ГАЗЕТА «КИЖИ»
первая музейная газета Карелии

Живет в деревне Насоновщина, что на Волкострове известный на все Заонежье и за его пределами лодочных дел мастер Николай Васильевич Судьин. Отец его по праву считался одним из лучших мастеров в округе, и старший брат Иван тоже этим ремеслом владеет.

Николай Васильевич каждый год принимает участие в «Кижской регате», неоднократно был ее призером.

Познакомиться с мастером стремятся многие. В своей мастерской он охотно принимет гостей и делится с ними о секретах своего ремесла.

— Николай Васильевич, сколько лодок Вы сшили?

— Для себя — лодок пять было сшито, вместе с этой лодкой. А когда на производстве работал, там шили быстро, много лодок шили. Шили мы лодку втроем. Нас, ребят, много было здесь, каждому старику прикрепляли по парню. Нас, двух Николаев, дядя Федя — Федор Михайлович — взял в ученики. Работали быстро: два с половиной дня — и лодка готова.

— В чем главный секрет «кижанки»? Почему больше нигде таких лодок не делают?

— Даже и не знаю… А «кижанками» их назвали, потому что в Кижах строить их научились. Строят много разных лодок. Вот в Пряже «пряжинки» строили: похожие, но фасон не тот.
На «кижанках» ходили через Онего в Петрозаводск. Когда ветер попутный — под парусом, когда встречный — на веслах. Мой отец шесть раз ездил на лодке в город. Говорил, когда ветер встречный, приезжаешь в Петрозаводск — пальцы не разгибаются. Весла из сжатой руки вытаскивали.

— Сколько это километров?

— Отсюда — 75 километров. А что делать: моторов не было тогда.

— А когда перестали делать лодки массово? Почему так случилось?

— Массово перестали делать лодки, когда колхозы были реорганизованы в совхозы. Это где-то в шестидесятых годах. Но до семидесятых годов еще шили старики: дома-то большие, у каждого был большой сарай, шили для себя, но производства уже не было — ликвидировали сразу.

— Сколько Вы знаете человек в округе, которые могут самостоятельно сшить лодку?

— Могут-то могут, но не делают. Вот Михаил Петрович Рогачев. Он, правда, уже пожилой, но хорошие лодки строил. Вот у нас в Посаде Николай Алексеевич Степанов тоже умеет шить. И брат его Иван. Мой брат Иван здесь живет, тоже умеет. Федя Лисицын лодку тоже сам сшил, первую ему Иван помог, а вторую он уже сам шил. Никитин Борис в Соломенном живет, а родом он с Пустого Берега. Вы мимо проезжали, видели — его дом стоит?

— А из молодых кто-нибудь перенял мастерство старшего поколения?

— Самый молодой — Николай Степанов, ему около пятидесяти, а моложе нету. Молодые — боятся. Вот Ваня Костин все просит: «Сшей мне лодку!» А я говорю: «Ваня, ты такой мужик бойкой, деловой! Неужели ты не можешь сам лодку себе сшить?» Боится начать! А чего бояться? Что надо — пожалуйста: пришел — спросил, пошел — показал. С удовольствием! Вот Федор Лисицын не испугался. Он только в прошлом году на пенсию вышел, а сшил лодку года четыре или пять назад.

— Читаешь газеты, там много пишут, что русский человек работать не любит: ему бы только выпить да побузить — правда ли это с Вашей точки зрения?

— Это не про наше поколение, мы к этому не относимся. Пьяницы те, которые вообще ничего не делают, только ходят по магазинам, где бы чего стрельнуть. Тунеядцы…

— А лентяи?

— У нас таких нет здесь. Наше место не такое.

— А раньше, в молодости, когда Вы в подмастерьях ходили лентяи встречались?

— У нас в Кижах были такие, но не местные. А местных лентяями нельзя назвать. Но разные люди бывают. Вот Павел Григорьевич Бурков, у него и дед, и отец лодки шили, а он часы чинил. Заберется на чердак, ему принесут эти «стрелки-белки», он их керосином промоет, соберет. Часовым мастером был, а лодки шить не хотел, как сноровистая лошадь, если не захочет — не пойдет.

— А просто человек городской научиться шить лодки может? Или для этого надо какие-то особые секреты знать?

— Секретов много. Надо вникнуть в это дело. Но почему — не может? Люди-то все одинаковые, если которые внимательные. Человек посмотрел, понял. Главное — понимать, потому что мы плохо объясняем, мы не умеем объяснять. Показал — вот так надо делать. Все: понял — делай, не понял — значит не получится.

— А внук Ваш учится ремеслу?

— Он сначала-то льнул и к топору, и плотничать, но когда я эту лодку шил — его дома не было. Когда временами был, заходил. Я говорю: «Антон, ты понимаешь, видел, как все делается-то?» Но молодежь теперь ведь как: «Да я уже знаю…» А «знаю» это только глазами, а попробуй руками… Без деда, а сам! Вот Андрей: с дедом сколько лодок сшили, а один еще боится. Старая уже стала лодка, я говорю: «Андрей, когда новую будешь шить?» А он: «Надо доски доставать». «У меня на сарае если будешь шить,— говорю,— так я для тебя освобожу». Он дома сделал сарай, но, говорит, пока там не буду.

— У Вас много разных заготовок. Что это?

— Что я тут строгаю? Это будет руль деревянный, как в старину делали. Копают такие кокоры там, где лес валят. Сейчас все не под руками. Близко от берега нет, надо в лес далеко идти, тащить с горы. Иногда идешь за грибами, увидишь подходящий корень — жалко уходить. А далеко, понимаешь, что не принести оттуда, жаль, но не получится ничего.
Это кокора. («Кокора» — часть елового пня с большим корнем, используемая для вытесывания изогнутой носовой или кормовой части лодки (форштевня и архштевня) — Авт.). Эти корняки копаем с корнем, и закоренки, чтобы крепить лодку в носу и в корме, чтобы крепче связать лодку. У каждого мастера — свой фасон. Посмотришь издалека, и уже видно, кто лодку шил: даже если кто-то чужой едет, а лодка-то Федора Михайлова, а эта — Вани Вересова, эта — Федора Буркова: у всех разные!
По этому лекалу и выделываем этот корник. Если приложить, точно совпадает фасон подтески. Кто прямой делает, кто закругленный, а у нас вот такой. У нас и дядя Федя такие лодки шил, такие коренники тесал, но и мы тоже продолжаем.
А шпангоуты сложнее — надо, чтобы горбатые были, чтоб по форме корпуса подходили, подгонять надо.

— А чем шьют лодки?

— Шить лодку трудно. Работы, конечно есть с ними, с лодками… Канительно… Но самое главное — материал. Нет хорошего леса у нас здесь теперь.
Вот гвозди, надо клепать их очень тщательно, времени много уходит, пока их наклеплешь. Головка получается круглая и гладкая. Это чтобы не зацепило ни за сети, ни за что. Везде проскочит, ни один гвоздь не заденет — это все ручная работа.
На лодку идет больше пятисот штук гвоздей. Попробуй поклепать… Сидишь целый день и хрястаешь! Ездил в Питер, наших гвоздей нигде не нашел. Шведские гвозди — 3 руб. 20 коп. штука. Пятьсот штук взял, да своих еще добавил. Каждую весну надо гвозди прижимать — доска-то рассыхается. Вот Кирьянов приезжал на днях, говорит: «Николай Васильевич, посмотри у меня лодку, течет ужасно». Ну я поехал, посмотрел: у него шпаклевкой замазана и краской покрашена, а шпаклевка-то высыхает и проваливается. Это не дело. Смолу для лодок курят из смолистых пней. Бочку на костер, трубу вывел метра на три, чтобы не загорелась. Бочка нагревается, смола капает. Потом эту смолу только разогрел, да и смоли.
Вот закончу лодку, поставлю на новую лодку мотор, парус и пойду на «Кижскую регату»!

Москва — о. Кижи — Москва

Николай ПЕТРО