Коза и овца в русских народных верованиях и представлениях
@kizhi
Приближающийся 2015 год будет посвящен астрологическому знаку Козы, или Овцы. Сначала немного о самих этих животных, которые попали в число знаков-символов. Овца и коза — животные из отряда парнокопытных. Оба этих вида были приручены за несколько тысяч лет до нашей эры. Козы служат поставщиками шерсти и молока, овцы кроме шерсти и молока снабжают человека также шкурами и мясом. Хотя коза и овца — достаточно близкие животные, они сильно отличаются по темпераменту и поведению. Если овца — животное стадное и «безынициативное», то козу отличает индивидуальность, своенравие, предприимчивость и озорство. Оба этих животных, живущих рядом с человеком, оставили свой след не только в восточной, но и в европейской и русской культуре. По-видимому, можно провести параллель между козой и овцой — домашними животными и представлениями, которые сложились о них в этих культурах.
Коза — довольно известный персонаж древнегреческой и древнеримской мифологий. Следует вспомнить, во-первых, козу Амалфею, вскормившую своим молоком младенца Зевса, а также богов, которые изображались в виде козла или имели в своем облике козлиные черты. Таковы бог растительности и виноделия Дионис, принимавший обличье козла, и козлоногий Фавн (Пан) — бог полей, лесов и пастбищ, покровитель скотоводства, охранявший стада от волков.
Овца тоже запечатлелась в древних мифах — если не как действующее лицо, то, по крайней мере, как объект добычи. Ведь именно на поиски золотого руна отправляются в путешествие в далекую Колхиду аргонавты, греческие герои со всей Эллады, под предводительством царского сына Ясона.
В славянских культурах коза нередко выступает символом плодородия. Похожими качествами народное сознание наделило и овечку: она связывается с плодовитостью и, благодаря теплой шерсти, с богатством и прибылью. Другая сторона облика козы в народных верованиях — ее связь с нечистой силой, чему немало способствует ее внешний облик — наличие острых рогов. Подобные ассоциации могут быть связаны и с овцой, но значительно реже, так как на восприятие овечьего образа оказала сильное влияние христианская символика. Выступая представителями демонического мира, коза и овца могут в то же время служить оберегами, защищать от него.
Эти общие для славян представления о двух животных в разной степени присущи и русской традиции. Они проявляются в календарных и семейных обрядах, во многих жанрах фольклора (сказках, заговорах, пословицах, приметах и загадках, в детском фольклоре, мифологических рассказах… и не только). Поскольку речь здесь о новом годе, остановимся на образах козы и овцы в народном календаре. Оба эти образа встречаются в нем как в зимний, так и в летний периоды, причем спектр их ролей весьма разнообразен.
Начнем с зимы, когда коза предстает как один из персонажей святочного ряженья. Зимой с наступлением святок по домам начинали ходить ряженые. Из года в год это были одни и те же традиционные «маски» — персонажи, чей облик изготавливался с помощью нехитрых подручных средств. Облик ряженой козы (как и многих других ряженых животных) складывался из тулупа, вывернутого шерстью наружу, и деревянной козьей головы с рогами, открывающейся пастью и соломенной бородой. Сценка с козой в главной роли носила название «вождение козы», а ее сюжет заключался в том, что под звучание песни «Где коза ходит, там жито родит» коза исполняла пантомиму: танцевала, а затем падала и умирала, после чего воскресала. В тексте песни подчеркивалась ее магическая роль в обеспечении многократного, обильного урожая: «Где коза рогом — там жито стогом, где коза хвостом — там жито кустом». Ход обрядовой сценки выявляет мифологическую связь животного с ежегодным умиранием и последующим возрождением природы.
Ряженые сценки с участием козы были более характерны для белорусов и украинцев, нежели русских. В русской традиции козья маска не могла сравниться по частотности с другими популярными зооморфными персонажами ряженья — медведем, петухом, журавлем, лошадью — и занимала, скорее, периферийное положение, локализуясь в средней полосе. Согласно одной из точек зрения, эта особенность была связана с той малозначительной ролью, которая принадлежала мелкому рогатому скоту в северных крестьянских хозяйствах, где главными оставались конь и коровы. Однако случаи появления ряженой козы все же отмечались на обширнейшей территории Русского Севера: от Архангельской до Вологодской и Новгородской губерний. Не стала исключением и Олонецкая губерния. Правда, следует отметить, что следы ряженой козы обнаруживаются здесь (и то по весьма скудным свидетельствам) только на востоке губернии, в Каргополье (современная Архангельская область). Так, имя козы звучит в песне, сопровождавшей святочную театрализованную сценку с ряженым попом: «У попа была коза лысая, / Повадилась она к дьякону в огород ходить…». В сюжете песни коза, по существующей схеме, подвергается казни. Эта каргопольская запись, сделанная уже в 1990-е годы (опубликовано в «Живой старине» за 1996 г.), говорит о живучести обряда и заставляет предположить его бoльшую, чем принято считать, распространенность в прошлом.
Есть и еще один, более ранний, зафиксированный до революции, случай ряженья козой, происходящий тоже из Каргопольского уезда. К сожалению, он описан очень кратко: на святках «молодец рядится козой и идет к милой под окно». Вероятнее всего, это тот же самый обряд; но здесь, через указание на участников обряда, которых всего двое — ряженый молодец и его милая — проступает свадебная символика. Брачные мотивы тоже входили составной частью в сложный мифологический образ козы и проявлялись в отдельных контекстах.
Символика брака прослеживается и в молодежной святочной игре, где участвовала коза. Разновидности этой игры были известны под названиями «Волки и овцы», «Жмурки, или Слепой козел», «Коза». Суть игры сводилась к тому, что центральный персонаж должен был поймать одного из играющих, после чего игра начиналась снова. В первой игре, «Волки и овцы», записанной в средней полосе России, наряженный волком водящий похищал во время «пастьбы» одну из «овец» (девушек). Описания двух других игр приведены в одном из первых сборников фольклорно-этнографических материалов, изданном в 30–40-е годы XIX века, «Сказания русского народа» И. П. Сахарова. Обе игры начинались произнесением ритуальных текстов, а затем Слепой Козел, либо Коза, ловили остальных. Игра происходила в избе. Пойманный Слепым Козлом занимал его место. Интересно обратить внимание на то, что в этих играх присутствуют и коза, и овца, которые выполняют противоположное назначение — объекта охоты в одном случае (овцы, которых ловит волк) и охотника в другом (Коза, которая ловит других участников).
Коза присутствует и в таком типичном святочном обряде, как колядование, в качестве героя фольклорного текста. Ее роль здесь близка роли козы — ряженого персонажа. В святки в Московской губернии колядовщики исполняли такую песню:
Добры молодцы, красны девицы Поют песни-колядушки. В средине их старик сидит, Он точит свой булатный нож. Котел кипит горючий, Возле котла козел стоит, Хотят козла резати…
Козел здесь выступает в роли жертвенного животного. Сюжет этой святочной песни как бы предваряет то, что на самом деле происходило в течение календарного года, но уже в следующий, летний период.
Овца тоже занимает в святках свое место. Она выступает как атрибут девичьих гаданий. Одно из них состояло в том, что гадающая девушка, войдя в хлев с овцами, должна была наугад схватить первое попавшееся животное. Если это был баран, девушка радовалась этому как предвестию скорого замужества, если же в руки ей попадалась овца, это означало, что сидеть ей в девках еще год.
Другой известный вид гадания — накануне Рождества или Нового года нужно было обвязать шею овцы поясом. Если наутро выбранная овца стояла, развернувшись мордой к двери, владелица пояса должна была выйти замуж. Вариант этого гадания, целью которого было узнать подробности о внешности будущего жениха, предполагал перевязывание шеи овцы лентой в темноте. Если наутро выяснялось, что овца с лентой была белошерстной, значит жених будет светловолосым, если же черной шерсти — брюнетом.
Наконец, в зимний период календаря коза и овца встречаются в числе… фигурок обрядового печенья, которое в северных губерниях пекли на Рождество. Печенье называлось «козули» и представляло собой изображения домашнего скота и птиц из пресного белого или ржаного теста. Одну из козулек клали над воротами на скотном дворе и хранили там целый год для обеспечения сохранности, здоровья и плодовитости скота. Остальные печенья подавали как ритуальную награду христославам — детям и молодежи, которые в Рождество ходили по дворам, исполняя поздравительные песни, прославлявшие хозяев.
Можно сказать, что наиболее яркие проявления образа козы связаны с зимним периодом календаря: овца представлена в нем гораздо скромнее. Зато ей уж точно принадлежит вторая половина года, а именно время на стыке лета — осени. Здесь овца, а точнее баран, играет видную роль во множестве местных праздников, идея которых строилась на жертвоприношении этого животного и последующей общественной трапезе с вареным мясом.
Подобные праздники были широко распространены на Севере, в том числе и на Обонежской земле, где они в равной мере бытовали и среди русского, и среди карельского населения. Диапазон праздничных дат был широк, охватывая временной промежуток с июля по сентябрь, так как в разных местностях жертвоприношения барана приурочивались к Петрову дню, Ильину дню (или первому воскресенью после него), к Успению (или первому воскресенью после Успения). В ряде мест этот праздник носил соответствующее название: Овечье, Баранье воскресенье, День барана (у карелов).
Общая основа таких праздников состояла из нескольких основных элементов. В день праздника в ограде сельского храма резали специально приготовленного для этого барана (реже овцу). Здесь же на разведенном огне варили мясо, после чего его съедали всей деревней без остатка. После этого переходили к светской части праздника — традиционному праздничному угощению в домах и гулянию. Особое значение поедания жертвенного мяса подчеркивается тем, что его и прочие обычные праздничные блюда не смешивали — это были две отдельные трапезы.
Сохранившиеся описания подобных празднеств предлагают, как правило, схожие версии их происхождения: праздник с «жертвой» был учрежден в деревне много лет назад для того, чтобы остановить сильнейшую эпизоотию. Такое объяснение отчасти подтверждается более сложными и явно более поздними вариантами этих праздников, когда к обряду жертвоприношения барана приурочивался христианский молебен, завершавшийся окроплением собранного у храма деревенского скота — лошадей, коров и овец. Свидетельств о таких праздниках сохранилось достаточно, в том числе и в поздних, современных записях.
Как видно, коза и овца весьма разнообразно отразились в народных верованиях, чему свидетельство — множественность обликов, в которых они появляются в русском календаре. Если на языке восточных гороскопов коза и овца — синонимичные, взаимозаменяемые образы, на почве русской традиции они, скорее, сохраняют свои реальные, биологические, различия. В русских народных верованиях, нашедших отражение в обрядах и фольклоре, это два самостоятельных персонажа со своими разными, а иногда и противоположными, мифологическими функциями и атрибутами.
