ГАЗЕТА «КИЖИ»
первая музейная газета Карелии

Провинциальный городок

Илья ЕВТЕЕВ

Провинциальный русский городок,
Ведь сколько б о тебе не забывали,
Ты простоты и святости глоток,
Столицам за тобой поспеть едва ли.

Себя не выставляешь напоказ,
Фальшивыми улыбками сверкая.
Лишенный чванства и дешёвых страз,
Большой страны история живая.

И растворяясь в милой тишине
Душа вдруг постепенно оживает,
По духу ты настолько близок мне,
Что кажется роднее не бывает.

Брожу по тихим улочкам твоим,
Твой колокольный звон — душе услада,
Не здесь мой дом, но я зову своим,
Русь без тебя — икона без оклада.

И даже не оклада, а души,
Жизнь без которой просто невозможна.
Твой ритм размерен, к счастью, не спеши
Догнать всё то, что чуждо и безбожно.

Провинциальный русский городок
Хранит души нетронутую святость.
Так дай-то Бог, чтоб не иссяк исток,
Исток, что смоет жизни бесноватость.

Людмила ВОЛОДИНА

Провинциальный городок
Нет в нём всемирного размаха.
Но сердце каждый уголок
Заставит встрепенуться птахой.

С весны по осень весь в цвету:
Сирень, рябиновые грозди —
Как привкус юности во рту
И лёгкой ностальгии после.

Без небоскрёбов и метро,
Зато озёра ожерельем,
Брусника у лосиных троп,
Подснежников разлив в апреле.

От яблок ветки вниз дугой,
А губы — в алом соке вишни.
Где край найдёшь родней другой,
Которому и ты не лишний.

Моя провинция

Николай ПОЧТОВАЛОВ

Провинциальная, — до боли, — тишина:
Почти зима, почти весна, почти что лето…
Почти что осень, — все четыре есть куплета,
А песни - нет… Поди, — провинция грешна…

А я живу неброско и смиренно —
Провинциальный, но — российский гражданин…
Я не ломал судьбу через колено,
В пылу выскакивая из своих штанин…
Мне так хотелось — быть всегда в порядке,
Но, чтоб — не выбиваясь из последних сил…
Я был, конечно, у страны — в остатке,
Но и судьбой своей её быть не просил…

Я сплю спокойно… Только на рассвете —
Уже лет десять нарушаю свой покой,
Чтоб на вопрос единственный ответить:
Вопросы-то моей провинции — на кой???
Но в тишине рассветного молчанья
Вопрос всегда висит в бездонной пустоте…
А в подсознанье — не слова, — мычанье:
Мы — тоже граждане, но, кажется, — не те…

Глубинка тянет лямку на пределе,
И у нее уже давно вопросов нет…
В России все портянки пропотели,
И душно жить во лжи пропитанной стране…
Но нам с тобой, глубинка, нет замены…
В провинциальности — такая чистота, —
Что не дождешься от нее измены, —
Пустые хлопоты… — Не снять ее с креста…

Провинциальная, — до боли, — тишина:
Почти зима, почти весна, почти что лето,
Почти что осень, - все четыре есть куплета,
А песни — нет… А песня — есть…
А песни —нет… А песня — есть…
Она в России — просто не слышна.

Ожидание

Юрий САМОХИН

Что-то неясное в теле и мыслях
Тяжестью сонной упрямо томится...
Город печально сползающих чисел
Вяло трепещет израненной птицей.

Спутанных слов непонятные звуки
Гаснут тревожно под холодом ночи.
Грезятся губы, горячие руки,
Трудных сомнений истерзанный почерк.

В крыши домов, на игрушки похожих,
Падает солнца краснеющий сгусток.
Пусто в глазах равнодушных прохожих,
И впереди непонятно и грустно.

Чародейка (фрагменты из повести)

Борис ГУЩИН

…Я еду туда, куда Макар телят не гонял; мне хочется есть и, если хотя бы через час мы не приедем на постоялый двор, я, как тот ямщик, что товарищу отдавал наказ, замёрзну, правда, в лесу, а не в степи. Одновременно я думаю, как там в Петрозаводске справлюсь с тамошними любителями, как устроюсь с жильём, хватит ли денег на еду и гардероб.

… Собольщиков перенёс плетёную корзину со своими вещами, сел в сани к торговцу и…

— Н-но, милый! В Петрозаводске куда прикажете?

— В гостиницу. Самую лучшую.

— Тогда в «Палермо». Куда уж лучше.

…Они остановились перед двухэтажной деревянной гостиницей. На крыльцо вышел человек, весьма похожий на хозяина. Николай Иванович лихо выпрыгнул из саней, показал глазами на корзину и властно сказал:

— Расплатитесь. За мой счёт.

Человек без оговорок заплатил запрашиваемую сумму, взял корзину и пошёл в дом. Николай Иванович последовал за ним. — Только чтобы без клопов.

— Помилуйте. Они у нас как-то не приживаются.

Человек провел его в номер на втором этаже, где в печке-голландке приятно догорали угли. Кровать сверкала белоснежным бельём. Из мебели в маленьком номере были только стол, покрытый новой клеёнкой поверх скатерти, три стула, конторка, простой как ящик шкаф и громоздкий умывальник с мраморной доской.

— Самоварчик прикажете?

Весь дом пропах щами из квашеной капусты со свининой.

— Спасибо. Нет. Но я с удовольствием бы съел тарелку щей.

— Пожалуйста, в ресторан на первом этаже. Хотя, конечно же, у нас не ресторан, а скорее буфет с подачей горячих блюд.

Он съел даже две тарелки, похвалил блюдо, со значением бросив половому: «за мой счет», поднялся в номер, разделся, лег на постель и уснул мёртвым сном.

Проснувшись уже утром он подумал о своём достаточно высоком петрозаводском статусе и спросил коридорного, где здесь Старополицейская улица. Там жил секретарь Общества.

— Совсем рядом. Мы с Вами сейчас на Соборной. Так Вы немного поднимитесь вверх, а потом свернёте направо. Это и будет Старополицейская.

Было еще рано, и перед визитом к секретарю, Николай Иванович решил прогуляться. Выйдя из гостиницы, прямо перед собой он увидел общественный сад, а налево (летом, наверное, там общественная пристань) часовню и каток прямо на льду озера, огороженный ажурной оградой. Похоже, что вход платный. Он пошёл в безлюдный тихий сад и удивился вычищенным дорожкам. На самом высоком месте стоял павильон-воксал с узкими высокими окнами, забитыми ставнями. Над павильоном возвышался изящный бельведер. Николай Иванович нашёл щелочку между досками, приподнялся на цыпочки и заглянул в окно. Нет, это не театр. Скорее всего, зал для танцев. Пусто. И пол узорного паркета. Напротив главного входа на площади высоким длинным ящиком накрыт, наверное, какой-то памятник, а чуть поодаль сооружение типа закрытой беседки, тоже заколоченное досками, с кирпичной трубой на крыше. Странно. Хотя чего странного. Летом здесь, наверное, кухня для этого воксала. Тишину нарушил какой-то ритмичный шорох. Это сторож или дворник внизу метет дорожку у маленького домика в швейцарском стиле. Наверное, там и живет.

Сад приятно удивлял своей ухоженностью, фигурными решетчатыми изгородями; небольшими, очевидно недавно подсаженными деревьями.

Из сада Николай Иванович снова вышел на Соборную и стал подниматься вверх. ...Он прошел мимо двух церквей, одна из которых, деревянная со шпилем, напомнила ему Петербург. Рядом была маленькая часовня. Выйдя на площадь, он сразу вспомнил Москву. Собор на площади был, похоже, один к одному с Храмом Христа Спасителя. За рекой сверкали куполами еще два храма. «Какой Боголюбивый город», — подумалось Николаю Ивановичу. По диагонали от Собора вогнутой дугой распластались двухэтажные торговые ряды со множеством арок. Как получу деньги, так сразу сюда. Прежде всего, необходим гардероб. Перед торговыми рядами прямо напротив Собора — одноэтажное, но, как это ни странно, не лишенное своеобразного шика, здание очень похожее на театр, клуб и все такое. Из труб весело вьется дымок. Рядом в небольшом садике эстрада с рядами скамеек. Из трубы небольшого домика, похожего на кухню тоже клубится дым. Похоже, что именно здесь ему и служить. Захотелось зайти в дом: посмотреть, представиться. Да поди-ка кроме истопников там никого еще нет. Рано.

Он пошел по улице, застроенной с одной стороны одно и двухэтажными очень приличными домами, а с другой стороны являющей из себя подобие бульвара на склоне длинного пригорка с гладкой площадью перед речкой, за которой высилась громада завода. В окнах самого большого корпуса временами вспыхивало огненное зарево, и слышался железный лязг. Бульваром он пришел на круглую площадь с двумя полуциркульными то ли двух, то ли трехэтажными зданиями. Очевидно здесь у них присутственные места. Странно, что дома с колоннами типа петербургских выкрашены в зеленый цвет, хотя конечно им больше пошел бы желтый, как и в столице. На крыльце одного из домов удобно разлеглись два чугунных льва. Он коснулся одного из них. В середине площади на изящном узком постаменте царь Петр со шпагой. Площадь кажется очень широкой. Вот бы им вместо этого Петра да Медного всадника. Сразу сузилась бы. А теперь по прошествии какого-то времени можно идти на Старополицейскую.

Секретарь встретил его приветливо и щедро, сразу же выдав 25 рублей.

— Это Вам за дорогу. А получать у нас Вы будете 50 рублей в месяц. Кроме того, мы оплачиваем Вам полный пансион.

Николай Иванович растерянно благодарно молчал. Он никогда не видел таких денег.

— На счет пансиона, — продолжал секретарь, — я могу порекомендовать Вам одну пожилую женщину-мещанку. Акулину Петровну. Очень аккуратная хозяйка. У нее иногда живут прикомандированные из Петербурга на завод офицеры. Очень довольны. Вы дайте хозяйке денег, так она Вам все что угодно приготовит. Кстати, где Вы остановились?

— В «Палермо».

— У Шмидта. Акулина Петровна живет рядом. Там же на Соборной. У нее маленький домик на три комнаты. Вход в одну из них отдельный. Я с ней уже говорил по поводу Вас. Сейчас напишу ей записку. Только писать ей надо печатными буквами. Так что переселяйтесь. Завтра воскресенье, но может быть Вас примут их Превосходительства у себя дома. Я узнаю и сообщу.

Окрыленный и радостный Николай Иванович двинул переселяться. Он рассчитался «за свой счет», взял корзину и пошел к Акулине Петровне. Хозяйка оказалась симпатичной пожилой, но моложавой женщиной в деревенском ситцевом цветастом сарафане, поверх которого была надета вязаная шерстяная кофта на городской манер. Он застал ее в комнате большую часть, которой, если не большую, занимала русская печь. Напротив среднего окна торцом к нему стоял стол, накрытый явно не праздничной скатертью. Какая-то еда была прикрыта другой скатеркой. В центре стола ярко сиял начищенный фигурный пузатый самовар. Шкафчики и полки были заполнены разнообразной чистой посудой. Было видно, что хозяйка ее очень любит. На печи и около преобладали горшки, чугуны, ухваты и сковородники. Изба сияла чистотой.

... Они вышли в сени, а из сеней в просторную чистую комнату с печью-голландкой, которая нагревала большую комнату, где собирался жить Николай Иванович и меньшую, где жила хозяйка. Затапливалась печь в комнате Акулины Петровны.

— Вот Ваша горница.
В комнате на три окна стояла кровать с высокой периной и горой подушек. (Перину надо попросить поменьше). Напротив среднего окна стоял стол, несколько стульев; диван, на котором при желании тоже можно спать, несколько сундуков и большое зеркало. На подоконнике были какие-то цветы, и на полу в кадках стояла пара фикусов. В углу икона Николы с зажженной лампадой.

Николай Иванович подошел к иконе и перекрестился. Вход в хозяйкину горницу был заставлен старинным резным шкафом.

— Так что у Вас, Николай Иванович, свой отдельный вход.

— Акулина Петровна, можно я дам Вам определенную сумму на еду, и давайте, если это можно, вместе завтракать и обедать. А ужинать, наверное, я буду иногда в клубе, хотя я не любитель подобных ужинов.

— С удовольствием. На двоих и готовить веселее. Пойдемте пить чай. Наверное, Вам удобно будет платить за месяц сразу.

Хозяйка назвала цену. Николай Иванович согласился.

— Пойдемте, пойдемте в фатеру.

Николай Иванович отдал деньги сразу и подумал, что надо было спросить у секретаря еще хотя бы 25 рублей на гардероб.

Они сели за стол. Акулина Петровна налила чаю в стакан с серебряным подстаканником и подала Николаю Ивановичу.

На столе стоял какой-то гигантский пирог и ватрушки. Мелко наколотый сахар горкой возвышался в голубой вазочке на высокой ножке. Акулина Петровна поставила пирог под самовар и довольно обильно полила верхнюю корку кипятком.

— Вчера утром еще запекла сига в рыбник. Она ловко подрезала верхнюю корку, открыла пирог и начала угощать Николая Ивановича и рыбником, и разговорами.

...Перейдя в свою горницу, Николай Иванович с помощью Акулины Петровны избавился от лишней перины и стал разбирать свою немногочисленную одежду и маленькую библиотеку драматургии, решив перелистать «Горе от ума» Александра Грибоедова и «Чародейку» Ипполита Шпажинского.

...Наутро пришел секретарь и сказал, что, несмотря на воскресный день, Его Превосходительство начальник Олонецкой губернии Григорий Григорьевич Григорьев примет господина Собольщикова у себя в домашнем кабинете с 11 до 12 часов. Денег с собой у секретаря не оказалось, но пообещать он пообещал.

— Да, квартира Его Превосходительства в левом от Вас доме, как попадете на Петровскую площадь. Вход в нее сзади, со стороны губернаторского садика.

Позавтракав, Николай Иванович засобирался, переживая за свои опорки и пальтишко с зеленцой. Он надел свой старый фрачишко, и, обув лаковые туфли, сунул их в опорки. Слава Богу, влезли. Нахлобучил шапку. И… с Богом.

Подойдя к площади, он свернул налево к маленькому саду. Подойдя к закрытым ажурным чугунным воротам, он заметил на мощном столбе, чуть ли не вплотную примыкающем к углу дома веревочку с надписью над ней «звоните», подергал за нее; где-то внизу звякнул колокольчик, из полуподвального помещения вышел сторож и, ничего не спросив, открыл узкую калитку.

Перед входом в дом была небольшая круглая площадь, где могли маневрировать повозки приезжающих и отъезжающих гостей. Невдалеке стояло длинное застекленное здание довольно старой оранжереи, некоторые стекла которой были грубо забиты досками. Оранжерея являла полный контраст дому, создававшему впечатление новенького, как с иголочки. Тем не менее, она действовала. Над ее крышей из трубы поднимался дым. Недалеко от оранжереи стоял комплекс каких-то хозяйственных построек: каретный сарай, кухня, дровяной сарай и несколько совершенно непонятных построек.

...Он подошел к крыльцу с изящно выкованным козырьком, в укромном месте скинул опорки и этаким франтом взбежал в двусветные просторные сени-вестибюль со сводчатым потолком. Наверху широкой каменной лестницы, украшенной четырьмя мраморными вазами, стоял человек, которому он подал визитку.

— Его Превосходительство ожидает Вас.

Человек показал направо, где находилась домашняя приемная губернатора.

Приемная сразу же охватила теплом пылающего камина.

Пожилой губернатор (ну, прямо, старикашка) привстал с кресла и предложил поздоровавшемуся Собольщикову сесть напротив. Наш герой отметил, что губернатор одет в полуфрак, но не однотонный, а клетчатый, под которым вместо галстука был повязан шейный фуляровый платок. Некий домашний шарм.

— Искренне рад Вашему приезду, господин Собольщиков-Самарин. Надеюсь, что наши любительские спектакли и драматическо-музыкальные вечера будут теперь лучшими в провинции. Как доехали? Устроились?

Заговорив, губернатор показался ему умным, мудрым и, главное, совсем не старым.

— Я ведь, если честно говорить, больше номинально, чисто юридически являюсь руководителем и покровителем Общества. Фактически же им занимается моя супруга Елизавета Владимировна. Она жаждет познакомиться с Вами. А я желаю Вам всяческих успехов.

На этом официальная аудиенция окончилась. Что ж, пойдем знакомиться с бабулькой. Поди-ка все нервы измотает.

Николай Иванович прошел через коридор, обратив внимание на две винтовые лестницы, очевидно ведущие в покои и другие семейные апартаменты превосходительств, открыл дверь в кабинет губернаторши и несколько растерялся, слегка остолбенев.

Перед ним стояла светловолосая красавица с большими голубыми глазами, слегка полноватая, но с исключительно тонкой талией. С первого взгляда она казалась ему молоденькой девушкой, но, приблизившись, он понял, что дама переживает бальзаковский возраст. На губернаторше было платье, стиль которого с некоторой натяжкой можно было назвать строгим. Приталенный жакет со строгим воротником и отворотами эффектно подчеркивал отличную фигуру, особенно в бедрах. Узкие рукава жакета завершались у запястий манжетами. На шее дамы был кружевной воротничок, застегнутый скромной брошью. Темная юбка заканчивалась небольшим шлейфом и была несколько подобрана с боков. Светлые волнистые волосы губернаторши были расчесаны на прямой пробор. С боков же волосы были собраны в стиле “cadogan” так, что были видны нежные ушки.

На ногах дамы красовались, как ни странно, какие-то немыслимые восточные узорчатые туфли с загнутыми носами. Нежнейшим сопрано губернаторша произнесла:

— Где же Вы так долго были, дорогой Николай Иванович? Мы Вас совсем заждались. Я представляла Вас совсем-совсем другим… А можно называть Вас…

Николай Иванович похолодел. Режиссера необходимо называть исключительно по имени-отчеству.

Губернаторша все поняла и мило рассмеялась:

— Да ладно. А меня не вздумайте называть превосходительством. Ненавижу. Для всех я Елизавета Владимировна.

Губернаторша жестом предложила ему сесть.

2009 г.