Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Финансовое обеспечение исследования осуществлялось из средств федерального бюджета на выполнение государственного задания КарНЦ РАН, тема № AAAA-A18-118030190094-6.

Аннотация: Статья посвящена исследованию фрагментов индивидуально-авторской картины мира В.И. Белова, связанных с представлениями о крестьянском труде, социальных, эстетических и духовно-нравственных его основах. На материале повести «Привычное дело» проведен анализ художественных средств, используемых писателем для образного воплощения темы труда севернорусского крестьянина.

Ключевые слова: древнерусская литература; волшебная сказка; легенда; текстология;

Summary:  The Tale of Christ’s Godson is a literary work of the 17th century, studied insufficiently. It is based on a wandering legend-fairytale plot about a man who finds himself in heaven and holds court over sinners (Comparative Index of Plots. Eastern-Slavic Fairy Tale, 800). The paper presents preliminary results of the textological analysis of over 30 manuscript copies of the Tale, discovers its ties to various genres of old Russian literature.

Keywords: Old Russian literature; fairy tale; legend; textology;

Повесть о Христовом крестнике – малоизученное произведение русской литературы конца XVII в. Крестным отцом младенца, сына бедных родителей, оказывается сам Христос. По достижении крестным сыном отроческого возраста Христос приглашает его к себе в гости. Оставшись на некоторое время один, крестник садится на Божий престол и вершит над людьми суд, наказывая грешников смертью. Но Божий суд отличается от человеческого. Бог упрекает крестника в немилосердии и отправляет его на землю, чтобы тот через покаяние и «скорбное житие» заслужил возвращение на небеса. Таково содержание легенды, которая легла в основу Повести, но имела и устное бытование (СУС 800). [1] Повесть была создана, по-видимому, русским книжником, хотя сюжеты о пребывании человека в гостях у Бога и о «судах» на небе являются международными (ATU 800). [2]

Отсутствие российских реалий в Повести, прямой связи ее содержания с исторической действительностью, вероятно, и является главной причиной того, почему Повесть остается малоизученным произведением. Она привлекала внимание исследователей творчества Л. Н. Толстого, поскольку послужила источником его рассказа «Крестник» (1886), дважды была опубликована. [3] Единственная известная нам специальная работа, посвященная Повести, принадлежит студентке С.-Петербургского (в те годы Ленинградского) гос. университета Г. Г. Малютиной. [4] В кратких тезисах своего доклада Г. Г. Малютина попыталась охарактеризовать рукописную традицию Повести на основе изученных ею 18 списков. Исследовательница выделила три варианта ее текста (А, АI, Б), представила на стемме вероятные взаимоотношения между ними. Небольшой объем тезисов не позволил автору аргументировать свои выводы; в публикации не указаны даже шифры изученных рукописей.

Несмотря на «внеисторический» характер Повести, она представляет большой интерес в целом ряде отношений. В Повести затрагиваются важные социально-философские вопросы, которые в дальнейшем приобретут особую актуальность в русской литературе в XIX–XX вв. Можно ли победить царящую в мире несправедливость насилием (а в некоторых списках Повести крестный сын предстает почти как революционер)? Или же греху должны противостоять милосердие и любовь, а социальное зло преодолевается только путем внутреннего духовного преображения человека? (Не случайно Повесть попала в поле зрения Л. Н. Толстого.) Изучение рукописной традиции Повести позволяет понять, как книжники XVII–XIX вв. решали эти этические проблемы, какие аспекты содержания произведения представляли для них наибольший интерес и как расставлялись акценты в ходе его редактирования.

В настоящее время нам удалось изучить более 30 списков Повести конца XVII–XIX вв. Нет сомнений, что число списков будет в дальнейшем пополняться за счет новых находок, но предварительные выводы о рукописной судьбе Повести уже можно сделать.

Повесть получила распространение как в новообрядческой, так и в старообрядческой среде. Она была известна в различных регионах Севера: в Архангельской, Олонецкой, Вологодской, Псковской губерниях; ее читали в тверской, муромской землях, в Латгалии и т. д. Чаще всего она входила в состав сборников разнообразного литературного содержания.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Текстологический анализ списков Повести позволил выделить несколько ее редакций (пока воздерживаемся от определения взаимоотношений между ними, за исключением более или менее очевидных случаев).

Первая редакция [5] (вариант А, по классификации Г. Г. Малютиной) является наиболее объемным текстом: здесь приводится рассказ о благочестивой жизни родителей отрока до его рождения, подробно описано восхождение отрока «в гости» к Христу по девяти небесам, содержится большой перечень «судов» крестника на небе (более 10 в разных списках), в текст включены монологи и диалоги персонажей. Кем на самом деле является его крестный отец, отрок узнает только после возвращения на землю, оказавшись в церкви перед образом Спасителя. Отрок кается в своих грехах, ходит «от церькви до церькви», а потом покидает город в поисках спасения. От подаренных отроку его крестным отцом чудесных яблок получают исцеление недужные. Текст заканчивается сообщением о том, что родители отрока приняли постриг и основали обитель во имя Иисуса Христа. Такой финал по сути превращает Повесть в этой редакции в сказание о создании монастыря – отдельный жанр древнерусской письменности. [6] Первая редакция представлена двумя вариантами текста, основные отличия которых заключаются в разных перечнях «судов» и в заглавиях: «В лето 6409-е бысть сие преславное чюдо на восточной стране в едином от великих градов, в немже бысть христианство…» (Ульяновский обл. краеведческий музей, УКМ 2814, л. 116–131 об., XVIII в. и др.); «Слышах убо от палестинских кроник от древних отецъ, добродетельное и иноческое житие проходяще, сицеву повесть» (Российская государственная библиотека (РГБ), Музейное собр., № 1835, л. 164–190, XVII в. и др.).

Вторая редакция (вариант АI, по классификации Г. Г. Малютиной) существенно меньше первой редакции по объему, но последовательность событий и общий смысл текста не изменены. Более коротко в этой редакции переданы монологи и диалоги, всего в нескольких предложениях рассказывается о восхождении отрока по небесам, описаны только четыре «суда» (пятый «суд» осуществляется над самим отроком его крестным отцом). В большинстве списков этой редакции местом действия назван некий город Андобург (или Анбур, Антоур и др.) «Венгерской земли», а в заглавии обычно содержится ссылка на Библию (или «Бытие», реже – «Зерцало»): «Выписано из Библии о крестном сыне, како крести Господь младенца». Особенность редакции заключается в усилении мистического, «чудесного» начала: священник удивляется необычному виду восприемника (Христа), прихожане и родители отрока (ему здесь всего три года) – чудесному виду пасхальных яиц, которые Христос подарил своему крестнику; во время литургии Христос является к отроку через растворившееся церковное небо; родители не могут поверить рассказу сына о его путешествии к крестному отцу, поскольку он отсутствовал совсем непродолжительное время; ангел Господень запрещает юноше рассказывать об увиденном у Христа и т. д. Несколько иначе во второй редакции повествуется о судьбе юноши после путешествия на небеса: на долгие годы он уходит в пустынь молиться Богу о своем прощении, затем ангел по Божиему велению переносит его домой, где он вскоре умирает, причем за душой отрока является сам Христос и переносит ее в рай; жители Андобурга хоронят тело юноши в церкви св. Димитрия (или Маврикия, Макария, Георгия и др.), где от него происходят чудеса исцеления. Если финал первой редакции имеет параллели с жанром сказаний об основании монастырей, то здесь использован типичный житийный топос – посмертные чудеса от гроба святого. Вторая редакция представлена несколькими вариантами, в которых появляются новые мотивы. Так, в некоторых списках перечень «судов» юноши дополняется одним добрым делом: отрок наделяет своих родителей богатством, а они в свою очередь раздают его нищим (РГБ, собр. В. М. Ундольского, № 663, л. 65–75, XVIII в. и др.). В списке XVIII в. Государственного Исторического музея (ГИМ), собр. М. И. Соколова, № 15 на небо в гости к Богу отправляется душа юноши, а тело его остается на земле – этот мотив характерен для жанра средневековых видений и фольклорных «обмираний». [7]

Две рассмотренные редакции получили в рукописной традиции наиболее широкое распространение, все остальные варианты текста известны пока в одном-двух списках.

Третья редакция – самая краткая (2 списка: Библиотека Академии наук (БАН), Архангельское собр. С. 138, л. 352 об.–354 об., конец XVII в.; Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (ИРЛИ), р. IV, оп. 24, № 2, л. 52–57, 1-я четв. XVIII в., утрачено начало текста). В списке из Архангельского собрания Повесть имеет заглавие «Бысть сие знамение на восточней стране в Вефулии граде в лето 6409 году». Это заглавие, перечень «судов» юноши, а также некоторые другие мелкие чтения свидетельствуют о генетической связи третьей редакции с одним из двух вариантов первой редакции (с заглавием «В лето 6409-е бысть сие преславное чюдо…»). По всей видимости, третья редакция представляет собой краткий пересказ текста первой редакции. Сюжет Повести здесь воспроизводится полно, за исключением финала: в третьей редакции сообщается лишь о возвращении отрока на землю с тремя райскими яблоками, но дальнейшая его судьба не описана. Вероятно, именно этот текст Г. Г. Малютина считала редакцией Б. Особенности этой редакции – пространный перечень «судов» и отсутствие рассказа о покаянии юноши – позволили Г. Г. Малютиной увидеть в повествовании «демократический смысл»: действия героя Повести, по мнению исследовательницы, представлялись автору «единственно справедливыми». [8] Между тем для такого вывода нет оснований. Дилемма человеческого и Божиего суда здесь по-прежнему решается в пользу Христа, в словах которого и заключается единственно возможное понимание рассказанной истории: «Почто ты многих погубил еси безвременно и без покаяния? А мнози бы покаялися, аще бы милосердие к ним явил». Заключительная сцена Повести в этой редакции – исцеление недужных от дарованных Христом яблок – подтверждает правоту Бога на символическом уровне.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Четвертая редакция известна пока в одном списке 3-й четв. XVIII в. (Вологодский обл. краеведческий музей, № 11901, л. 85 об.–98 об.), где имеет следующее заглавие: «Повесть о некоем убогом человеце, у него же Спаситель восприят сына от святыя купели». Возможно, этот вариант текста сложился в старообрядческой беспоповской среде: обряд крещения младенца совершается здесь не в церкви, а в доме его родителей, причем священник даже не упоминается. Путь юноши в гости к Богу описывается не как восхождение по девяти небесным сферам, но как смена четырех городов – с железными, серебряными, золотыми и хрустальными воротами. Этот мотив имеет некоторое сходство со сказкой о поисках похищенной матери с посещением героем трех царств – медного, серебряного и золотого (иногда добавляется жемчужное), каждое из которых «лучше» предыдущего. [9] Существенно изменен в этой редакции список «судов» (их 9); с небес юноша приносит не три яблока, как в первой и третьей редакциях, а «некую снедь» и плащаницу, благодаря которой получают исцеление недужные. Заканчивается Повесть сообщением о пострижении юноши в монастыре, где он прожил до конца своих дней.

Наконец, еще одна редакция представлена двумя списками 3-й четв. XIX в., входящими в состав латгальских сборников (ИРЛИ, Латгальское собр., № 228, л. 451 об.–460; № 417, л. 292 об.–300 об.). Сборник Латг.-417 составлен старообрядческим латгальским книжником Л. К. Буцевым, перу которого принадлежат и некоторые другие рукописи в составе Латгальского собрания ИРЛИ (№ 123, 173, 418). По-видимому, эта редакция представляет собой местную – латгальскую – переработку текста XIX в. Повесть имеет здесь заглавие «Выписано из книги Великаго Зерцала слово от Старчества о некоем человеце убозем». В этой редакции содержится новый важный мотив: Христос является крестным отцом отрока, но вводится и образ крестной матери – Богородицы. В финале рассказывается о благочестивой жизни отрока и его родителей до самой их смерти, но мотивы строительства монастыря, иноческого пострижения отрока и посмертных чудес от его гроба отсутствуют.

Кроме представленных пяти редакций, встречаются и примеры контаминации вариантов текста, в отдельных списках появляются новые мотивы и подробности.

Текстологический анализ списков Повести позволяет сделать вывод о том, что вариативность текста очень высока, переработке подвергаются все ключевые эпизоды. Местом действия в списках назван то некий город Андобург «Венгерской земли», то библейские Вефул или Вифлеем, то Магдебург «Цареградской области», то просто некий «от великих солнечных градов» «на восточной стороне» (примечательно, что нигде не назван российский город). В заглавиях содержатся ложные ссылки на книги, из которых якобы выписана Повесть: «Палестинские хроники», «Библия», «Бытие», «Великое Зерцало», «Старчество». Использование в вымышленном сюжете житийных топосов (вторая редакция является по сути «житием» несуществующего святого) свидетельствует о процессе «обмирщения» агиографии. Все эти особенности очень характерны для русской повествовательной литературы рубежа XVII–XVIII вв. – периода формирования художественного вымысла. [10] Подвижность текста может объясняться также тем, что легенда имела и устную форму бытования; велика вероятность взаимовлияния книжных и фольклорных версий.

• [1]  Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка / Сост. Л.Г. Бараг, И.П. Березовский, К.П. Кабашников, Н.В. Новиков. Л., 1979.
• [2]  Uther H.J. The Types of International Folktales. A Classification and Bibliography. Helsinki, 2004. Parts 1–3.
• [3]   Народные русские легенды А. Н. Афанасьева. Новосибирск, 1990. С. 155–158 (1-е изд.: Лондон, 1859); Гончаровский летописец / Подгот. текста и примеч. Ю. М. Алексеевой. Ульяновск, 1996. Вып. 1: Летописец семьи Гончаровых. С. 237–268, 339–347, 370–371.
• [4]   Малютина Г. Г. Из истории русской повести XVII в. «Повесть о крестном сыне» // Материалы XII Всесоюзной научной студенческой конференции. Апрель 1974. Филология. Новосибирск, 1974. С. 40–42.
• [5]   Порядковые номера присвоены редакциям только для удобства их рассмотрения; реальную картину соотношения и последовательности возникновения редакций они не отражают.
• [6]   Об этом жанре см.: Охотина-Линд Н. А. Сказание о Валаамском монастыре. СПб., 1996. С. 27.
• [7]   Пигин А. В. Видения потустороннего мира в русской рукописной книжности. СПб., 2006.
• [8]   Малютина Г. Г. Из истории русской повести XVII в. С. 41.
• [9]   См.: Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. М., 1985. Т. 1. С. 180–199.
• [10]   Ромодановская Е. К. Русская литература на пороге нового времени: Пути формирования русской беллетристики переходного периода. Новосибирск, 1994.