Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Благодарю главного архитектора музея-заповедника «Кижи» С.В.Куликова, обратившего мое внимание на этот сюжет и попросившего поделиться комментариями к нему.

В 1886–1887 гг. в России впервые была предпринята попытка создания «единого государственного реестра» памятников христианской старины. История с описанием древних храмов была затеяна Императорской Академией художеств [1] . 17 февраля 1886 г. Т.В.Кибальчич, известный собиратель древностей и искатель приключений, обратился к президенту Академии Великому князю Владимиру Александровичу, указав на отсутствие в России цельной программы для учета и изучения русского церковного зодчества. С печалью писал он об «искажении и разрушении старины под видом усугубления благолепия храмов Божьих». Его предложение заключалось в проведении своеобразной переписи памятников как основы для будущего свода русского искусства. Для этой переписи он предложил свой образец опросного листа – «Метрики для получения верных сведений о древне–православных храмах Божьих, зданиях и художественных предметах».

Запросы в епархии за подписью августейшего президента были разосланы уже 14 октября 1886 г. В письме содержалась просьба содействовать Академии в получении сведений о храмах и священных предметах до начала XVIII в. и предоставить их в Петербург не позднее марта 1887 г. Самое интересное в письме – критерий предполагаемого отбора. Описанию подлежали те предметы, которые епископ «соизволит признать заслуживающими внимания как по оригинальности, так и по художественному качеству и историческим воспоминаниям». Вплоть до начала января 1887 г. архиереи, которые не могли отказать члену императорского дома в его «прихоти», присылали в Академию запросы с указанием потребного для епархии количества метрик в соответствии с количеством памятников, которые они считали заслуживающими внимания. Тверская епархия заказала 1000 метрик, Рязанская – 250, Москва – 1300, Курская епархия – 1070, Архангельская – 300, а «бедный» историческими памятниками смоленский архиерей запросил лишь 20 экз. Последней метрики запросила Олонецкая епархия – 40 штук. Всего было разослано 9832 экземпляра, а получено в два раза меньше – 4563.

11 марта 1889 г. император Александр III издал Высочайшее повеление об исключительном праве Императорской Археологической комиссии, основанной в 1859 г., на производство и разрешение с археологической целью раскопок в Российской империи на землях казенных, общественных и принадлежащих разным установлениям и об обязательности произведения реставрации монументальных памятников древности по предварительному соглашению с Археологической комиссией и по сношению ее с Императорской Академией художеств.

16 марта 1890 г. Археологическая комиссия, в связи с состоявшимся поручением и в видах сосредоточения в одном месте сведений о древностях, обратилась к президенту Академии с просьбой передать в ее архив существующие метрики, а также сведения губернских комитетов о памятниках древнерусского искусства и местные издания по древностям и храмам. Так в архиве Комиссии оказались сведения по 52 епархиям. Среди отсутствующих епархий значились Бессарабская и Виленская. 21 июня 1891 г. дополнительные сведения были присланы в Комиссию из Калужской епархии [2] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Метрики оказались востребованы исследователями, краеведами и местным духовенством. В частности, ими интересовались Московское археологическое общество, Киевское общество истории Нестора летописца, они использовались в связи с подготовкой Археологических съездов в Вильно (1893 г.), Харькове (1902 г.) и Чернигове (1908 г.). Метрики до сих пор используются научным сообществом.

После преобразования в 1919 г. Российской Государственной Археологической комиссии, как она стала называться после Февральской революции и октябрьского переворота 1917 г., в Российскую Академию истории материальной культуры (ныне – Институт истории материальной культуры РАН) ее архив перешел «по наследству» к этому учреждению, где он хранится по настоящее время. В составе архива находятся и упоминавшиеся выше метрики.

Среди них сохранилась и метрика Спасо–Преображенской церкви Кижского погоста [3] (рис. 1). Метрика составлена 23 марта 1887 г. и подписана священником Михаилом Стефановичем Заводовским, 56-ти лет, служившим в этой церкви с 8 мая 1852 г., и священником Иоанном Павинским, 34-х лет, служившим в церкви с октября 1874 г., а также диаконами на вакансии псаломщиков Александром Ржановским и Михаилом Дуровским. Священники окончили Олонецкую духовную семинарию, диаконы – духовное училище [4] . Помимо интересных письменных сведений о внутреннем убранстве и богослужебном имуществе храма, в метрике сохранился эскизный разрез церкви, сделанный диаконом Александром Ржановским [5] (рис.2).

Однако нас прежде всего интересует вопрос о времени основания и завершения строительства церкви, ее освящения. По первому вопросу в метрике содержатся исчерпывающие сведения. На л.1об. четко записано, что церковь «основана в 1714 г.» В подтверждение этого здесь сообщается, что в алтаре хранится восьмиконечный крест размером 1 аршин 26 вершков, на котором написано: «Обложися сей олтарь Господа Бога и Спаса нашего Iисуса Христа Боголепного Преображения Господня по плоти от Рождества Христова АΨДI года июня 6 дня на память преподобного отца нашего Виссариона при державе Благоверного Государя нашего Царя Великого Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержце и при Благоверном Государе нашем Царевиче Алексее Петровиче А614 и при Преосвященном митрополите Иове Великого Новгорода и Великих Лук» [6] (рис.3). Сведения о времени освящения церкви в метрике отсутствуют. Очевидно, они просто не сохранились в приходской памяти.

Некоторое недоумение вызывают приведенные в метрике цифры «А614», и у нас нет уверенной возможности их объяснить. Предположительно, в оригинале надписи арабские цифры «1714» располагались непосредственно под церковно–славянским обозначением года «АΨДI», однако в силу ряда причин, возможно связанных с повреждением этой части надписи, она была воспринята составителями метрики как «А614». Стоит обратить внимание и на то, что вопреки устоявшемуся мнению закладная надпись начинается словами «Обложися сей олтарь», а не «Обложися оболкися». Очевидно, что это прочтение возникло, когда надпись переписывалась из метрики в исследовательских целях. Возможно, «оболкися» предлагалось переписчиком как альтернативное прочтение «обложися», поскольку это слово было написано действительно не очень разборчиво.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Совершенно очевидно, что термин «обложися» относится именно к закладке, основанию храма, как эти действия реконструируются исследователями на основе изучения исторических свидетельств, миниатюр и этнографических данных [7] . Отсутствующий в средневековой практике чертеж заменяло «окладывание» на земле первого венца, представлявшего будущий храм в натуральную величину. Этот момент изображался и на миниатюрах. Известно, что в рукописном житии прп. Александра Свирского, созданном в XVIII в., на рисунке представлен процесс такого оклада. В центре пятигранного алтаря, на месте будущего престола, изображен крест, который должен быть подобен тому, что некогда хранился в кижской церкви. Стоит предположить, что такие закладные кресты не устанавливались после завершения строительства на куполах храма, а хранились в алтаре.

Возможно, что термин «обложися» на Русском Севере перешел из деревянного зодчества в каменное. Так, Соловецкий летописец сообщает, что в 1552 г. «обложена строить каменная церковь» Успения Богородицы, в 1558 г. «обложена строить соборная церковь Преображение Господне с пределы, каменная», а в 1596 г. «обложена строить церковь» Благовещения над Святыми воротами. Собственно, фраза «обложися алтарь сей» и есть указание на начало строительства храма, которое начиналось с алтаря.

Необходимо затронуть еще один устоявшийся стереотип. У исследователей сложилось устойчивое мнение, что раз в надписи речь идет об алтаре, то обязательно в его современном значении, тогда как некогда этот термин мог прилагаться и к храму вообще. Представляется, что свою роль в неверной интерпретации надписи, как связанной именно с освящением храма, мог сыграть ее формуляр, заимствованный с антиминсов того времени, непосредственно связанных именно с алтарем. История антиминсов на Руси еще не написана [8] , однако стоит отметить, что окончательный формуляр надписи на антиминсе, весьма схожий с той, что был приведен выше, на несохранившемся кижском кресте, приобретает окончательный и стандартный вид достаточно поздно. Однако, как показывает история этого формуляра, под алтарем мог иметься в виду и храм как таковой.

Известно, что в настоящее время антиминс представляет собой четырехугольный плат шелковой материи, несущий на себе типографским способом отпечатанные изображения положения Христа во гроб и образы четырех Евангелистов, необходимый для совершения Божественной Литургии. С тыльной стороны антиминса в особом кармашке зашиты святые мощи, залитые воскомастиком. Антиминс освящается епархиальным архиереем определенным чином для соответствующего храма, о чем свидетельствует надпись, упоминающая храм, день освящения и титул архиерея. Антиминс находится на престоле храма в алтаре, сложенный определенным образом и завернутый в илитон – плат красной материи большего размера. Он разворачивается после чтения Евангелия за Литургией для поставления на нем потира и дискоса и последующего совершения Евхаристии после Великого Входа. Внутри сложенного антиминса находится губка, служащая для практических целей. В этом смысле антиминс не только является местом совершения Евхаристии, но и символом евхаристических полномочий, делегированных епископом клиру данного приходского храма.

Само слово «антиминс» происходит от сочетания двух других: греческого «anti» – «вместо» и латинского «mensa» – «стол» или греческого «minsion» – стол с яствами, скатерть, где под яствами могла иметься в виду евхаристическая трапеза. Литургическое значение термина – «вместопрестолие». Протоиерей Константин Никольский относил появление антиминсов к IV в., однако первые упоминания о них относятся к началу IX в. и встречаются в трудах прп. Феодора Студита (до 814 г.) и свт. Никифора Исповедника (†815). По толкованию патриарха Феодора Вальсамона (XII в.), антиминсы полагались в церквах, престол которых не был освящен должным образом от епископа. Таким образом, на начальном этапе своего развития антиминс не являлся обязательной принадлежностью каждой церкви, о чем свидетельствовала практика греческого православия еще в XIV в. К IX в. восходит чин омовения антиминсов, а Хронограф Феофана под 775 г. и Константин Багрянородный в 1 главе (9, 10, 38) своей книги «De ceremoniis» говорят о переносных царских антиминсах, сравнимых с altare portatile или tabula itineraria латинской церкви. Таким образом, антиминс первоначально не представлял собой плат материи. Тактикон прп. Никона Черногорца (XI в.) впервые говорит о надписи на антиминсе, в которой должна быть упомянута церковь, для которой он освящен. В XV в. свт. Симеон Солунский впервые сообщает о вложении мощей в антиминс, хотя практика положения мощей под престол при ее освящении существует с раннего времени (не позднее VI в.), о чем свидетельствуют данные археологии; по крайней мере с VIII в. об этом имеются и письменные свидетельства (7 Вселенский собор, 787 г., 7 правило).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Впервые на Руси антиминсы упоминаются в правилах митрополита Георгия (XI в.), где говорится, что для служения в не освященной должным образом церкви необходим антиминс. По мнению Е.Е.Голубинского, на Руси антиминсы были не столько овеществленным правом служения литургии, сколько свидетельством об освящении престола, в который уже вложены мощи. Митрополит Киприан в своем послании к псковскому духовенству (после 1395 г.) указывает на недопустимость им же введенного обыкновения разделения антиминса на четыре части для раздачи по церквам.

На Руси существовало два типа антиминсов – с надписями и без таковых. Антиминс XIV–XV вв., не имеющий надписи об освящении, по описанию Е.Е.Голубинского, представлял собой квадратный некрашеный холст размером 25 на 25 см, на котором черной краской были написаны три креста. Этот плат впоследствии, с XVI в., мог иметь кармашек для мощей. По углам антиминса находились уплотненные наугольники, поскольку до эпохи Большого Московского собора 1667 г. (или же до собора 1654 г.) антиминс пришивался к нижнему одеянию престола – срачице или же прибивался к самому престолу деревянными гвоздями, т.е. до определенного момента антиминс и престол составляли единую литургическую структуру. В 1655 г. патриарх Никон отдает распоряжение об обязательном вложении мощей в антиминсы. С 1675 г. антиминсы назначалось освящать во все храмы, и именно с этого времени в Русской церкви существует особый чин архиерейского освящения антиминсов. С 1652 г. известны атласные антиминсы, а в период 1664–1682 гг. на антиминсах появляется образ «Положение во гроб», заимствованный из украинского православия. С 1659 г. появляются антиминсы, изготовленные типографским способом, что в Киеве практиковалось еще с 1627 г.

Характерно, что в эпоху позднего Средневековья и Нового времени практически одновременно сосуществуют надписи на различных антиминсах, где упоминается освящение «антиминса», «алтаря», «жертвенника» или «церкви». Очевидно, что в контексте освящения последние три термина употреблялись как синонимы, что доподлинно известно для алтаря и жертвенника. Так, антиминс 1415 г., происходящий из ризницы Киево–Софийского собора, но освященный, скорее всего, для церкви Благовещения Пресвятой Богородицы Новгородского Деревяницкого монастыря, имеет в центре голгофский крест с орудиями страстей и надписью уставом по периметру: «Обновлен антиминс Великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в церковь Благо… архиепископом Иваном Великого

Новгорода при благоверном великом князе Василии Дмитриевиче всея Руси в лето 6923 (1415. – А.М.) месяца сентября 8 на Рождество Пресвятой Богородицы индикта 9». Обновление, а не освящение могло быть связано с тем, что архиепископ Иоанн уходит на покой 20 января 1415 г., 11 августа на его место был наречен чернец Самсон, хиротонисанный лишь 22 марта 1416 г. Очевидно, что до хиротонии нового архиерея ушедший на покой архиепископ продолжал совершать священнодействия, связанные с иерархическим служением.

Однако наиболее распространенной формулой была именно «освятися олтарь» или «жертвенник», о чем свидетельствовало и собрание 20 антиминсов Олонецкого епархиального древлехранилища, которое охватывало период с 1542 (антиминс освящен в храм Святой Троицы, предположительно Клименецкого монастыря) по 1784 г. С 1733 г. формула, упоминающая «антиминс», становится господствующей. Упоминание Великого князя, при котором было совершено освящение, до середины XVI в. соблюдалось не всегда. Однако всегда присутствует дата освящения и часто упоминается святой или праздник, память которых совпадает с этой датой. Возможно, формула «священа бысть церковь» относилась к случаям, когда храм освящался архиереем. Если антиминс освящался епископом в своем кафедральном городе, то впоследствии он отправлялся на приход или в монастырь, где освящение церкви происходило иерейским чином. Однако это лишь предположение, основывающееся на современной практике.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Полагаю, что именно апелляцией к современной практике и было продиктовано мнение покойного писателя Д.Балашова о том, что упомянутая выше надпись имеет непосредственное отношение к освящению алтаря и престола. В архиве музея–заповедника «Кижи» сохранилось его письмо от 11 июня 1984 г. к В.А.Гущиной, которое подтверждает такое предположение. Здесь он пишет, что «основание церкви – это канонически не есть закладка или свершение здания, а всегда и только сооружение и освящение алтаря», хотя для духовенства Кижского погоста в 1887 г. это были два разных события. Далее он предполагает, что, «по–видимому, сперва был построен храм, потом сооружен и освящен алтарь», что в целом противоречит известной из истории практике, свидетельствующей, что храмы строились начиная с алтаря. Очевидно, подобные закладные кресты многим оставались неизвестны. При этом Д.Балашов в целом верно описывает современный процесс освящения престола в алтаре, ссылаясь при этом на уже известного нам протоиерея Константина Никольского и его книгу «Пособие к изучению богослужебного устава Православной Церкви» (СПб., 1–7 изд., 1862–1907, репринт 7-го изд.: М., 2008): «Алтарь обвязывался веревкою особым образом и одевался покровом» [9] . Считая, что в надписи действительно присутствует глагол «облыкися», он, с присущей писательскому сознанию образностью, отождествляет «облыкися/облекися – облечь/одеть» и далее пишет: «Вот это-то действие – одевание алтаря и есть устройство храма (превращение постройки в церковь)». В данном случае он отождествляет престол и алтарь, что в определенных случаях допустимо. Как мы знаем, слова «облыкися» в надписи нет, а сама надпись связана не с напрестольным антиминсом, а с закладным крестом.

Таким образом, 6/19 июня 1714 г. есть день закладки Спасо–Преображенской церкви Кижского погоста, начала ее строительства, а не его завершения и освящения храма, дата которого остается неизвестной. Это подтверждается и дендрохронологическим анализом бревен церкви, выполненным Пентти Цеттербергом из университета Йоенсу (Финляндия) [10] . Основной древесный материал датируется 1713 г. Древесина была заготовлена не ранее зимы 1713–1714 гг. и затем по воде доставлена на погост, о чем свидетельствуют сохранившиеся следы крепления бревен для сплава. Известно, что строительство храма, особенно такого значительного, могло занимать 2–3 года. Если 2014 г. и будет юбилейным в Кижах, то это будет юбилей основания одного из самых знаменитых храмов России.

• [1] Рукописный отдел научного архива Института истории материальной культуры РАН (далее – РО НА ИИМК РАН). Ф.1. Оп.1. 1886 г. Д.180; Мусин А.Е. Вопиющие камни. Русская Церковь и культурное наследие России на рубеже тысячелетий. СПб., 2006. С.63; Медведева М.В., Мусин А.Е. Императорская Археологическая Комиссия: реставрация и охрана памятников культуры // Императорская Археологическая Комиссия (1859–1917). К 150-летию со дня основания. У истоков отечественной археологии и охраны культурного наследия / Ред.–сост. А.Е.Мусин; отв. ред. Е.Н.Носов. СПб., 2009. С.980–982.
• [2] РО НА ИИМК РАН. Ф.1. 1890 г. Д.25.
• [3] РО НА ИИМК РАН. Р–III. Д.4217.
• [4] РО НА ИИМК РАН. Р–III. Д.4217. Л.15.
• [5] Там же. Л.14.
• [6] Там же. Л.1об.
• [7] Мильчик М.И., Ушаков Ю.С. Деревянная архитектура русского севера. Л., 1981. С.43.
• [8] Срезневский И.И. Древние памятники русского письма и языка. СПб., 1863; Никольский К., прот. Об антиминсах Православной Русской Церкви. СПб., 1872; Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. М., 1997. Т.1–2; Древлехранилище Свято–Троицкой Александро–Невской Лавры (1712–1910). Краткая опись. СПб., б/г.; Островский Д., свящ. Краткое описание церковных древностей Епархиального церковного древлехранилища. Петрозаводск, 1913; Мусин А.Е. Антиминсы // Великий Новгород. История и культура IX–XVII веков. Энциклопедический словарь. СПб., 2007. С. 72.
• [9] В действительности в современной практике у престола два облачения: нижнее, из простой материи (катасарка или срачица), которое и обвивается веревкой, и верхнее, более парадное (индития), на которое уже и полагается антиминс.
• [10] Более подробно по этому вопросу см.: Zetterberg P. Applications of tree–ring in architectural history and archaeology in Karelia // Congressus septimus internationalis fennougristarum. Debrecen 27.VIII-2.IX.1990. Sessiones sectionum. Dissertationes. Historica, archaeologica et anthropologica. Debrecen, 1990.