Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Кутьков Николай Иванович, историк-краевед, журналист. В 1968—1971 гг. работал в музее «Кижи» внештатным экскурсоводом; с 1972 по 1974 гг. главным хранителем.

На остров я попал незваным гостем. Да еще, можно сказать, прямо на крестины. Знать не знал, что около деревни с негордым названием Телятниково, где я гостил пару недель, открыт «деревянный музей».

Было это в июне 1966 г. Полюбопытствовать, что же творится на острове, решил как-то ночью. Белой, понятно. На старой кижанке догреб до причала. Никто меня не встретил возле самого погоста. Тишина, безмолвие и безлюдье. Никак не ожидал, что вблизи 22-главая окажется такой огромной. И соседка ее такая ладная, с красивым хороводом маковок. С церковного крылечка открылся вид и на все остальное: крыши большущих домов и кресты на чешуйчатых куполках. Туда вели хорошо протоптанные широкие тропы... Ну точно декорации к «Ивану Грозному» Эйзенштейна, только статистов не видать!

Лишь к утру закончил свою первую незабываемую «экскурсию».

«Курсовод» «золоведника»

А вторая и следующие начались через год, сразу после летней практики на первом курсе. Встретившийся возле кижского ресторана-дебаркадера Боря Гущин с ходу занял три рубля, но зато предложил:

– Давай к нам, а то экскурсии водить некому. Вот тебе методички: почитаешь, походишь на экскурсии к Тихонычу, ко мне – и готово!

Съездил в город за спиннингом, гитарой да запасными носками и приступил к учебе. Через неделю провел первую экскурсию по музею. Назывался он тогда «Государственный историко-архитектурный и этнографический музей-золоведник». Так по крайней мере было написано на входных билетах. Нх заказывали в бланочной типографии и не проверили текст перед тем, как подписать в печать. Цыганка-билетерша по указанию директора, конечно, исправляла ошибку, но в результате ее творчества входной билет становился документом на право посещения «музея-зоповедника». Звучит еще хуже.

Кстати, с этими чудо-билетами возник первый конфликт с администрацией. Нинка-цыганка куда-то отлучилась, некому было «обилечивать» туристов, и тогдашний директор В. Смирнов обратился ко мне с предложением часок поторговать правом на вход. На что я полез в бутылку и заявил, что «золоведником» торговать не буду ни за какие коврижки. К тому же если среди туристов попадутся знакомые – вообще позор! Директор долго меня стыдил, напирая на то, что он, например, не гнушается ремонтировать музейный лодочный мотор. На что я заявил, что это как раз мое дето, ибо по штатному расписанию числюсь в музее не экскурсоводом, а мотористом. На том и помирились. Работал я на острове несколько сезонов. «Курсоводом», как называли эту должность наши смотрительницы.

В должности главного

Попросился в музей уже на постоянную работу в 1972 г. Хотелось, конечно, стать научным сотрудником. Но музею срочно требовался главный хранитель. Это было не совсем то, к чему я стремился. Но директор и остальные замы и завы, хорошо меня знавшие, благословили мою кандидатуру. Заместитель по архитектуре Б. В. Моталев по-отечески поздравил с назначением: «Ну, с завтрашнего дня можешь надевать свой хомут!»

И попал ведь в самую точку, юморист. Первый сезон в Кижах обернулся едва ли не природной катастрофой. Лето оказалось аномально жарким, без привычных дождей. Бомбой мог стать любой окурок, брошенный нерадивым туристом. А у часовен Кижского ожерелья отродясь не имелось ни ящиков с песком, ни бочек с водой. Завести все это и многое другое предписывалось главному хранителю. То есть собственноручно (в помощниках у меня была лишь одна девчонка-инвалид) пришлось вырубать днища в железных бочках, на катере «Прогресс» развозить их и наполнять из озера. Вставлять разбитые стекла и обкашивать «объекты». И это была лишь крохотная часть обязанностей.

К вопросу одичания

Однажды коллега Люда Федотова помахала мне с берега из компании каких-то туристов. Подошел.

– Вот, Консон, познакомься с нашим главным хранителем...

Тот протянул руку, представился Петькой, быстро оглядел меня и вдруг спросил:

– Не совсем еще одичал здесь?

– Ну, – подумал, – выпендрежник. Тоже мне, пришелец из центра цивилизации, небось аж из самого Петрозаводска!

Действительно, ребята оказались оттуда, конструкторы ПКТИ, прибывшие к нам на моторном «Прогрессе». Только потом сообразил, что «наезд» объяснялся элементарной завистью к «райской жизни» музейщиков в этаком живописном уголке Онего. Куда они, сотрудники ПКТИ (Проектно-конструкторского технологического института тракторного производства ПО «Онежский тракторный завод») могут приехать лишь на выходные, да во время отпуска. Что из себя представляла работа в институте, узнал уже после Кижей.

Я был редактором научно-технической литературы, куда из ПКТИ прислали материал с описанием новой формовочной машины. Тогда на страже технических и государственных секретов бдительно стоял Обллит, цензура. Они не хотели пропускать материал, пока я не предоставлю убедительных доказательств, что это не есть ценное изобретение. Автор, кандидат технических наук, долго убеждал меня в обратном, но потом не выдержал и «раскололся». Оказалось, что эту машину их начальство увидело на американской выставке и захотело иметь такую же на заводе. Машина стоила дорого, и не в рублях. Тогда сделало предложение упомянутому кандидату: «Скопируй! Дадим лабораторию и штат...»[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

И вот лаборатория из нескольких человек в течение 10 лет пыталась повторить машину, секреты которой хитрые америкосы нам, конечно же, не раскрыли. Машину лаборатория в конце концов сделала, но на вопрос «хорошо ли работает?» автор смущенно признался, что «не очень». Теперь прикинем, сколько ПКТИ потратило на эту никчемную копию, когда инженерная мысль за 10 лет давно ушла вперед? Вот от результатов такой работы действительно можно одичать.

Художник Рогулькин

Но были и интересные моменты в череде будней. Ну где еще на конторской городской службе ты почти каждый день будешь встречать то всемирно известного академика Мстислава Келдыша, то столичных режиссеров и актеров, то художников с мировым именем? С одним из них связан такой случай.

Приезжал в Кижи Рокуэлл Кент. Пристроился и я к экскурсии, которую проводил сам А. В. Ополовников. Знакомили художника с музейными знаменитостями в лице легендарного Кузьмича, Михаила Кузьмича Мышева. Возили американца на катере по Кижскому ожерелью. Тот остался доволен приемом.

По штату мне был положен моторный «Прогресс» для объезда окрестных часовен, входивших в «Кижское ожерелье». Как-то во время очередного объезда встречаю в Волкострове Ваню Вересова, реставратора и лодочного мастера. Из кармана у него торчит горлышко, заткнутое газетной пробкой. Он уже прилично навеселе и своей пулеметной скороговоркой выясняет, кого это я с собой привез. Узнав, что живописцев, тараторит что-то о некоем художнике РогулькИне, который «здорово рисует». Я стараюсь хоть что-то выяснить о таинственном мастере. Иван все больше злится и несколько раз на разные лады поминает своего «Рогульки́на». Наконец в словосочетании улавливаю что-то знакомое и догадываюсь, что Рогульки́н и Рокуэлл Кент есть одно и то же лицо. Но Иван уже плюнул на мою непонятливость и в сердцах отправился догуливать, окончательно убедившись, что главный хранитель ни черта не смыслит в живописи. Не знает даже знаменитых художников![текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Единица хранения

Были случаи и не столь смешные. Это когда я уже понял, что негативных обстоятельств в моей службе слишком много и твердо решил сменить род деятельности. Тем более что совершенно не сложились отношения с человеком, который стал играть все более важную роль в жизни музея. Профессор Торшин рекламировал свою пропитку пентахлорфенолятом натрия как средство спасения деревянных строений лет на 100. А я в первые же недели службы полез в обработанные химией подклет дома Елизарова и обнаружил, что там неплохо сохранился домовой гриб. Значит, даже сильный химикат с резким запахом, от которого в помещение нельзя было заводить экскурсию, не такое уж чудодейственное средство. В докладной на имя дирекции я подробно описал увиденное. Эффект был обратный: причину сего профессор объяснил некачественной обработкой со стороны сотрудников музея. А к моей деятельности стал особенно пристально приглядываться инспектор министерства культуры (кстати, бывший чекист). Не помогало даже заступничество и дипломатия А. Т. Беляева.

Наконец настал момент сдавать дела. Причем с тотальной ревизией всех экспонатов. Двухнедельная канцелярщина в конце концов закончилась. Недоставало лишь единицы хранения – маленькой сувенирной вышивки-брелочка, выпускавшейся «Заонежской вышивкой» в качестве ширпотреба. В магазине стоила она, помнится, в пределах 1 рубля. Да где ее купишь? Тогдашняя сотрудница музея Люда Федотова даже вспомнила, что этим брелочком-экспонатом когда-то украсила себя маленькая внучка прежнего хранителя и, забыв его снять, убежала домой. Потеряла, в общем. Пропала единица хранения! Преображенская – единица, брелок – тоже единица.

Придется отвечать по закону! Сжалившись, Люда презентовала мне свой экземпляр, которым и был заменен утраченный.

Но самое трагикомичное во всей истории следующее. В самый разгар нервотрепки встречает меня в городе Николай Гринин. Бывший замдиректора музея. Что, спрашивает, такой хмурый'?[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

– Дела вот сдаю.

– Что-то я не припомню, чтобы ты их принимал.

– Да-а-а, не принимал. Вручили мне после оформления коробку с ключами да регистрационные книги...

– Так какого же черта ты сдаешь то, чего не принимал?

... Давно это было. Все негативное постепенно ушло, а чувства к острову остались только самые светлые. Даже, можно сказать, нежные. Ведь остров навсегда остался не только островком в памяти. Был и остался частью моей жизни.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Откуда пошла слава Кижей

Некоторые уверяют, что своей архитектурной славой Кижи обязаны подъему национального самосознания после Победы 1945 г. Другие намекают на то, что посол США Гарриман после войны расхвалил Сталину виденную им на фотографиях красоту Кижей, поэтому последний, мол, и распорядился выделить деньги на срочную реставрацию.

У меня есть еще одна версия. Во время работы на острове сокровищ (Господи, как давно все это было!) соседом моим по музейной общаге был очень симпатичный толстяк [1] , в натуре которого простодушие благополучно сочеталось с крестьянской сметливостью и практицизмом. Он любил рассказывать поучительные притчи из своей охотничьей и житейской практики и мечтательно щурил незабудковые глазки при особо приятных воспоминаниях:

– Я ведь всю войну в резерве Ставки прослужил. Вернулся в Петрозаводск - взяли меня в исполком. По строительной части. И приходит ко мне однажды поп, священник, значит, Зарецкой церкви. Так, мол, и так, храм, говорит, наш не благолепен стал, давно не ремонтирован то есть. Всю войну, почитай, работал, поелику финны не басурманы оказались, разрешили службу править... А уходу за зданием никакого - в приходе одни женщины были. Ремонтик бы нам, говорит. И выразительно этак на меня смотрит (при этом, естественно, выразительный взгляд на собеседника).

– Посмотреть, говорю, я тоже могу. Только у меня, дорогой товарищ святой отец или как вас там величать, ни матерьялов, ни рабочих лишних нету. Город, говорю, восстанавливаем...

Не волнуйтесь, говорит, вы нам просто консультацию дайте по части ремонта, а рабочих-то мы заинтересуем!

Я, помню, так и крякнул. Ох, думаю, ловок парень. Да и свой мужик-то оказался, фронтовик, с наградами. Вот и скажи мне, как рыбак рыбаку: можно ли такому не помочь? Пошел, посмотрел. Тут, говорю, щекатурить надо, тут купоросить... Ну и, конечно, порекомендовал ему несколько хороших мастеров, чтобы обратился к ним по-партизански, неофициально. Он меня, правда, не только спаси- бом одарил за консультацию-то. Ну, и пошла там работа. Ясное дело, начальство мое потом ни хрена не могло понять спервоначалу: на городских объектах работа еле-еле идет, лучшие мастера леший знает куда подевались, а в Зарецкой церкви – дым столбом, сплошное ударничество. Меня из исполкома и поперли. Сказали: раз любишь церкви ремонтировать (накапал, видать, какой-то сукин кот!), вот в Кижах прораб нужен. Я сначала чуть не заревел - это же натуральная ссылка в этакую дырищу. Погоревал, собрал котомочку да и поехал определяться на нары. Потом ничего – привык: охота здесь, сам знаешь, рыбалка... Так вот я и стал знатным реставратором Кижей. А все с чего началось-то? С Зарецкой церкви и началось...

Как наверняка уже заметил внимательный читатель, реставрация Кижей началась, правда, еще до ремонта Крестовоздвиженской. Так что в основе этой «реставрации», вероятно, и подъем самосознания, и, вполне возможно, восторги посла Гарримана.

2015 г.

• [1] Борис Васильевич Моталёв, зам. директора музея «Кижи» по реставрации и строительству.