deceased. These practices present forgetting as erasing, washing away, burying the grief for the deceased or sending it to the emptiness. For the same reason a special type of food and drink was used (such as bread forgotten in the oven) because people believed that you needed to swallow something associated with forgetting in order to forget someone.

Keywords: forgetting; memory; melancholy; conceptualization;

Мераб Мамардашвили как-то сказал с присущей ему афористичностью, что забывать естественно, а помнить - искусственно. Мы рассмотрим ситуации, которые не вполне вписываются в эти рамки. Естественный процесс утраты каких-то фрагментов памяти обычно происходит с фоновыми знаниями. Сведения, имеющие событийный характер, не относятся к числу таковых и могут считаться подлежащими забыванию. В этом случае забывание приобретает нарочитый, искусственный характер. Однако не очень понятно, что в таких ситуациях понимается под забыванием. Попытаемся разобраться, уделив основное внимание концептуализации забывания.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Судя по имеющимся данным, необходимость намеренного забывания становится актуальной в тех ситуациях, когда происходит разрыв привычных связей и отношений, вызванный главным образом потерей близкого человека, и возникает необходимость адаптироваться к новой ситуации. Память об умершем (в частности, такие ее свойства, как интенсивность и продолжительность) в традиционной культуре регулировалась с помощью своего рода правил. К их числу относится запрет на продолжительную тоску живых по мертвым.

Тоска живых по умершим воспринималась как естественное явление лишь в течение определенного срока. Во многих районах России считалось, что тосковать можно только до сорокового дня, пока душа покойника не покинула этот мир. Однако можно обнаружить и другие границы. Например, в Новгородской губернии был записан рассказ, в котором приводятся такие слова священника о продолжительности плача: «.. .У нас у одной женщины умер муж. Она дорасплакалась о нем. И он стал к ей ходить. Ну, является, как вот к тебе. Она пошла в церковь, рассказала батюшке. Он ей сказал, что ты по ем не плачь. „Жена по мужу должна плакать только три дня после смерти евонной, а по ребенку семь дней, и больше уже плакать не должен родственник. Вот. А ты по ем плачешь, он к тебе и ходит» [1] .

Так или иначе, длительность горевания по покойнику регламентируется, поскольку тоска живых мешает восстановлению границы между живыми и мертвыми. С этим связано устойчивое представление о том, что тоска вызывает хождение покойника, ибо «продолжительный плач по умершему тревожит душу последнего» [2] . Собственно запрет неумеренной тоски как раз и мотивируется тем, что она провоцирует хождение покойника. Вместе с тем, продолжительная тоска является свидетельством того, что ее носитель не в состоянии самостоятельно справиться с утратой и требуются специальные меры помощи. Другими словами, речь идет не о буквальном забывании умершего, а о прекращении затянувшихся переживаний. Избавление от тоски и есть то, что называется «забыванием» в народной традиции.

Концептуализация забывания наиболее отчетливо проявляется в ритуализованных практиках избавления от тоски. К их числу относится прежде всего стирание/смывание тоски и отправление ее по воде. Ср.: «Учили на реку ходить умываться. Пойдешь на реку, тылами воду черпай и три раза проговори: „Как на тылах вода не держится, так на рабе Божьей (имя) тоска не держится“». Или: «Меня учили: принести с берега песку, пити с этого песка и тылами ладоней умываться и говорить: „Беру с берега песку, забываю всю тоску“. Можно прямо на речке так делать» [3] . У русских Карелии существует обрядовое смывание тоски в бане уже на второй день после захоронения [4] .

Забывание в таких случаях представляется как процесс очищения памяти. Важно отметить, что тоске, кручине, гореванию (как и самой памяти) в таких случаях придается объективированный характер. Тоска приобретает вполне материальное воплощение, от которого можно избавиться привычными способами.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

К числу распространенных способов относится и захоронение тоски. Широко распространено отведение тоски с помощью могильной земли. «Если кто из женщин тоскует по покойнику, то ей тайком землю в пазуху кладут с могилы покойного» [5] . Подобного рода действия можно интерпретировать и как символическое погребение тоски и как ее омертвление, поскольку всем атрибутам покойника придавалась способность унимать боль по принципу «как у мертвого тела не болит, так и у раба божьего...».

К этому комплексу можно отнести и обычай бросать в могилу «слезные платки», и тем самым захоранивать тоску, ср.: «Некоторые женщины, когда хоронят мужей, и девушки, когда хоронят родных, бросают в могилу косинку (платочек), коей утирались (слезы) от этого, полагают, „тоски не будет“» [6] .

В этих случаях тоска уподобляется другим атрибутам погребального обряда, которые отправляются вместе с покойным, а забывание уподобляется захоронению или становится одним из актов захоронения.

К принятым способам забывания относится и отправление тоски в пустые места. Придя с кладбища домой, «передают тоску печи», дотрагиваясь до нее и/или заглядывая в нее [7] . При этом отмечается, что заглядывать следует в пустую печь. Заглядывают также в пустую дежу [8] .

В этих случаях значимой оказывалась пустота печи или дежи - та пустота, которая проецировалась на память, точнее, на ее опустошение. Другими словами, некий пустой объем нужен для того, чтобы быть вместилищем для неотступной памяти о покойном, воплощением которой является тоска. В таком случае пустота заполняется не только тоской, но и образом умершего. Не случайно предписывается заглянуть в пустое, чтобы убедиться в его отсутствии.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Несколько выбивается из этого ряда практик забывания использование с этой целью еды или питья. В таких случаях действие направлено не на тоску, а на самого умершего, точнее, на память о нем. К числу средств, использовавшихся для забывания, относится так называемый забытный хлеб. «Случайно оставшийся в печи хлеб, пирог или корж, который забыли вынуть, наделяется особыми свойствами забвения, появление которых у хлеба можно объяснить народным этимологизированием лишь отчасти, и которые более связаны с длительным пребыванием в печи.» [9] . К тому же забытный хлеб использовался почти исключительно с целью забыть умершего. Ср.: «...Забудецца хлеп ф пэчи, то, хто умрэть ф семьи, (едят этот хлеб) щоп забывалы» (Житомирск.) [10] .

Смысл подобного рода действий станет более понятным, если обратиться к ритуальным способам обретения нового знания и их усвоения (запоминания) в традиционной культуре. Например, по материалам В. Н. Добровольского, в западных областях России и в Белоруссии существовало обрядовое посвящение девочки в пряхи. Событием становилось выпрядение ею самостоятельно первой нити. Для того, чтобы это знание и умение закрепилось и никуда не ушло, эту первую нить торжественно сжигали, полученный пепел смешивали с водой, которую девочка должна была выпить. При этом ей говорили: «Съешь, а то прясть не будешь уметь» [11] . В подобного рода практиках знания и умения приобретают конкретный, осязаемый и ощущаемый характер. Такое знание можно разглядеть, потрогать и даже попробовать на вкус и, соответственно, усвоить телесно.

Аналогичным образом «усваиваются» другие виды специального знания. К их числу относится знание о новом статусе. В этой связи особое внимание привлекает описанный П. Ивановым обычай, существовавший в Харьковской области: «Для того, чтобы забылась потеря, заставляют детей-сирот в день похорон, при закате солнца, сесть на пороге и съесть, сидя на нем, кусок хлеба с солью и при этом сказать: „Упокой, Господи, душу раба или рабы, имя рек“. Между тем в другое время детям строго воспрещается есть, стоя или сидя на пороге» [12] . Причем этот запрет мотивируется как раз тем, что в противном случае «останешься сиротой».

Разумеется, корни подобного рода представлений гораздо глубже и распространены в разных культурных традициях - достаточно вспомнить сказочный мотив проглатывания с целью обретения чудесного знания, мед поэзии, яблоко с древа познания. О пище забвения речь идет в «Гэсэре» - жена дает герою еду забвения, и он забывает о своем прошлом. Близок к этому миф о латофагах, которые дают спутникам Одиссея съесть красного лотоса и те забывают о своей родине. Съесть что-либо в чужом мире может означать забывание своего. Но для нашего сюжета важно, что в случаях, когда для забывания используется специальная еда или питье, речь может идти о вытеснении произошедшего знанием о новой конфигурации связей, что должно привести к нормализации отношений. Забывание представляется как нечто аналогичное узнаванию. Как для того, чтобы закрепить узнанное, нужно его проглотить, так и для того, чтобы «забыть», нужно проглотить нечто, ассоциирующееся с забвением, и обрести новое знание.

Таким образом, в рассмотренных практиках забывание концептуализируется как стирание, смывание, захоронение тоски или ее отправление в пустоту. В случае с «проглатыванием» забывание предстает как вытеснение прежних отношений новыми. В любом случае практиковавшееся в народной традиции «забывание» умершего не было направлено на полное стирание информации, да и не предполагало его. Скорее можно говорить о том, что такого рода практики были направлены на восстановление прежнего режима памяти в новой конфигурации социальных связей.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Литература

  1. Балов А. Очерки Пошехонья // Этнографическое обозрение. 1898. № 4. С. 86-92.
  2. Бобылева Е. В., Миргородская Н. Н. Народные рассказы о приходе покойника // Традиция в фольклоре и литературе. СПб., 2000. С. 253-274.
  3. Бурцев А. Е. Обзор русского народного быта Северного края. СПб., 1902. Т. 1-3.
  4. Добровольский В. Н. Смоленский этнографический сборник. СПб., 1894. Т. 3.
  5. Завойко Г. Верования, обряды и обычаи великороссов Владимирской губернии // Этнографическое обозрение. 1914. № 3/4. C. 81-178.
  6. Зеленин Д. К. Описание рукописей Ученого архива императорского Русского географического общества. Пг. 19141916. Вып. 1-3.
  7. Иванов П. В. Очерк воззрений на загробную жизнь // Сборник Харьковского историко-филологического общества. Харьков, 1909. Т. 18. С. 244-255.
  8. Логинов К. К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. Петрозаводск, 1993.
  9. Русские заговоры и заклинания. Материалы фольклорных экспедиций 1953-1993 гг. / под ред. В. П. Аникина. М., 1998.
  10. Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России. Вып. 2: Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии Вологодской губернии. М., 1890. (Известия Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии; Т. 69; Труды Этногр. отд.; кн. 11).
  11. Страхов А. Б. Культ хлеба у восточных славян. Опыт этнолингвистического исследования. Munchen, 1991.

// Рябининские чтения – 2023
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2023. 526 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

новости поиск контакты
Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф