«Рай-рай-рай — и полянка в край»
@kizhi
«Рай-рай-рай и полянка в край, железная снасть на тебя пришла!» Веками мелькала железная снасть над кижской землею, движимая жилистыми трудовыми руками — косила, рубила, орала, жала… Стрекотала и гремела о камни, шелестела по росной траве, резала светлую хлебную солому. И слова на начало жатвы, на «зажинки» — про железную снасть — заставляют добрым словом вспомнить всю эту железную оснастку, кованную в деревенских кузнях: омеши, топоры, косы, серпы… Ее гранями, остриями и лезвиями преображалась и украшалась кижская земля: просторно разворачивались пожни, возделывались поля и играли на солнце каждое своей красой — где серебром, где золотом; а придет срок — и ставились на пожнях высокие заколья сена, хребтистые, с расставленными в стороны подпорками-колами, и золотые бабки ржаных снопов столбенели на сжатых полях. Смотришь на такую хлебную бабку — головаста, вместо шеи душегрея, сарафан колоколом — и тут же вспомнишь присловье: «Господи, господи! Какие ж люди толстые! Одна я сирота — не пролезть в ворота!»
Места здесь издревле были обжиты и возделаны, славились ухоженностью. Землей очень дорожили. Ходили узкими, как канавки, тропами набитыми, пята в пяту, не топча в стороны. Даже закрайки кижских болот осоковые выкашивались; даже камни положены были на свои места, в каменные грудницы. По меньшей мере две нынешние деревни — Оятевщина и Жарниково — съехали в давности с острова на мандеру (материк), чтобы оставить за собой под поля черную кижскую землю на месте деревни.
Сберегали островную землю. Так было прежде. С нарушением крестьянского мира, не только общины, но самого крестьянского склада души, поля и пожни постепенно запускались и зарастали. До 1970-го года на о. Кижи еще пахали 96 гектаров полей, сельхозбригада выращивала рожь, пшеницу, картошку, горох вместе с овсом — смесью. Были здесь два комбайна, тракторы и все, что необходимо полеводческой бригаде. В 1971 году бригаду ликвидировали. Не за плохие результаты работы, а для укрупнения сельхозпредприятия. Постепенно исчезла память о полях вместе с одинокими васильками и самосевом ржи. Примерно до 1992 года работники совхоза «Прогресс» значительную часть острова удобряли разбрасыванием минеральных удобрений и выкашивали. Потом наступила короткая эра активного частного сенокошения, когда частники-животноводы выкашивали даже обочья дорог и неудобья поблизости от деревень. Но годы шли, последние дети последних крестьян истощили свои силы, и в настоящее время на Кижах очень малые площади сенокосов населения: частниками выкашиваются лишь самые ближние, ровные и удобные места. А на остальных, некогда драгоценных землях, во всю развивается кустарниковая и мелколиственная древесная растительность. Остров на глазах теряет историческую открытость ландшафтов, не говоря уже об ухоженности и устроенности земель, которая умиляла и радовала земляков, приезжих, путешественников. На первый план в трудах по поддержанию исторического облика острова волей-неволей вышел музей-заповедник «Кижи».
Одна из сторон этой сложной деятельности — возрождение хлебных нив и, тем самым, хлебного сознания, хлебной душевной красоты здешних людей и здешних мест. Нельзя описать словами, насколько поле ржи поднимает и ставит на высоту истины вид музейной крестьянской усадьбы, насколько работающие в поле люди, лошадные или просто жнущие серпами, выглядят воистину неслучайными людьми на этой земле. Недаром так притягивают и поля, и полевые работы и отечественных, и зарубежных туристов — фото и видеосъемки, любопытство и желание поучаствовать, поучиться — непрерывны, хотя и несколько докучны во время страды. А ведь сделана попытка представить людям лишь маленькую часть живой круглогодичной крестьянской работы, и она, эта древняя работа, оказалась для посетителей музея живее ныне процветающих бизнесов.
Музейная деятельность по созданию полей в экспозиции под открытым небом началась осенью 1989-го года с распашки целины и посева озимой ржи. Заведующим сектором природы Юрием Протасовым был разработан тематико-экспозиционный план (ТЭП) по теме «Поля Заонежского и Пудожского уездов в ХIХ — ХХ веках», и в соответствии с ним развернуто трехполье. Одно поле — под озимую рожь, другое — под яровые культуры (овес либо ячмень) и третье — пар, отдыхающая земля. К началу ХХ века в Заонежье пашни на одно крестьянское хозяйство приходилось в среднем по 2.91 десятины (3.17 га). При этом надел состоял из разрозненных полос; часто в одной только полевой перемене при трехпольной системе земледелия у крестьянина было до семи и более полос, разрозненных по местоположению. Средняя крестьянская полоска земли на Кижах была мала, как и везде в Заонежье — из-за каменистых неудобий и чересполосицы — и имела размеры, в пересчете на метры, примерно 20×140. Исходя из конкретных условий местности и скудности средств осуществления работ решено было уменьшить площадь современных «полосок» по сравнению с прежними в четыре раза, то есть было распахано три поля, каждое шириной 10 м и длиной 70 м. Занимался полями один человек, сам автор плана, в «свободное» от основной работы время. Сам изготовил деревянную соху, нашел к ней старые омеши и присошник. Был тогда в музее и мерин по кличке Серый, которому и пришлось эту соху таскать. В 1995 году поля были запущены, как записано в «Журнале производства работ» — «…вследствие отсутствия коня и плугов к трактору».
Необходимость традиционного земледелия, его осуществления в музее, его изучения и реконструкции — в традиционной одежде, старинными приемами и орудиями, однако, витала в воздухе. Этнографический музей крестьянского быта просто не может существовать среди бурьянов или неухоженной земли, ибо хлебопашество — самая суть русской крестьянской жизни. Второй и, есть надежда, окончательный приступ к экспозиционным полям начат 9-го июля прошлого 2003 года. ТЭП писать уже не пришлось, и поля воссозданы на прежнем месте. Целина за лето-осень перепахана была четыре раза трактором, поздними вечерами, в отсутствие туристов. Вновь посеяна рожь — краса и кормилица Заонежья. На белой муке ведь не выйдут ни калитки, ни рыбники, ни налитушки — все не то и не так получится. А ржаное тесто — дышащее, вадкое как печная жирная глина — ему ни дрожжи, ни сахар не нужны — оно само в себе жизнь заключает, само поднимается и ходит.
В нынешнем году у нас наладилось сотрудничество с Олегом Ивановичем Вареновым, хозяином единственной на Кижах рабочей лошади. Можем не прятаться темными вечерами от посетителей музея, а показывать, как знаем и умеем, пахоту, боронование. Да и вообще — лошадь, поля — это прекрасно, тем более что кобыла Ночка у нас красавица. Оделись в холщовую одежу, запрягли кобылу в соху, вышли в поле на пахоту — и вот уж наблюдающие гости острова оказались напогляд сразу даже не в ХIХ, а даже взять и в ХVI веке — сохой ведь пашут издревле и до сего дня. Соха древняя березовая соединяет в одной себе плуг, окучник и культиватор: идешь без присошника — она рыхлит, поставишь присошник посредине между омешами-клыками — получится окучник с отвалом на обе стороны, переставишь окучник налево или направо — в ту сторону и отваливать землю как плуг начнет…
Несмотря на вымокание дождливой осенью и потраву скотом на Покров, рожь уродилась на отдохнувшей земле отличная, урожай, за вычетом потерь, примерно «сам-семь», как говорили в старину — то есть всемеро против посеянного. Овес на недавней целине слабоват, он не может сразу забить сорняки, как могучая рожь. Но на будущее, по хорошо возделанной землице, и он припустит — будет не в пояс ржи, а повыше.
Так что в августе теперешнем склонились, как прежде, жницы над нивою — пришла железная снасть на полянку. Сжали и рожь, и овес к 26 августа. Поставили ржаные снопы в бабки, овсяные — в няртеги сложили, пересчитали. Вышло сто снопов ржи, восемьдесят овса. Сушим снопы, обмолачиваем и провеиваем зерно помаленьку. Август дождливым до невозможности выдался, а сушить приходится на вешалах и в нетопленой риге-памятнике — ее нельзя топить по требованиям сохранности памятников. Так и молотим зерно сыромолотом, непросушенным над каменкой в риге.
Можно сказать, что за некоторыми упущениями демонстрация традиционных земледельческих работ этим летом удалась. Пятнадцать жниц приложили руки к нашей небольшой полоске, помянули светлым трудом сбора урожая своих прабабушек.
Крестьянин часто рождался у борозды и умереть желал за плугом в борозде. То есть относился к хлебопашеству как к высокому служению, даже духовной работе. Нельзя нам такое дело забывать.
