НОВОСТИ МУЗЕЯ «КИЖИ»
пресс-релизы, объявления

Маргарита Петровна стала кладезем народной мудрости для нескольких поколений музейных сотрудников. С ней встречались Р. Б. Калашникова, О. А. Набокова, Л. С. Харебова, Е. М. Наумова, В. П. Кузнецова и многие другие. Для каждого музейного специалиста беседа с Маргаритой Петровной оказывается полезна: это и рассказ о тяжелых временах военного лихолетья, и семейные предания о дореволюционной жизни Заонежской деревни, щедро делится она воспоминаниями о красочных нарядах и раздольных праздничных играх молодежи, о народной культуре материнства и детства. И нет в этих рассказах сетований, боли и страданий, есть крепкий заонежский характер, дающий силы противостоять всем жизненным невзгодам.

Мы приехали в деревню Кажму, где в то время жила Маргарита Петровна, не ко времени. Вся семья была на прополке картошки. Но, следуя незыблемым законам заонежского гостеприимства, Маргарита Петровна пригласила нас в дом, напоила чаем и несколько часов кряду отвечала на наши вопросы.

Маргарита Петровна родилась в 1930 году в дер. Микково Великогубской волости. Много лет она проработала лесничим в Заонежском лесхозе. Особой ее гордостью была ответственная работа по выращиванию посадок карельской березы. Происходит она из древнего заонежского рода Изотовых, родственником семье приходился уроженец д. Микково, один из крупных заонежских меценатов Карп Матвеевич Изотов, поставщик императорского двора, владелец столярно-паркетной Мастерской в Петербурге, попечитель Космозерского училища.

Отец Маргариты Петровны, Петр Михайлович Изотов, крестьянствовал, был хорошим сапожником. Мама, Александра Ивановна, в девичестве Кукелева, была взята замуж из с. Селецкое.

«В Миккове, где мы жили, земли было мало, была земля только у богатых, Мартыновых, у Филатова и у Изотова. Другие земли не имели, на год хлеба наращивать не могли, как рассказывали мои родители. Поэтому занимались ремеслом. Вот у моей бабушки было шесть сыновей… и они все были отданы в мальчики по очереди. И все были обучены какому-то делу… или столяры у Карпы Изотова, … мой отец был сапожник… ну, а младшие уже братья… они уже застали советскую власть, дак, в Питере работали на заводах … Вот они, кто в Питере жил, летом приезжали домой, помогали и сеять, потом косить, жать… убирали хлеб».

«Скота у нас было порядочно, так и семья была большая. Но как сказать, ведь это время было сложное… до 17-го года два брата жили вместе, Михаил и Алексей… в 1917-ом они только разделились… так вот у Михаила было 14 детей, у Алексея — пять, две невестки в доме хозяйство вели, да в доме еще старенькие дедушка с бабушкой жили».

«Деревню свою Микково я хорошо помню. Сейчас и не осталось ни бревнышка. Десять домов. Пять на одной стороне улочки, а пять на другой… Все по деревне занимались ремеслами. Алексей Иваныч Хухляков делал мебель. Мастер был хороший, заказы имел, Андрей Михайлов рыбу ловил, тоже производство. Гур Герминович, дак смолою, дёготь гнал… баба Ириша, соседка, шубы шила. Вот помню хорошо, на улице летом шубы шила, машина у неё была с качающимся челноком, старая машина „Зингер“ стояла. Кто что делал. А потом уже молодежь, девушки, например, вышивали, в Шуньгу вышивки носила, уже при советской власти, люди всегда делом занимались». «В нашей деревне часовни не было, был только крест. Этот крест стоял на горушке между нашим домом и домом дяди кости Изотова. Я даже помню, что было на иконе… два человека были вот, молились на коленках и молились, это Изосима и Савватий. Да, и праздник у нас был в деревне. Два раза в деревне праздник отмечали один — весной, а второй — летом, в августе».

«К Изосимову дню готовились, конечно, всей деревней, деревня-то десять домов, а гостей-то может наедет с окружающих деревень …Дедка все говорил: „Бабка, ушат киселя вари, ушат черники, гости будут“. Еще он говорил: „Праздник знаете, а гостя не знаете“. Да, праздник-то мы знаем, а гостя — то не знаем, сколько будя… Стряпали много, тогда всех угощали, кто в дом входил. Всех за стол провожали. Приезжали ведь со всей волости, отовсюду, были и родственники, и знакомые. Например, моя бабушка была с Великой губы, так оттуда могли приходить…. Она до старости, уж когда Советская власть была, так в праздник у матери просится: „Александра, я пОйду в Великую губу, в праздник“, это был Ильин день, там праздник был летом. Вот, значит, „пОйду и возьму Серёгу“, это брат мой постарше, я то младше, так меня не брали… „Да ты не бойся, я мимо сельсовета бЕгам, бЕгам, чтобы меня не увидели“. Всё боялась, что накажут, праздники-то были запрещёны…».

«Этот праздник все до сих пор помнят, вот я уж, какое поколение, а своим детям наказывала отмечать. В советскую власть, например, было, даже картошки не было, всё равно ведь родители говорили: „Сегодня праздник Изосимы и Савватия, надо помянуть!“

«В округе у нас самый большой праздник в Селецком был, к Троице в часовню туда ходили. Да столько собиралось народу, столько гармошек, балалаек! А деревня как готовилась, качели, в рюхи играли, и канаты эти тянули, ой…чего только не было! Начиналось все со службы, батюшка приезжал. Потом пойдут по гостям, пообедают, а потом выходят, играют, поют, пляшут…Вся деревня гуляла на улице. Конечно, все ходили, и старые, и малые».

«Я родилась в 30-м, я крещёная этим батюшкой, он жил в Карасозере, кажется, был приход Карасозерский там. Но в то время уже, конечно, ему никто ничего не платил, так только, люди, кто его приглашал, например, вот, хоронили когда, он отпевал, и рождались дети — он крестил…Тяжелая у него жизнь была… он винишко-то любил… Мать всё, как я маленько не послухаюсь, она говорила: „Тебя пьяница карасозерский крестил, тово-то ты такая“.

«Праздников в округе было много. Еще я помню, в Узких был праздник, Фролов день, летний. Я помню хорошо, что с бабушкой ходила к этим Фролам. Три километра от деревни всё были поля к Космозеру, к озеру, так, рожь, вот помню, колыхается ветром, как море, вот я запомнила. У меня бабушку в сороковом году в Ленинград увезли, дак это до сорокового года было, я с ней ходила. Но это уже были, можно сказать, не те праздники, что в Селяцком, скромнее. Они даже после Великой Отечественной войны ещё долго существовали».

«Как мать, например, рассказывала, что раньше на праздники драки устраивали богачи, они покупали себе дракунов чтоб бились за деньги… Были и хулиганские выходки, договорятся, какого-нибудь наймут босяком побегать, он и бегает, или вот, сколько раз прогазует человек, и платили за него подать. Не от хорошей жизни это было, от бедности шли на это. А вот на Космозере кулачный бой зимой на льду был, это мужики силой мерялись, и дрались в носках шерстяных, чтоб не скользить. Победитель выбирался на целый год».

«На беседы я после войны стала ходить. Не было керосину, не было ничего, у Марьи Алексеевны в доме Алёшиной собралась беседы. Виктор Яковлевич на балалайке играл, у него ещё пальцев не было в руке, всё равно он на балалайке… Танцевали маленько, разговаривали, гости были, с Калозера там, с Быкова — вот такая беседа».

«Иван день праздновали. И вот раньше был обычай такой, специально в семьях готовилось угощение для молодежи, кабуши из творога… и их прятали. Вот, например, в нашем доме прятали на вышку (чердак) под матично бревно, на углу. Лазили по всем домам. Да, ещё надо было в дом как-то зайти тихо. Их, конечно, ворами не считали, уж как-то делалось так, что могли зайти и могли взять, и могли съесть и всё такое. Ребята и девушки собирали угощение со всей деревни, а потом коллективом ели-пили, гуляли! Вот какой был праздник да веселье! Мама рассказывала, что девушки в эту ночь ходили косы во ржи плели, цветы рвали, гадали, но как, уж я не помню».

«В Иванску ночь, случалось и безобразили-чудили. Костры раскатывали, лодки на гору вытягивали. Двери подпирали. Но не всем подряд, тогда был обычай, если подпирают парни, то там, где есть девки, а если подпирают девки, то, где есть парни. А уж, конечно, не старым старухам, подопрут, так инфаркт может случиться, если не выйти будет». «Гадали поразному. Жгли, бумагу даже я пыталась жгать, так сомнёшь и на тарелку иль на что металлическое и подожгёшь, и смотришь тень её, что там показывает, но надо же разгадывать. Одна моя знакомая с Вырозера, она гадала вот так, и бабушка у неё была старая, она разгадала, что та замуж выйдет и поедет мимо каких-то елей, большие ели, вот. И действительно девушка поехала как-то в Рыбацкое, деревня, где рыбаки жили, поехали мимо елей, и так и случилось, она вышла туда замуж».

«Гадали и парни. Дядя мой рассказывал, что он в стакан наливали воду, и кольцо вроде туда опускали, и вот этого смотрят туда, и как будто бы что-то говорили, не знаю только, что… И вот смотрят, и как будто бы может показаться лицо, его суженая. Он говорил, что так высмотрел свою жену. И говорит, показалась ему девушка, так посмотрела, повернулась, коса длинная и голубой бант. Я, говорит, приехал в Пустыне на праздник на какой-то, осенью был праздник, уже темно. Приехали, говорит, сидим у Изотовых, их беседы славились, знаете, всё-таки в Питере жили. Пришли девушки. Одна, говорит, так посмотрела, повернулась, у ней коса такая хорошая и бант. Он сразу сватать, ей шестнадцать лет всего было. Не хотели ее выдавать. Мать сказала, что в тую год сыграла несколько свадеб, „я не могу свадьбу играть, в приданое нечего дать“… Бывало, ведь приданое большое давали… А дядя мой говорит, у меня тулуп тёплый, я, говорит, заверну и увезу… Ну, такие женихи нам нужны! Так и выдали её, шестнадцатилетнюю, замуж.

Дядя очень любил такую песню, у него жена была молодая, 16-летняя была взята замуж, а ему уж может к 30-ти с лишним годам было…

В низенькой светелке
Огонёк горит.
Молодая пряха
Под окном сидит.
Русая головка,
Думы без конца,
Вот она ласкает
Старого вдовца.
Стар, дак что ж такого,
Пусть осудит мир.
Он зато гвардейский
Ротный командир.
Он красотку пряху,
В Питер отвезёт.
Для красотки пряхи
Бельэтаж наймёт.
Он обучит пряху,
Танцам и балам
Из красотки пряхи
Сделает мадам.
Пряха, моя пряха,
Знай себе, пряди,
На мужчин лукавых
Зорко не гляди.
Будет локоть близок,
Но не укуси.
Будешь втихомолку
Слёзы горько лить.

«А я в молодости любила частушки петь, продолжает рассказ Маргарита Петровна:

А мама спи, мама спи,
Я тебя укутаю.
За рекой гармонь играет,
Я пойду послухаю.

А гармонист сидит, играет,
Что хорош, дак и хорош,
Я не вру, вы сами видите,
На розочку похож.

А гармонисту этому
Хорошенькому мальчику,
Я сорву розу алую,
И приколю к баянчику.

А гармониста я любила,
А гармониста тешила.
А гармонисту на плечо
Сама гармошку вешала.

Льется рассказ Маргариты Петровны. Записанные кассеты стопкой ложатся на стол. Уходить не хочется. Но затем были новые встречи в гостеприимном доме ее дочери Валентины Александровны Сукотовой на широких космозерских праздниках с обильной и вкусной заонежской стряпней, рассказами и песнями».

5 июля 2020