Открытие былин состоялось по воле случая
@kizhi
Ровно 150 лет назад состоялось открытие былин в Олонецкой губернии, совершенное ссыльным Павлом Николаевичем Рыбниковым. До этого считалось, что русский народ утратил свой эпос, его остатки были известны только по уральским записям Кирши Данилова. И вот оказалось, что совсем рядом с Петербургом существует живой очаг былинной традиции. К открытию привел случай — буря на Онежском озере…
Политический ссыльный Павел Николаевич Рыбников был доставлен в Петрозаводск 3 марта 1859 года. Ему было 27 лет от роду, за плечами — обучение в Московском университете, путешествия за границу, участие в студенческом демократическом кружке, поездки в Пермскую и Черниговскую губернии с целью изучения народного быта, фольклора, старообрядчества. Преподаватель петрозаводской гимназии В. Модестов так описал свое впечатление о нем: «Это был в то время высокий, стройный, сильный, очень красивый мужчина лет двадцати шести-двадцати семи, обращавший на себя внимание петрозаводского общества и своим блестящим образованием, и своим интересным положением (он жил в ссылке)…». Познания Рыбникова в философии, экономике, древней классической литературе приводили петрозаводское образованное общество в изумление.
Павла Николаевича определили на службу в штат губернской канцелярии, одновременно он выполнял обязанности секретаря губернского статистического комитета. В Петрозаводске он не оставил свои занятия этнографией и фольклором, они были своего рода отдушиной в застойной провинциальной жизни. В служебных поездках по уездам он вел диалектологическую работу, собирал памятники древности — археологические предметы, старинные монеты, рукописные книги. Но больше всего его привлекало изучение фольклора, в Петрозаводске он сразу услышал о том, что в Олонецком крае еще сохранились сказки, предания, былины, древние обычаи… Зимой 1860 года на Шуньгской ярмарке он встретил двух калик (нищих бродячих певцов), от которых записал духовные стихи. Сказителей былин отыскать никак не удавалось. О былинах, как говорил сам Рыбников, до него доходили только слухи.
И вот весной 1860 года он получил от местного начальства поручение по сбору статистических данных. Павлу Николаевичу предстояла поездка в Пудож. Он решил использовать командировку для сбора этнографических сведений и поехать не почтовым трактом, а озером. На общественной пристани он нашел сойму, прибывшую с Пудожского берега, и договорился с хозяином за небольшую плату. Пришлось долго ждать «поветери», т.е. попутного ветра, наконец, сойма вышла в озеро. Не успели путники дойти до Ивановских островов, как поднялся сильный встречный ветер, всю ночь гребцы боролись с волнами, и только к утру удалось пристать к Шуйнаволоку — лесистому мысу, на котором была пристань и только одна закопченная «фатера» — домик, в котором укрывались от непогоды путники. Далее стоит привести дословно рассказ самого П.Н. Рыбникова: «Около пристани было много лодок из Заонежья, и фатера народом полным-полна. Правду сказать, она была чересчур смрадна и грязна, и хоть было очень холодно, но не похотелось мне взойти в нее на отдых. Я улегся на мешке около тощего костра, заварил себе чаю в кастрюле, выпил и поел из дорожного запаса и, пригревшись у огонька, незаметно уснул. Меня разбудили странные звуки: до того я много слыхал и песен, и стихов духовных, а такого напева не слыхивал. Живой, причудливый и веселый, порой он становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал что-то стародавнее, забытое нашим поколением. Долго не хотелось проснуться и вслушаться в отдельные слова песни: так радостно было оставаться во власти совершенно нового впечатления. Сквозь дрему я рассмотрел, что шагах в трех от меня сидит несколько крестьян, а поет-то седатый старик с окладистою белою бородою, быстрыми глазами и добродушным выражением в лице. Присоединившись на корточках у потухавшего огня, он оборачивался то к одному соседу, то к другому и пел свою песню, прерывая ее иногда усмешкою. Кончил певец и начал петь другую песню: тут я разобрал, что поется былина о Садке-купце, богатом госте.
Разумеется, я сейчас же был на ногах, уговорил крестьянина повторить пропетое и записал с его слов»:
Ай жил Садко-купец, богатый гость,
Лег он спать на темную ночь,
Выставал поутру раным-рано,
Говорил к дружине ко хороброей:
«Ай же ты, дружинушка хоробрая,
Берите-ка бессчетной золотой казны
И выкупите весь товар в Нове-граде…
Сказитель оказался Леонтием Богдановым из д. Середка Кижской волости. Рыбников стал тут же спрашивать, не знает ли он еще былин, на что Леонтий сказал, что знает очень много. Но, как оказалось, он пел неполные варианты, к тому же не досказывал слова. Павел Николаевич настолько жадно слушал былины, что ему даже не очень хотелось их записывать. Впечатление было потрясающим! Вот как он потом вспоминал: «Много я впоследствии слыхал редких былин, помню древние превосходные напевы; пели их певцы с отличным голосом, с мастерскою дикциею, а по правде скажу, не чувствовал уже никогда того свежего впечатления, которое произвели плохие варианты былин, пропетые разбитым голосом старика Леонтья на Шуйнаволоке».
Случайная встреча с Л. Богдановым положила начало новым открытиям. Заонежские крестьяне оказались столь радушными, так упрашивали Павла Николаевича поехать с ними, что он согласился, предчувствуя новые встречи со сказителями. На сойме Ошевнева он прибыл в д. Середка и остановился в доме Леонтия Богданова. Тот обещал показать все: хоть провезти по всем Кижам — губам и островам, хоть показать, где медная руда добывается, хоть на Святой наволок, где растут всякие полезные травы, хоть свести с лучшими сказителями.
По словам Леонтия, лучшими сказителями во всем Заонежье были его сосед по деревне Трофим Григорьевич Рябинин и Козьма Иванович Романов из д. Лонгасы Сенногубского погоста. Рыбников захотел тут же встретиться с Рябининым, но Леонтий его остановил: сначала к нему надо наведаться, договориться, поскольку мужик он гордый и упрямый, если его наперед не уломать, то потом можно от него ничего не добиться.
Вечером следующего дня жители д. Середка пришли гурьбой в дом Леонтия. Они стали рассказывать Рыбникову местные предания о панах, о Петре Первом, и вдруг в избе появился еще один человек — это был Трофим Григорьевич Рябинин. Вот как описал первое впечатление о встрече с ним Павел Николаевич: «…Через порог избы переступил старик среднего роста, крепкого сложения, с небольшой седеющей бородой и желтыми волосами. В его суровом взгляде, осанке, поклоне, поступи, во всей его наружности с первого взгляда были заметны спокойная сила и сдержанность». После знакомства Рыбников стал просить Трофима Григорьевича спеть что-нибудь из былин, на что сказитель заявил, что поскольку идет время поста, мирских песен петь нельзя, надо петь духовные стихи. Но ему, видно, и самому не терпелось спеть былину, и долго уговаривать его не пришлось. Однообразный напев и глуховатый голос сказителя вполне компенсировались его удивительным умением сказывать, что придавало «особенное значение каждому его стиху»,— по словам собирателя. Он во время исполнения бросал перо и жадно слушал, потом нехотя возвращался к записи. Вот первые стихи, которые услышал Рыбников от Трофима Григорьевича:
У ласкова князя у Владимира
Был хорош пир-пированьице
На всех на князей и на бояр,
На всех могучих русских богатырей.
Было на том пиру две вдовы…
Несколько дней записывал Рыбников былины Трофима Григорьевича, а потом отправился в Лонгасы к Козьме Романову, слепому старику, который также был прекрасным сказителем.
Кроме них в первую поездку собиратель познакомился с Василием Петровичем Щеголенком и его племянницей в д. Боярщина. Щеголенка, крестьянского портного, он застал за шитьем одежды для одного из соседей. Былины он распевал за работой. От него Павел Николаевич впервые услышал превосходную былину «Каково жить птицам на Руси и за морем»:
Отчего, братцы, зима становилась? Становилась зима от морозов. Отчего, братцы, становилась весна красна? Весна красна становилась от зимы холодной…
В первую поездку Рыбников узнал имена многих сказителей как из Заонежья, так и из других районов, ведь слава о них распространялась далеко за пределы деревень, в которых они жили. В его списке были заонежане Терентий Иевлев, Андрей Сарафанов, П.И. Корнилов, Прохор с Волкострова и другие, несколько мастеров с Пудожского берега. На лодке Леонтия Богданова Рыбников переправился на Пудожское побережье. Познакомившись с несколькими деревнями, он сделал для себя вывод, что население Заонежья и Пудожья имеет одно и то же происхождение. Особенно плодотворной была его поездка на Купецкое озеро, в д. Бураковой он записывал хорошего певца Никифора Прохорова.
В этом путешествии Павел Николаевич сильно повредил руку, и ему пришлось верхом по болотам и камням добираться до Шалы, а потом пересесть в лодку, чтобы вернуться в Петрозаводск. На его счастье, лодочник, который так и остался в записях без имени («шальский лодочник)», оказался прекрасным сказителем, и в пути Рыбников записал от него отличные былины о Сухмане, Василии Буслаевиче, Соловье Будимировиче.
Впоследствии поиски сказителей продолжились на Водлозере, в Колодозере, Кенозере, Каргополе и других местах. Благодаря самоотверженной собирательской работе, сопряженной не только с преодолением труднопроходимых дорог, но и препятствий, которые чинили полиция и начальство Рыбникову как ссыльному, была собрана большая коллекция былин. Павлу Николаевичу удалось издать их в четырех частях, причем первая часть благодаря упорной работе, была подготовлена необыкновенно быстро, она вышла уже в 1861 г. Эта публикация стала настоящим крупным событием в культурной жизни России, оказалось, что у русского народа есть свой эпос, есть настоящие мастера — эпические певцы! Олонецкий край был назван «Исландией русского эпоса». Публикация «Песен, собранных П.Н. Рыбниковым», повлекла за собой открытие былин в других районах Русского Севера собирателями, последовавшими примеру П.Н. Рыбникова — человеку, в полной мере выполнившему свой гражданский долг перед Отечеством.
