Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: Статья посвящена истории распространения старообрядчества среди жителей села Лявли Архангельской губернии в XVIII – начале XX вв., взаимоотношению старообрядческих общин с уездной и епархиальной властью. Дается краткое описание хозяйственно-бытового уклада двух крупных окрестных скитов: Сумозерского и Слободского.

Тема старообрядчества на Русском Севере и старообрядческой культуры исследуется в музее «Малые Корелы» с 1960-1970-х гг. Это обусловлено происхождением и историей ряда памятников. На территории Двинского сектора музея размещен дом Русиновых конца XIX века, принадлежавший старинному старообрядческому роду. С 1986 года в зимней и летней избах дома размещена экспозиция «Интерьер дома двинского крестьянина - старообрядца». Одним из самых ранних памятников Каргопольско-Онежского сектора является дом Пухова 1812 г. Последний хозяин - Александр Федорович Пухов был странноприимцем. В доме была устроена небольшая келья, где жили старики, которые к семейству не относились. Это были староверы-скрытники, принадлежавшие к распространенному на Каргополье бегунскому согласию [1] .

В конце 2019 года в выставочном зале на территории музея «Малые Корелы» открылась выставка «Искусство благочестия. К 325-летию Выговской старообрядческой пустыни». Значительная часть представленных в экспозиции образцов поморского литья XVIII – XIX вв. происходит из лявленских деревень Ершовка, Бор, Хорьково, Словенское, Погорелка (о. Княжестров).

В число памятников, находящихся под охраной музея, входит древняя Никольская церковь в селе Лявля (Рис.1). Храм был возведен задолго до раскола, в 1581 - 1584 гг., почитался как прихожанами официальной церкви, так и ревнителями старой веры. Сложившийся в древности тип шатрового храма, рубленного «кругло», восьмериком от основания, был широко распространен на всём Русском Севере вплоть до конца XVIII века. На сегодняшний день осталось только три храма подобного типа [2] .

Письменных свидетельств о старообрядцах в окрестностях Лявли сразу после раскола не обнаружено. О распространении старообрядчества поморского (даниловского), а позднее федосеевского толка свидетельствует подъемный археологический материал. На Княжествове, в деревнях Хорьково, Бор, Ершовка археологами еще в 1970-е гг. обнаружена масса нательных крестиков и меднолитых икон XVII – XIX вв. внешняя форма и иконографическая программа которых говорит о тесных контактах и связях местного населения со старообрядческими центрами в Поморье и Олонецком крае [3] . Статистика находок оловянных крестов к. XVIII – начала XX вв. на Княжестрове и почти полное их отсутствие в близлежащих деревнях позволяет сделать предположение о существовании в одной из деревень острова небольшого центра крестечного литья. Типологическое разнообразие, а также объем найденного в окрестностях Лявли материала свидетельствует о широком распространении или, по крайней мере, значительном влиянии старообрядчества среди местного населения, едва ли не с самого начала религиозного раскола. Косвенно об этом свидетельствуют поздние письменные источники.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Из «Краткого описания приходов и церквей Архангельской епархии» известно об исходе на озёра монахов из Успенского монастыря после разоблачения священника Павла Кочурова [4] .На протяжении всего XVII и XVIII веков о ревнителях древнего благочестия нет ни одного сколь-нибудь значительного упоминания. Лишь в конце XVIII века в приходских отчетах местного священника Николая Попова в епархиальную консисторию встречается упоминание о «скрытых молельнях», хождении на Княжестрове «странных» рукописных книг и «вольных разговорах» местных крестьянок Ульяны Немановой и Капитолины Устиновой, слухах и пересудах прихожан лявленского прихода [5] . Ни о расправах, ни о самосожжениях священник не сообщает. После известных Указов Александра I об «обращении с раскольниками преимущественно увещеваниями» [6] в Лявле объявляется множество старообрядцев.

В 1826 г. священник Петр Самсонов составляет список из 67 фамилий (Рис. 2), кратко описывая род занятий, возраст и указывая место проживания «раскольников» [7] . В 1847 г.другой священник – Валериан Чернышев – свидетельствует: «К Лявленскому приходу принадлежит 133 обывательских дома, в которых считается из крестьян 347 душ мужского и 481 женского пола, в том числе раскольников федосеевского толка 37 мужчин и 88 женщин». Каждый седьмой в расколе [8] .

К концу XIX века в окрестностях Лявли насчитывается пять старообрядческих скитов; шестой, Слободской, числился в Кехотской волости, но половину насельников составляли выходцы из Княжестрова. Наиболее известным был Сумозерский скит, основанный в первой трети XVIII века [9] . На месте скита находят множество остатков керамики, что, вероятно, свидетельствует о существовании на Сумозерье постоялого дома или гостиницы для паломников. Также на месте скита была кузница и небольшой скотный двор. Слободской скит, считавшийся более древним, был вторым по значению. На его территории стояли добротные строения, мельница «на три помола», животноводческая ферма [10] .

Все взрослое население скитов было занято на разных работах. Мужчины занимались речными и озерными промыслами, боровойохотой. Занимались также изготовлением разных поделок из дерева: чашек, ложек, ковшей и иной мелкой посуды, которую продавали в Архангельске. Скитя не содержали домашний скот. В небольших размерах здесь имелось огородничество. Занимались также сбором и заготовкой ягод и грибов. Келейницы в основном были заняты вязанием поясов, женских и детских лестовок, ковриков-подрушников и прядением тонких ниток. Эти вещи шли в основном в дар жертвователям скита.

Помимо доходов от промыслов и скотоводства, источниками средств на содержание скита служили пожертвования богатых старообрядцев из Архангельска и уездных городов. На территории Сумозерского и Слободского скитов зафиксированы находки множества серебряных монет XVIII – XIX вв., что говорит о том, что скиты отнюдь не были бедными. Насельники, которые занимались сбором пожертвований среди торговых и купеческих людей, назывались запрощиками. Их посылали в города и крупные села под видом торговых людей. Известное место в поступлении средств на содержание скита занимали также подаяния окрестного населения, сбором которого занимались келейницы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Скитское имущество, помимо келий, составляли предметы религиозного обихода: старинные книги и иконы. Среди икон было много старых, привезенных из поморских скитов, а также меднолитых икон и киотных крестов из поморских и московских центров. Во главе скита стоял старший наставник, который руководил всем хозяйством и религиозной жизнью скита. Каждое сельбище, состоящее из нескольких близко расположенных келий, имело своего настоятеля или настоятельницу в иноческом постриге и обычно преклонного возраста.

В каждом сельбище скита для общих молитв имелись домашние молельни, а в Сумозерском сельбище отдельный большой молитвенный дом. Все молельни украшались старинными иконами и снабжались старопечатными богослужебными книгами. В праздничные дни молельни украшались особенно чтимыми древними «писаными» иконами, которые в обычные дни хранились у настоятеля и на обзор не выставлялись. [11]

Экономической опорой старообрядческих общин в Лявле и окрестных скитов было местное купечество. Краевед, исследователь истории лявленских приходов Н.В. Суханов отмечал, что большинство лявленцев, занимавшихся торговлей, были «тайными» старообрядцами, жили в деревнях, совершали хождения в скиты [12] . Предпринимательская деятельность была для них исполнением христианского долга перед Богом и людьми. Результаты труда только тогда имели освящение, когда были направлены на нужды старообрядческой общины, семьи и укрепление «истинной церкви».

Cреди потомственных купцов Лявли в XVIII – XIX вв. большую известность приобрели купцы Карбасниковы. Начало семейному торговому делу положил Фёдор Степанович Карбасников (1723-1798), который переехал в числе других крестьян из островной деревни Лявлестровской «от разорения весенней воды» на высокий правый берег в д. Ершовку в середине XVIII века. Все Карбасниковы в ревизских сказках (переписи населения в XVII-XVIII веках) записаны по экономическому ведомству, так как деревня Лявлестровская была вотчиной Николо-Корельского монастыря. В 4-й ревизской сказке 1782 года Федор Степанович записан как «находящийся в бегах». С разрешения властей он записался в городской посад, построил в городе дом, занимался торговлей мягкой рухлядью, птичьим пухом и другими товарами. Сыновья его жили в Лявле, крестьянствовали, имели крепкие хозяйства.

Дело отца продолжил только младший – Игнатий. Со своей женой Марьей он, как значится в той же 4-й ревизии, «записались в 1780 году под мещанство и сгинули», то есть выбыли из Лявли. Через три года, получив отцовское наследство, он записался в купцы 3-ей гильдии, объявив капитал в 1100 рублей. К 1807 году он уже купец 1-й гильдии и его капитал вырос до шестнадцати тысяч. Имел в городе три дома, саженный салотопленный и пекопаренныйзаводы. С 1820 по 1823 годы Игнатий Фёдорович избирался городским головой и являлся почётным гражданином Архангельска. Сын Игнатия Фёдоровича, Василий, похоронил отца на старообрядческом кладбище в Лявле. Для этого старостой д. Зачапинская была выдана специальная справка [13] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Официальные источники подчеркивают две причины широкого распространения «раскола» в Архангельской губернии.. Губернское гражданское управление считало, что недорабатывают священники. В монастырях и на приходах миссионерская деятельность за редким исключением была развита крайне слабо. В епархиальном управлении звучали оправдания. Духовенство ссылалось на то, что приставы, грубо вмешиваясь в жизнь староверческих скитов, делают из их обитателей мучеников. В качестве аргумента звучала и нехватка средств. Священник Илия Легатов однажды «пожаловался» церковному начальству – написал прошение о денежной помощи, поскольку приход разбросан по деревням от Корел до Боброво: ездить приходится много, а в скиты вообще один не поедешь – и далеко (до Лодьмозера 80 вёрст) и не безопасно. Денег отцу Илии не прибавили, но миссионерствовать по скитам благословили [14] .

В ответ приставы указывали на инструкции, изданные 23 июля 1857 года министром государственных имуществ. Архангельскому губернатору предписывалось обеспечить «неослабное наблюдение за раскольниками, дабы согласно Высочайшему повелению от 1854 г. в существовавшие в Архангельской губернии скиты вновь никого на жительство принимаемо не было». Кроме того, чтобы пустые кельи, оставленные умершими или выбывшими раскольниками, «были разбираемы до основания и немедленно, так как эти помещения дают возможность новому поселению раскольников» [15] . Если приставы приходили с проверкой в скит и кельи были пустыми, их разбирали и сжигали. Духовная консистория возражала: «Разогнали Выговскую пустынь – появился Ямбург, летнезолотицкие скиты. Применили силу в Ануфриево – возникают скиты в лявленских лесах».

Последний раз министерские инструкции 1857 года были применены по отношению к лявленским старообрядцам за два года до правительственного манифеста 1905 года «О веротерпимости» и Указа Николая II «О веротерпимости». Зимой 1902 года местный урядник Николай Лобанов собрал мужиков в «поход». Операция готовилась в строгом секрете, даже священник, отец Стефан Баженов, ничего не знал. На нескольких санях два десятка мужиков с топорами, оружие было только у пристава, ранним утром выехали в сторону Сумозера. К скиту подъехали уже к вечеру, подпалили крайнюю (пустующую) келью, а ветер сделал всё остальное. К утру все кельи, в которых можно было жить зимой, и две церкви сгорели до основания. Погромщики сожгли ещё скиты на Кельчмозере и Старокелейном и вернулись домой через неделю [16] . Следы пожара хранят на себе представленные на выставке «Искусство благочестия. К 325-летию Выговской старообрядческой пустныни» фрагменты складня и икон (Рис. 3).

В последней трети XIX – начале XX вв. на всем Архангельском Севере отмечается рост влияния новых толков и мелких согласий. Исследователи, вслед за отчетами церковных и гражданских ведомств, связывают это с появлением «учителей». Двумя годами ранее, до составления статистических списков, В. Чернышев сообщает о появлении в Лявле «наставника». В 1840 г. из Ухтострова переехал Козьма Антонов с семьей. На прежнем месте его жизнь стала невыносимой, особенно после того, как он похоронил по старообрядческому чину Екатерину Винокурову, дальнюю родственницу местного священника [17] . Однако он был уже в годах.

До начала XX века часть деревень в окрестностях Лявли в административном отношении относились к Кехотской волости. По рапорту священника Кехотского прихода Архангельского уезда о. Михаила Щеколдина здесь в 1905 - 1906 гг. появилось «рационалистическосектантское направление беспоповщинского толка», так называемые «середники». Распространителем нового учения явился некий старец Симеон, крестьянин Нижегородской губернии. По учению «старца», день Воскресения Христова должен приходиться на среду (отсюда название толка), чтобы праздновать его отдельно от «антихристовых слуг». Кроме того, старец проповедовал, что «Иисус Христос имеет одно Божеское естество, и что Божья Матерь родила Бога, а не Богочеловека; что не следует поклоняться иконам, а только почитать деревянный крест, сделанный им самим; что поклоняться кресту, как и иконам, тоже не следует, а лишь только почитать и смотреть на него во время сердечно-духовной молитвы, которую, по примеру древних отцов-исихастов должно совершать в сидячем положении». Центром новой секты стал скит, основанный на месте древнего старообрядческого скита, на озере Слободском в 25 верстах от села Кехта [18] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В июле 1909 г. в Кехте было отмечено появление еще одной секты. Странный проповедник – высокий человек средних лет, мрачного вида и с пронзительным взглядом. Он объявил, что пришёл из Сибири, где получил откровение от Бога. Некоторое время он постился и молился в старом Слободском скиту, строгость его жизни произвела сильное впечатление на окрестное население. Вдобавок он носил вериги и его тело было изрыто глубокими бороздами, оставшимися от цепей и икон. Их он сбросил только, когда отправился на проповедь.

Учение этого человека состояло в следующем: на Ильин день, 20-го июля наступит конец мира, и поэтому, кто желает избавиться от вечного осуждения, должен освободить свою душу от тела до этого страшного дня. Население сначала с насмешкой отнеслось к его проповеди, но этот человек говорил с такой серьёзностью, так неутомимо и энергично, являл такой пример святости, что мало по малу овладел сердцами жителей. Большие толпы крестьян шли слушать его. Число уверовавших росло всё более и более. Пророк приказал собраться всем на берегу озера около старообрядческой пустыньки в ночь на 20 июля – это был канун «конца мира».

Огромная толпа явилась на берег тихого Слободского озера, и на том месте, где засохшая сосна склонила над водой свои ветки, пророк произнёс свою последнюю проповедь. Он показал древние старообрядческие иконы, молился перед ними, и толпа в трепете смотрела на него. Он просил у них прощения и сам прощал их, прощал своих родителей, весь мир и призывал прощения у Бога. Дальнейшие события описывают массовое самоубийство. Полицейские пытались выявить наиболее активных «зачинщиков», но это оказалось трудным, поскольку единственными виновниками всего происшедшего были те, кто сами лишили себя жизни. Дело рассматривалось специальной комиссией из Архангельска, но раскрыть, кто был этот таинственный проповедник, она не смогла [19] .

Общую картину широкого распространения и влияния старообрядческих толков в селе Лявле и его окрестностях дополняет простое сопоставление численности населения с числом «новообрядческих» церквей. В 1905 г. население Лявленской волости, по архивным источникам, составляло 2322 человек, вместе с Княжестровом, входившим тогда в состав Кехотской волости – 3632 человек [20] . В Лявле и Княжестрове в начале XX века было четыре церкви по одной зимней и летней в каждом селе. Часть княжестровских деревень относились к Лявленскому приходу. В теплое время года служили в летнем храме, с поздней осени до весны – зимнем. Таким образом, посезонно, не считая часовен, для общих служб было открыто только два храма. Вместить всех верующих они не могли. Ответ на вопрос о том, куда еще «ходили» лявленцы и жители Княжестрово, очевиден. Можно говорить, как о близком к феномену старообрядческой общины – «часовенном православии», скрытом «латентном» старообрядчестве, так и открытой принадлежности к толкам.

• [1]  Прим: В келье висели иконы, медные распятия, складни, церковные книги старого письма, старообрядческие четки – лестовки. Значительная часть крестьян Каргопольского уезда исповедовала старообрядчество и предоставляла приют для странников – бегунов, укрывавшихся от официальной церковной власти (См. Пермиловская А.Б. Изба Пуховых из деревни Большой Холуй Каргопольского района – памятник музея деревянного зодчества \\ Музей под открытым небом в современных условиях. Архангельск, 1995. С. 70.)
• [2]  Прим: Дата основания 7089 (1581) год – была указана в Памятной книге и приводится в клировых документах Лявленского прихода (РГДА. Ф. 1196. 1520 – 1890)
• [3]  Булкин В. А., Овсянников О. В. Разведочные раскопки // Археологические открытия 1974 года: сб ст.– М., 1975. С. 81-82)
• [4]  Прим: Священник Павел Кочуров, служивший ранее дьяконом в церкви Апостолов Петра и Павла в Нёноксе, был выгнан оттуда за проступки. Тогда он решил обратиться с челобитной к Царю Михаилу Феодоровичу, в которой просил, чтобы велено ему было служить в церкви Пресвятой Богородицы, в Лявле, не упомянув, что здесь находится монастырь. Его ходатайство было утверждено 2 февраля 1641 года. Управлявший тогда монастырём старец Иов с братиею решились искать защиты перед Царём и в своей жалобе они разоблачили Кочурова в обмане. В ответ на ходатайство Михаил Феодорович послал грамоту Холмогорскому стольнику, в которой предписывалось поручить наблюдение за Лявленским монастырем и его имуществом игумену Сийского монастыря отцу Ионе (Краткое описание приходов и церквей Архангельской епархии, 1864 г., С. 147-148).
• [5]  ГААО. Ф. 34. Оп. 5. Т. 3. Д. 1982. (Отчет священника Николая Попова в Архангельскую епархиальную консисторию 1799 г.).
• [6]  Церковь и государство (история правовых отношений). Священник Алексей Николин. Издание Сретенского монастыря. 1997. С. 112.
• [7]  ГААО. Ф. 35. Оп. 11. Т. 5. Д. 1987. (Отчет священника Петра Самсонова в Архангельскую епархиальную консисторию 1826 г.).
• [8]  ГААО. Ф. 24. Оп. 13. Т. 7. Д. 1924. (Отчет священника Валериана Чернышева в Архангельскую епархиальную консисторию 1847 г.).
• [9]  Самый ранний монетный материал, обнаруженный на территории скита относиться к 1730-м гг. (См. Булкин В. А., Овсянников О. В. Разведочные раскопки … С. 88.)
• [10]  Булкин В. А., Овсянников О. В. Разведочные раскопки… С. 89.
• [11]  См.: Окладников Н.А. Ануфриев скит [Электронный ресурс] URL: https://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/39-1-0-374 (Дата обращения 7.01.2021)
• [12]  Суханов Н.В. На Двину к Пресвятой Богородице. Архангельск, 2010. С. 95-97
• [13]  Бутаков С.В. Из крестьян в купечество. Архангельск, 2004. С. 44.
• [14]  ГААО. Ф. 35. Оп. 18. Т. 9. Д. 1977. (Отчет священника Ильи Легатова в Архангельскую епархиальную консисторию 1910 г.).
• [15]  Церковь и государство… С. 110.
• [16]  ГААО. Ф. 35. Оп. 18. Т. 10. Д. 1980. (Отчет священника Ильи Легатова в Архангельскую епархиальную консисторию 1910 г.).
• [17]  ГААО. Ф. 25. Оп. 10. Т. 9. Д. 2004. (Отчет священника Валериана Чернышева в Архангельскую епархиальную консисторию 1847 г.).
• [18]  ГААО. Ф. 487. Oп. 1. Д. 35. Л. 2.
• [19]  ГААО. Ф. 487O. П. 1. Д. 30. (Комиссия по делам раскола Архангельской Епархии). См. также: Старообрядцы в Лявле [Электронный ресурс] http://arhispovedniki.ru/library/research/2482/ (Дата обращения 7.01.2021).
• [20]  Прим: Статистка приводится по изданию: Адрес-календарь Архангельской губернии. 1906 год.