Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: В статье рассматриваются особенности жизнеустройства и организации служений старообрядческой общины Шунгского прихода Повенецкого уезда в конце 40- начале 50-х годов XIX в.  в условиях преследований со стороны духовных и светских властей. Исследование основано на материалах фонда Олонецкой духовной консистории Национального архива Республики Карелия.

В начале 1850-х гг. светские и церковные власти активизировали работу по выяснению истинных масштабов распространения староверия в Повенецком уезде, определяя приоритеты собственной антистарообрядческой политики. Ежегодно различными службами тайно и явно собирались сведения о государственных крестьянах - старообрядцах, принадлежавших различным согласиям. В том числе собирались данные по Шунгскому приходу Повенецкого уезда. В материалах фонда Олонецкой духовной консистории Национального архива Республики Карелия: рапортах чиновников различных ведомств, благочинных, местных священников по Повенецкому уезду, содержатся, помимо статистических данных, уникальные сведения об укладе жизни последователей старой веры Шунгского прихода, собранные в ходе кампании по «искоренению раскола». Эти документы позволяют дополнить базу исторических свидетельств, связанных с особенностями традиционного быта старообрядцев Олонецкого края.

Шунгской приход входил в состав Олонецкой епархии Московского патриархата с момента ее возобновления в 1828 г. [1] Церковное деление в целом совпадало с территориально-административным, центр прихода располагался в селе Шуньга.

В середине XIX в. на погосте находилось три храма, две каменные церкви: в честь Благовещения Богородицы - теплая, и церковь Богоявления Господня, с колокольней и деревянными куполами, выстроенная "старым обычаем". Богоявленская церковь имела три придела, связанных с посвящением древних шунгских храмов [2] : соборный во имя Богоявления Господня, Святителя Николая, во имя Св. Пророка Илии. Церковь была построена в 1833 г. на месте прежней после пожара. Третья - деревянная церковь Благовещения Богородицы с трапезой, по документам была выстроена "в виде часовни с папертью над оградными вратами с существующей таковою же колокольней" [3] .

На 125 селений Шунгского прихода приходилась 21 часовня [4] , 9 из них стояли при деревенских кладбищах. В 7 часовнях заведено было празднование господских праздников: Преображения Господня, Воздвижения Креста, Вознесения Господня, Св. Троицы. В 4 часовнях отмечали богородичные праздники: Введение во храм Пресвятой Богородицы, Покрова Пресвятой Богородицы, празднование Иконы Божией Матери «Знамение», Владимирской иконы Божией Матери, Иверской иконы Божией Матери. В 11 часовнях «отправляли малое празднование» в честь почитаемых святых: [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Св. вм. Георгию

Св. вм. Дмитрию Солунскому

Св. Василию Великому

Св. Иоанну Богослову

Св. Николаю Чудотворцу[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Св. вм. Георгию

Св. Архистратигу Михаилу

Св. Мученице Параскеве

Св. Мученикам Кирику и Иулитте

Св. вм. Екатерине [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Св. вм. Варваре

Св. апостолу Фоме

В 8 часовнях празднество совершалось два раза в году: в том числе в часовнях д. Северных Кевтениц и д. Боровской - в честь св. Великомученика Георгия (вешнего и зимнего Егория), в часовне д. Пабережье - в честь св. Николая Угодника (вешнего и зимнего Николу), в часовне д. Яншиной - в честь Иоанна Богослова.

Наибольшие свечные сборы приносили часовенные праздники Преображения Господня (д. Рич – Наволок), Вознесения (д. Фоминой), Воздвижения (в кустах у мельницы в 8 вер. от погоста), Троица (д. Берстяной) и праздник Кирика и Иулиты ( д. Хариной).

Все описанные часовни были «построены издревле тщанием прихожан», к началу 1850-х г. все малые храмы находились в управлении местного причта, средства из них за продажу свечей и ладана регулярно поступали в церковь и учитывались в приходских церковных книгах. [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Приход входил в число охваченных «духом раскола». В начале века в Шунгском приходе проживало 67 «записных» старообрядцев, в то же время «не радеющих о христианском долге» из 4744 жителей прихода значилось 3886 человек, что составляло 81,9%. К началу 50–х годов XIX века более точные данные официальной статистики свидетельствовали, что из 4685 жителей Шуньгского прихода были «явными» старообрядцами 30 человек (0,6%), «тайными» – 1043 человек (22,3%), а 3610 местных жителей (77%) считались «склонными к расколу» и «колеблющимися» [5] . Наиболее распространенным в Шунгском приходе был поморский (даниловский) толк. Кроме того в середине 1850-х годов в приходе проживало несколько семей аристовского согласия [6] .

Священники, обозревавшие приход в первой половине XIX в., не раз отмечали, что «Шуньга была заражена расколом в наивысшей степени, нежели другие селения Повенецкого уезда». «Здесь редкие из православных принимают Святое причастие, все молятся раскольническим перстосложением, держат в домах своих кадильницы ладан и даже лестовки. У богатых крестьян комнаты уставлены образами древнего письма, увешены лампадками, разными картинами из Даниловского селения с изображением Страшного суда, антихриста и портретов почитаемых раскольников: Данилы Викулова, Корнелия, Виталия и др. Хозяева большей частью совершают на роспев моления по старым книгам в своих домах, в церковь да и в большие праздники не ходят» [7] .

Причина такого масштабного распространения старообрядческого вероучения между шуньжанами во многом объяснялась тем, что Шуньга издавна была колыбелью поморского беспоповского согласия: Данила Викулов, один из основателей Выгорецкого поморского общежительства, служил дьячком в Шунгском приходе; выговские киновиархи Андрей и Семен Денисовы, Петр Прокопьев и организатор Палеостровски гарей 1687 и 1688 гт. Емельян Иванов так же принадлежали к единому шунгскому роду [8] .

Жители Шуньги и насельники Даниловского и Лексинского общежительств были объединены общими интересами. «Шуньга и Даниловский монастырь держались, взаимно помогая друг другу», замечал местный причт. Способствовали этому тесные родственные связи выговских насельников и шуньжан. В Выголексинское общежительство шуньжане регулярно выезжали для богомолений и свидания с родными «без видов», не оформляя плакатных паспортов [9] , и принимали у себя родных, приписных к обоим монастырям. Шуньга снабжала Выг всем необходимым: рабочей силой, продовольствием, деньгами. Из Данилова и Лексы наставникам направлялись образа, книги, венчики, и все необходимое для служения, а главное, поддерживались старообрядческие школы, моленные, в шунгские села отправлялись наставники-грамотники и требоисправители.

Вторая причина, поддерживавшая «древлее благочестие» в Шуньге, заключалась в торговом значении Шуньги. Это село представляло собой один из крупнейших на Русском Севере центр «поморской торговли». Обороты Шунгской ярмарки в 1860-е годы доходили до 800 тысяч и даже до миллиона рублей. «Она играла такую же роль в Олонецкой губернии и Поморье, как Нижний Новгород на востоке Европейской России. Москва и Варшава, в особенности Белое море и Петербург хорошо знали Шуньгу, и купцы из этих мест ездили в нее» [10] . [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Ежегодно в числе промышленников на Шунгскую ярмарку приезжало значительное число «ожесточенных раскольников», что, по мнению православного священства, «весьма вредило и расстраивало шунжан» [11] . Во время ярмарок, особенно в Благовещение и Крещение в село съезжались вероучители из всех мест Олонецкой, Архангельской, Новгородской губерний и Финляндского княжества. В это время главы раскольнических обществ устраивали «совещания и догматические споры», участниками которых оказывались местные жители. Эти диспуты были связаны с богословской полемикой, получившей развитие в середине XIX в., посвященной вопросам пришествия антихриста и его воцарения, возможности спасения в этих условиях. Сюда приезжали сборщики из Топозерского, Пахкаламбского, Мегрегского и др. скитов. Нуждающиеся единоверцы получали в помощь деньги, советы и разъяснения.

Устроенные выходцами из Данилова в Шуньге моленные, школы для обучения детей, требоисправители, сборщики не могли бы действовать столь свободно, если бы местное священство и волостное начальство следовали правительственным установкам борьбы с расколом.

Чиновники, обозревавшие приход, с негодованием писали в отчетах: в Шуньге «правительство еще не касалось раскола со стороны полицейских мер, поскольку местное сельское начальство и сотские большей частью сами заражены расколом, хотя для виду иногда ходят к исповеди и Святому причастию». При существовавшем законе, допускавшем выбор сотских и сельских старшин из числа староверов, при условии приведения их к присяге, выборные должности получали наиболее состоятельные и уважаемые из их числа. Так, например, сельский старшина Селезневский, по примеру своих семейных «даже ел из особой чашки, жил безбрачно с подругой из д. Ажобнаволок» [12] .

Приходское духовенство так же не имело возможности, а главное желания бороться со старообрядцами, поскольку многие находились с ними в тесном родстве. Например в 1850-х г. в Богоявленском храме Шуньги служил священником Василий Иоаннов Плотников. Его свекровь, Евфимия Петрова Велиславова, супруга пономаря Толвуйского прихода, с детства и до выхода замуж воспитывалась в женском Лексинском монастыре [13] . Она была «образованием даниловка», занималась обучением детей. Родители, особенно связанные с расколом, с доверием отдавали ей своих детей». Евфимия была очень талантлива: способна к рукоделию, умела вышивать шелками, гарусом и золотными нитками, пела «по крюкам».

В то же время, некоторые из приходских священников, склонные к пагубным пристрастиям, имели крайне низкий авторитет среди местных жителей, что также не помогало «обузданию раскола». Так шунгской священник П.Я. Молчанов, нередко употреблявший «горячие напитки до излишества», имел неуживчивый и буйный характер, который постоянно проявлялся в конфликтах с прихожанами [14] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Семьи староверов были заинтересованы в наследовании «веры отцов», передаче моленного опыта, нравственном воспитании, и старались обучить своих отпрысков в духе «древлего благочестия». С закрытием Выго-Лексинского общежительства обучение сосредоточилось в деревнях прихода. Многие староверы, в домах которых проживали высланные из Данилова и Лексы родные, обучали детей в семье. В зажиточных семьях учителя могли приглашать на дом. Семьи с меньшим достатком отправляли ребят по домам грамотников.

В отчетах отмечалось, что большая часть из 320 грамотных шуньжан получила воспитание у старообрядческих наставников. [15] Только за 1854 г. в 125 селениях прихода учителями-грамотниками было обучено 119 человек обоего пола. Средний возраст обучающихся в приходе составлял около 10-14 лет. Но были случаи, когда в семьях обучались и 25 летние, и детишки 8 лет.

В середине 1850-х гг. с ребятами занималось 11 учителей-грамотников: 4 женщины и 7 мужчин, их возраст колебался от 48 до 74 лет. Из женщин грамоту преподавали либо монастырки, получившие воспитание в скитах на Лексе, либо вдовы, «упорные раскольницы» высланные из Данилова на родину. Обучение они совмещали с требоисправлением, перекрещиванием, отпеванием умерших по соседним селениям.

Среди учителей-мужчин можно было выделить две категории: богатые, уважаемые в селениях, семейные крестьяне, либо нуждающиеся в средствах одинокие или вдовые, обучающие ради прибыли.

Наиболее известные школы располагались в д. Могучая, д. Щепино, д. Кажма, д. Фетковой, д. Тимоховой. Старейшая старообрядческая школа действовала в доме 65 летнего Ивана Давыдова Телегина из д. Кажма. Самое большое число учеников посещало школу в д. Могучей в доме старца Семена Васильева. В отчетах о нем писали: «Семен Васильев - упорный раскольник, богатый крестьянин, имеет довольно обширный дом, ведет исправное хозяйство… прежде не раз выбирался обществом в сельские старосты». Но в преклонном возрасте он оставил должность. Будучи грамотным, завел в доме у себя большую школу для обучения детей в правилах раскола, в ней ежедневно обучалось до 17 мальчиков из разных обозерных деревень. Школа Телегина была настолько известна, что к нему привозили учеников даже из Поморья [16] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Книги, необходимые для школы, псалтырь, часовники и азбуку, он получал из Даниловского селения, но иногда учил по тем, которые привозили к нему родители воспитанников. В 1850 году его обязали подпиской оставить обучение детей, но не смотря на это, в середине 1850-х гг. Телегин продолжал свои занятия.

Методика обучения заонежскими учителями-старообрядцами была наследована из Данилова [17] . Грамоту преподавали по буквослагательному методу. Сначала учили по азбуке произношению букв в алфавитном порядке, затем учили складам, после чего читали слова под титлами, а потом приступали к изречениям из священного писания и молитвам. Азбуки для обучения брали написанные в Даниловой пустыни с церковно-славянским начертанием букв. Когда ученики проходили азбуку, их учили чтению часослова, а затем и псалтири. Чтению гражданской печати «учили после, и то наспех, кое-как». Писать учили после того, как дети усваивали искусство чтения. Никаких правил правописания детям не преподавалось. Письмо усваивалось через копирование с прописей. Прописи доставались из монастыря или писались грамотниками. По воспоминаниям обучавшихся, монастырские прописи нередко иллюстрировались рисунками от руки, изображающими или учителя, обучающего отроков, или отрока, молящегося перед образом о «раскрытии учения», и подобные назидательные сцены.

На первой странице прописей помещались буквы в алфавитном порядке в самых разнообразных начертаниях, в конце строки писалось название букв, их печатное церковнославянское начертание. Вторую строку занимало изречение из священного писания. Детей учили писать трудной «полууставной рукописью», позже вошла в употребление гражданская скоропись. Арифметику преподавали только на счетах: письменную нумерацию чисел проходили приблизительно до 1000. Писали сначала на аспидных досках, а потом на бумаге перьями. За обучение в среднем платили по 2 руб. 50 коп. в год с ученика, богатые платили больше. Кроме того родители учащихся делали учителю разные подарки, главным образом, одаривали продуктами своего хозяйства; сердобольные матери снабжали учителя маслом, молоком, яйцами, чтобы он «поснисходительнее был к их детям». Ученики, которым не нравилось, или те, которые не могли ничему научиться у одного учителя, могли переходить к другому.

Учителя, наследовавшие Даниловскую методику, по воспоминаниям, были строгие, а порой и безжалостные. Для наказания применялась розга, дерганье за уши, за волосы, битье линейкой, неуспешных учеников запирали в хлев, где «привязывали на соломинку». Нарушивший путы получал наказание [18] .

Наиболее известной личностью среди староверов Шунгского прихода в отчетах благочинных назывался явный раскольник, житель д. Фартаковой Иван Ефимов, носящий прозывку Мехтель, (в 1854 г.) 59 лет. По данным причта, Мехтель считался главным наставником и учителем поморского согласия, имевшем постоянные связи с Даниловским монастырем. Мехтель «как верный и хитрый агент», разъезжал по всей Шуньге, Карасозерскому и Мелогубскому приходам Петрозаводского уезда. [19] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Предпочитая вести дела с богатыми крестьянами, он исповедовал единоверцев, отпевал умерших, вел беседы, разъясняя основы старой веры, перекрещивал, отправлял в моленных и часовнях службы в праздничные дни, считался местными жителями одним из главных духовных лидеров старообрядческой общины.

Умея обращаться с капиталами, он «держал денежные суммы для вспомоществования соседям», отвозил деньги на поминовение в Данилов и Лексу, беря для себя небольшую комиссию. Все эти занятия давали ему достаточные средства к безбедному существованию, прокормлению большого семейства, и содержанию двух наемных работников. Одним из основных свойств характера Ивана Ефимова была скрытность, он никогда не высказывал при духовенстве резких суждений против церкви и православия и «всегда старался уклониться от расспросов».

В Шунгском приходе при сборе информации о старообрядцах были выявлены моленные в деревнях Батово, Онтово, Кажма, Ошуково, Варнеж Губа, Фартаково и на погосте в Шуньге [20] . Чаще всего, чтобы избежать посторонних глаз, их устраивали в дальних частях больших крестьянских домов: на сарае в выделенной срубом горнице, так называемой «сарайной горнице», светелке на чердаке - «на вышке», либо в чулане с потайным входом. Принадлежали моленные крестьянам состоятельным, занимавшимся торговлей, или ремеслами в Петрозаводске или Петербурге.

Убранство домашних молелен, в отличие от скитских, имело очень скромную обстановку: несколько образов (от 4 до 12), скамеечки, складной аналой. Эти домашние малые храмы стали после разорения Выга и массовых гонений, местом спасения старообрядческих реликвий и святынь. Например в д. Батово в моленной находились образа и несколько маленьких лампадок, по слухам принесенных из православной часовни, сгоревшей во время пожара со всею утварью.

В таких моленных собирались односельчане – последователи старой веры, на соборные моления к особым праздникам, приезжали родные из Данилова и Лексы для свидания с родными, приезжали гости из соседних приходов для проведения религиозных диспутов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

При таких моленных в доме часто проживал начетчик или монастырка, занимавшиеся исправлением треб для местных жителей. В некоторых семьях для домашних молений устраивали «образные горницы», представлявшие собой парадное жилое помещение, в котором на стенах размещалось большое количество икон. Описаны случаи, когда моленную от глаз епархиального начальства скрывали под видом образной горницы, внося туда для вида нехитрую мебель, которую легко можно было при необходимости убрать.

В соседних приходах Повенецкого уезда, помимо помещений в домах, в качестве молелен использовались различные крестьянские постройки: явный раскольник д. Деригузовой Иов Филимонов, моленную устроил в избе при мельнице, а крестьянин д. Медвежья Гора Семчезерского прихода Осип Богданов, перевез свою старую избу на местное кладбище и обратил ее в моленную, учредив в ней ежегодное празднество в день Св. Александра Свирского. Спасая святыню, бывший большак Даниловского селения Аника Степанов, перевез к нему большой, хорошо написанный образ во имя этого угодника. В д. Рахмозеро того же прихода моленная была устроена в отдельно стоящем рубленом сарае в длину и ширину около сажени (ок. 2 метров). Осмотр показал, что в ней находилось 12 образов, на жердях висела холстинная занавеска, разделяющая ее пополам, на полке лежали кадильница и несколько восковых свечей. В Юстозерском приходе моленная была устроена в старом амбаре, куда, по словам священника, сносились иконы во время праздников и отправлялись службы в присутствии всего селения. В Гимольском приходе на Сукозере в моленную был обращен дом умершего пустынника Федора Кириллова. Изба была разделена на две половины, в одной была моленная, а в другой келья для проживания паломников [21] . Во многих удаленных от центра приходах (например, Ребольском), староверы, втайне от священников, продолжали собираться в часовнях, принося свои иконы, лестовки, скамеечки и все необходимое для служения [22] . «Склонные к расколу» шунжане совместно с мирскими так же нередко проводили праздничные соборные служения в родных деревенских часовнях, несмотря на запреты и увещевания местного духовенства.

Особенности отправления похоронного обряда шуньжан-староверов заключались в следующем: для отпевания покойного старались пригласить своих требоисправителей еще до прибытия священника. Отпев покойного надлежащим образом, они, демонстрируя покорность, ожидали, когда священник совершит свой обряд. Но в это время никто из пришедших уже не молился. Священник производил отпевание покойных согласно правилам в придеревенских часовнях. Там, где неподалеку от деревни было кладбище, обряд похорон совершался в его присутствии. Но в местах, где рядом с часовней кладбища не было, как только священник удалялся, староверы «окуривали мертвого ладаном, вынимали положенные им венчик и разрешительную молитву и заменяли своим Даниловским венчиком. После этого покойного торжественно с пением несли на кладбище». Такая практика, по сообщениям священников, была нередкой как в Шуньге, так и в соседнем Толвуйском приходе [23] .

Сводный отчет, аккумулировавший обширные сведения о Шунгском приходе и доклад о деятельности раскольников Повенецкого уезда лег на стол архиепископа Аркадия в конце 1854 г. Он был составлен секретарем Олонецкой епархии Ржановским на основании статистических отчетов, данных, полученных от местных священников и благочинных за последнее десятилетие [24] .

Итогом аналитической работы епархиальных чиновников стало заключение, вскрывавшее истинные масштабы распространения раскола в губернии. [25] Впоследствии оно легло в основу множества разбирательств и административных решений, нанесших окончательный удар по старообрядческой общине Шунгского прихода. Было заявлено, что Шуньга требует особого внимания со стороны правительства, как место, составляющее почти ¼ часть населения Повенецкого уезда. Предлагались жесткие меры по искоренению раскола в приходе:[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

1. Обязать священников принимать детей для обучения грамоте, снабдив их необходимыми книгами, а старообрядческих учителей «обязать строжайшими подписками прекратить свои действия под опасением наказания за обучение как за совращение».

2. Запретить беспаспортные отлучки жителям шунгских селений, и в паспортах делать отметки, запрещающие посещение Данилова и Лексы. Приписаным же к монастырям запретить отлучки из мест жительства в особенности в Шуньгу и соседние Толвую и Кижи.

3. Производить регулярные обыски в домах подозрительных грамотников, с целью лишить их старинных книг, за содержание книг вредных православию виновных предлагалось отдавать под следствие.

4. Выслать в Данилов и Лексу монастырок-учительниц, издавна перечислившиеся в Выгорецкое общежительство.

5. Высылать наиболее видных расколоучителей из Шунгского прихода в православные монастыри.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

6. На тех, кто впредь будет замечен в отправлении треб по расколу, представлять духовному начальству для наложения… епитимии.

Подводя итоги исследования можно заключить, что в конце 40- начале 50-х годов XIX в., в преддверии «кампании по искоренению раскола», старообрядческая община Шунгского прихода продолжала сохранять свой особый способ жизнеустройства, демонстрируя способность к адаптации и устойчивость к внешним угрозам со стороны церковных и светских властей и стремление к сохранению своей самобытности.

Приложение

• [1]  Олонецкая епархия была учреждена 22 мая 1828 г. указом императора Николая I.
• [2]  Первые храмы на Шунгском погосте были построены во имя Николая Чудотворца и Ильи Пророка. Обе церкви упоминались в конце XV в. Никольский храм «сожгли немцы в разоренье во 122-м [1613/14] году», к 1630-м гг. он был возведен вновь «о девяти верхах шатровых» с приделом «вверху на полатех» Рождества Иоанна Предтечи. К 1640-х гг. придел был разобран. Третий храм был построен в 1650-х гг. в честь праздника Богоявления Господня. Между концом 1670-х – серединой 1700-х гг. эта церковь была разобрана, на ее месте был опять поставлен храм со старинным посвящением в честь Ильи Пророка (Суслова Е.Д. Церковные приходы в Заонежских погостах //Суслова Е.Д. Церковно-приходская система в Карелии конца XV – начала XVIII века. Петрозаводск, 2013. [Электронный ресурс] URL: http://carelica.petrsu.ru/Reading_hall/Suslova/SUS_Gl_1.pdf. Дата обращения 2.12.2020).
• [3]  НАРК. Ф.299. Оп. 1. Д. 12/260. Л.42-43.
• [4]  НАРК. Ф.2. Оп.71. Д.106/705. Л.9-9 об.
• [5]  Ружинская И.Н. Заонежское старообрядчество в первой половине XIX века // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера (Материалы IV Международной научной конференции «Рябининские чтения-2003»). Петрозаводск, 2003. С.232.
• [6]  НАРК. Ф.2, оп.71, д.106/705. Л.10-11.
• [7]  Там же. Л. 7-8 об.
• [8]  Юхименко Е.М. Выговская старообрядческая пустынь: духовная жизнь и литература. М., 2002. Т. 1. С. 22.
• [9]  Документ давал право на выезд крестьян из своих селений для занятия промыслами.
• [10]  Ончуков Н. Старина и старообрядцы: поездка в Поморье и Заонежье // Живая старина. 1905. № 3–4, С.276.
• [11]  Ф.25, оп. 20, д. 16/142, л. 19.
• [12]  НАРК. Ф.2. Оп.71. Д.106/705. Л.6.
• [13]  Калашникова Р.Б. Священники Плотниковы из села Лижма (Устная история семьи) // Кижский вестник. Петрозаводск, 2004. Вып. 9. С.18. 
• [14]  НАРК. Ф.299. Оп. 1. Д. 12/260. Л.45.
• [15]  НАРК. Ф.2. Оп.71. Д.106/705. Л.9.
• [16]  Там же. Л.2.
• [17]  Коренной П. Очерк из истории развития грамотности и школьного обучения детей в Космозерском сельском обществе Петрозаводского уезда // Вестник Олонецкого губернского земства. № 14. Петрозаводск, 1915. С.19.
• [18]  Там же.
• [19]  НАРК. Ф.2, оп.71, д.106/705. Л. 5 об – 6.
• [20]  Там же. Л. 1-5 об.
• [21]  НАРК. Ф.2, оп.71, д.106/705. Л. 11, 30, 31-32, 35, 81.
• [22]  Там же. Л. 74.
• [23]  НАРК. Ф.2, Оп.71, д.106/705. Л.9-9об.
• [24]  Там же.
• [25]  Там же. Л.13-15.