Вспоминая Кузьмича
@kizhi
Кижи 1950—1960 годов — это Кижи Михаила Кузьмича Мышева, знаменитого на всю страну бригадира плотников-реставраторов. Нет, были, конечно, и другие плотники, не обойденные славой: Борис Ёлупов, Константин Клинов, Фёдор Елизаров, Иван Вересов, братья Степановы, но из всех них главным был Кузьмич, и не только потому что был бригадиром.
Почему же? Потому что он был привлекательно интеллигентен, имея всего несколько классов образования. Михаил Кузьмич был внешне тих, незлобив, несколько замедлен в движениях, приятно общителен, добр и обладал великолепным чувством юмора. О нем всегда тепло и уважительно отзывались архитекторы А.В. Ополовников и Б.В. Гнедовский. Да и как не уважить такого бригадира, чьи рабочие на своих руках перенесли на огромное расстояние через болото разобранную часовню Трёх Святителей из деревни Кавгора.
Когда мы с Виолой начинали работать в музее «Кижи», М.К. Мышеву было уже под 80, он тогда уже не был бригадиром, а работал сторожем. И хотя за глаза все кижане называли его просто Кузьмичом, при общении чувствовалось глубокое уважение к этому человеку.
Впрочем, у плотников к своему бывшему бригадиру проскальзывал определенный скептицизм, что, мол, Кузьмич и топорище-то вытесать не умеет. Да не надо это было Кузьмичу в жизни. Не надо. Здесь у сотоварищей, на мой взгляд, имела место элементарная ревность к «Майклу Мышеву», как называли его иностранные корреспонденты, да и наши не отставали. Символом Кижей тех лет стали фотографии С. Майстермана «Старый мастер» и В. Пескова «Отечество» с белой лошадью Машкой, которая была в нераздельном владении Кузьмича. А в конце 1960-х годов М.К. Мышев стал героем первой книги писателя Виктора Пулькина «Кузьмичёвы рассказы», изданной в Москве. Повезло начинающему писателю, открывшему для себя «золотую жилу».
А дежурство сторожа Мышева было всегда безукоризненно, только иногда подводил возраст. Однажды пожарные, можно сказать, спасли Кузьмича, совершавшего ночной обход памятников во время сильнейшей вьюги, сбивающей с ног. Они привели замерзающего сторожа к себе на пост и отогрели.
А я вспоминаю своё ощущение кижского холода 24 мая 1967 года — это был день моего рождения. Утром я вышел на экскурсию и поразился погоде: жуткая холодина, да еще и снег идет. Смотрю, идет Кузьмич и что-то несет в руках. Подошел и накинул мне на плечи свой тулуп. Вот так в кузьмичёвом тулупе я и провел экскурсию с узбеками в халатах с туристского теплохода.
Вспоминается и моя зимняя срочная поездка по каким-то делам в Сенную Губу на кобыле Машке. Михаил Кузьмич почему-то не смог со мной поехать, а я толком не умел, да и до сих пор не умею запрягать. Михаил Кузьмич запряг Машку и сказал, что моя главная задача — доехать до Сенной, а обратно, хочешь-не хочешь, Машка привезет. И точно, если бы я на обратном пути в темноте руководил Машкой, Бог знает, куда бы она меня завезла. А так, я отпустил вожжи, лег в сани и лёгкой рысью — на конюшню.
А еще у Кузьмича были две курочки, которых уже вряд ли кто помнит, и петух — огромный, яркой расцветки, которого, несомненно, помнят все, кто работал тогда в Кижах: птица редкостной злобы и характера, прямо противоположного хозяйскому. Обычно куры порхались на тропе, ведущей к люфт-клозету. Бравый красавец не пропускал ни одной юбки, особенно с голыми ногами. Сначала он шел параллельно с дамой, о чем-то кококал, потом начинал волочить одно крыло, неприятно склонив голову. В глазах появлялся красный блеск, и вдруг он, словно коршун, налетал на невинную жертву, больно клюя её за икру. Экскурсовод Тоня как-то поймала героя, избила его до полусмерти и выбросила на пыльную дорогу. Но петух выжил, а Тоня с тех пор ходила в туалет только с провожатыми.
В Кижах Михаил Кузьмич жил со своей супругой Марией Васильевной. Это была дружная пара, сохранившая любовь и уважение друг к другу на всю жизнь. Хорошо, что их запечатлел известный режиссёр-документалист Владислав Виноградов в своих фильмах «Кузьмич и другие» и «Групповой портрет с Кижами». Брали у них интервью и местные, и московские журналисты.
Последние годы жизни Михаил Кузьмич провел в Соломенном, пригороде Петрозаводска. Как-то зам. директора по реставрации Борис Васильевич Моталёв сказал мне:
— Говорят, Кузьмич заболел. Давай-ка съездим к нему, проведаем.
Я, конечно же, согласился. Накупили гостинцев и поехали.
Михаил Кузьмич лежал в постели. Борис Васильевич поздоровался и сказал что-то вроде:
— Да, похоже, Михаил Кузьмич отпил своё.
— Нет, Борис Васильевич, это ты свое, наверное, отпил, а я еще выпью, если Борис в магазин сходит.
Я, конечно, сходил.
Михаил Кузьмич встал и начал хлопотать по части стола. Конечно же, он только пригубил, сказав по-заонежски:
— Пей, нЕ пей, а чтоб пОд носом стОяло.
Пили мы в основном чай.
Вскоре Михаил Кузьмич умер, но мы, сотрудники музея, узнали об этом слишком поздно, так что на похоронах никто из нас не был.
Михаил Кузьмич Мышев вспоминается как человек редкостной доброты, чистых душевных помыслов, честнейший работник, памятливый и талантливый рассказчик.
