Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Вахрамеева (в девичестве Острянина) Татьяна Ивановна, архитектор-реставратор высшей категории, кандидат архитектуры, директор ЗАО «ЛАД». В 1968—1969 гг. работала внештатным экскурсоводом музея «Кижи». В 1971—1992 гг. работала архитектором в Карельской специализированной научно-реставрационной производственной мастерской.

Удивительно, как давно она была, наша юность.

До чего все изменилось, да и мы сами тоже.

Вспоминая прошлое, естественно, документальной точности от меня нечего ждать. Кое-что придумаю, кое-что присочиню.

Но что точно я знаю, так это то, что стать тем, кем я стала, было бы невозможно, если б не Кижи.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Девочка с романтическими наклонностями поступила после школы на строительный факультет университета. «Железобетон», «металлы», грейдеры и бульдозеры мало ее трогали. У нее был своеобразный настрой мыслей – хотелось в будущем создавать что-то полезное (материальное) и, одновременно, чтоб это было чем-то нетривиальным, «одухотворенным».

Это было время «физиков» и «лириков» (конец 1960 ), жарких споров о смысле жизни, знакомства с вышедшим из забвения искусством «серебрянного века». Интересной была жизнь, не скучной. И была встреча с Кижами, и этими Кижами мы «заболели». Наша небольшая компания друзей и их подруг решила, что Кижи – это место, где нам очень хорошо, где нам нравится находиться, тем более, что на летних каникулах там нуждались в экскурсоводах, и мы могли не только прекрасно проводить время, но и заработать, прибавка к стипендии совсем не лишняя. Занялись усиленно самообразованием, еще прослушали и курс лекций, и вот мы – готовые к трудовым будням экскурсоводы музея «Кижи». Закончив учебный год, всей компаний –и «физики», и «лирики», на целое лето, а если удавалось пробить там практику, то захватывали и сентябрь, мы выезжали в Кижи. Это были не те Кижи, что мы видим сейчас, с заорганизованной и упорядоченной структурой, тогда это была в какой-то степени своеобразная «вольница». Мы могли по ночам совершать романтические прогулки на погост и по всему острову. Мы любовались тогда еще доступным торжественным интерьером Преображенской церкви. По острову бродило стадо коров. Мы ощущали остров таким своим, родным, действительно «народным достоянием», которым владели и мы в том числе. Жили недалеко от погоста, в старом административном здании, там, где сейчас «площадка образцов традиционных конструкций». Так что, бывало, выходишь утром на озеро умыться и, глянув на погост, замираешь – в легком тумане Преображенка словно парит над землей, а прямо перед глазами, на косой изгороди, в тончайшей паутине задержалась капля росы и сверкает на солнце.

Это те впечатления, которые запоминаются на всю жизнь, и никакому туристу, приезжающему сюда на несколько часов, так не понять этот остров, его исконность, простоту и величие.

Среди экскурсоводов у нас были личности самые разные. Помню молодого человека по имени Валентин, совершенно непонятно, как он попал туда. Одним из перлов в его экскурсиях было объяснение туристам сюжета иконы «Преображенье». Он говорил следующее: «Христос с учениками пошел на одну гору, там подпрыгнул и преобразился, и все удивились».

Экскурсии сотрудника музея Виктора Пулькина представляли собой не рассказ, а былинное пение. Мы всегда старались вести свои группы так, чтобы случайно не пересечься с ним. Уже издалека слышался его звучный бархатистый бас, он говорил нараспев, вставлял в рассказ былинные припевы. Особенно завораживающе его голос действовал на женщин-туристок. И если наши группы оказывались рядом, мы теряли из своих слушательниц значительную часть, а он ее приобретал. При этом В. Пулькин так покровительственно замечал в наш адрес: «Ну, это молодые еще экскурсоводы, неопытные, ничего, со временем они научатся рассказывать». Мы безропотно уступали ему дорогу и продолжали свой маршрут с теми, кто остался и нас не предал.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Нам удалось поработать и пообщаться с одним из самых замечательных директоров музея – Вилхо Арвидовичем Ниеми. Он уже в то время говорил, что нельзя людям, которые работают с культурным наследием, с такими великолепными памятниками, жить в невообразимых бытовых условиях, что есть в той же Финляндии примеры деревенских домов с полным или хотя бы частичным благоустройством. На что руководство отвечало: «На это средств нет. Ничего, потерпят. У вас работают энтузиасты, для них должно быть счастьем жить на Кижах, они приспособятся». Вот так и до сих пор большинство сотрудников кое-как приспосабливаются. Конечно, прогресс есть, хотя бы во входной зоне санузел цивилизованный появился. Да и в единственном благоустроенном доме на Гоголевском острове кто-то периодически проживает, чаще – важные гости.

Закончились студенческие годы, и, так как раньше в вузах существовало распределение на работу, я решила, что сохранение памятников – это то дело, которым я хочу и должна заниматься. Попросила, чтоб мне сделали вызов в только что организованные Карельские реставрационные мастерские. С министром культуры Карелии, в чьем ведении эти мастерские находились тогда, разговор был короткий. Он спросил: «Квартиру будешь просить?». Ответила: «Нет». Вызов был подписан, и сразу, только получив диплом, не использовав положенного месяца отдыха, приступила к работе – мастером реставрационного участка на о. Кижи. Теперь уже мое взаимоотношение с Кижами резко поменялось. Это уже было не восторженное любование его красотами, а напряженные, через многочисленные преодоления, трудовые, «производственные» будни.

На острове Кижи в то время (начало 1970 ) велись масштабные реставрационные работы, формировались экспозиционные деревни Ямка, Васильево, южная часть острова, позднее – Пудожский сектор. На острове Кижи располагалось крупное структурное подразделение Карельской специальной научно-реставрационной производственной мастерской (КСНРПМ), – Кижский реставрационный участок. Там постоянно жило и работало несколько бригад рабочих. Директора мастерской менялись достаточно быстро, но длительный период ее главным архитектором, и, по сути, ее лидером, был Борис Степанович Марков, достаточно интересный человек, мудрый руководитель, своеобразный «отец солдатам». Он всегда был уравновешен, спокоен, ни разу не слышала, чтобы на кого-либо повышал голос.

Основной костяк рабочих бригад составляли местные жители окрестных деревень – плотники Степановы, Елизаровы, Елуповы, Иван Вересов. Пополнялись эти бригады часто меняющимся контингентом рабочих, в большинстве представлявшим собой так называемый «101 километр». Это люди, отсидевшие свой срок в тюрьме и после выхода оттуда не имевшие права проживать и быть прописанными ближе 100 км от крупных городов, в том числе Петрозаводска. Для них Кижи оказывались очень удобной территорией, они там прописывались, жили в организованном в д. Ямка общежитии, и атмосфера там царила соответствующая. Требовалось очень жесткое управление этой командой, чтоб сохранять порядок и рабочую дисциплину. Особенно тяжелым было время осень – зима, учитывая условия жизни, транспортную труднодоступность. И почти каждый год в эти периоды там кто-либо погибал в результате пьяных разборок или несчастных случаев.

Работа мастера – это непосредственное общение с рабочими, руководство реставрационным процессом. Для бывшей студентки, еще несколько парившей в облаках, это была достаточно суровая школа. Меня очень выручали плотники из местных жителей, особенно Николай Иванович и Алексей Иванович Степановы. Они объясняли мне и как лучше организовать работу, и как ее правильно выполнить и т. п. Да и остальные рабочие особо серьезных проблем мне не создавали; на удивление, относились даже с некоторым уважением и, скорее всего, слегка снисходительно. Кроме того, у меня была надежная опора – прораб участка – Виктор Матвеевич Еребнев. Хотя мы с ним одногодки, но с первых дней повелось, что я его называла, как и большинство тех, кто с ним общался, по имени-отчеству, или просто «Матвеич». Он вызывал особое уважение своей хозяйственной хваткой, выглядел очень колоритно – достаточно солидно, с кучерявой рыжеватой бородкой, светлыми кудрями, имел командирские навыки и командирский голос (недавно вернулся из армии, получив звание ст. сержанта). Мы с ним уже проработали вместе более сорока лет, и хотя теперь он в моем подчинении, это обращение к нему остается неизменным.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В 1970, да еще и в 80, гг. число рабочих на участке летом пополнялось за счет студенческих отрядов. За Кижами на несколько лет закрепился стройотряд химического факультета МГУ Приезжало на работу до 30 студентов с руководителями. Главным направлением их работы было проведение химической консервации памятников.

Это был период бурного развития химической промышленности, и тогда на химическую консервацию деревянных памятников возлагалась огромная надежда, как на панацею по их спасению. Немало ядовитых препаратов было тогда внедрено в древесину наших памятников, что привело к некоторому положительному и значительному отрицательному результатам. Химконсервацию проводили и панельным способом, по 40 дней подряд ежедневно на стены памятников подавая ядовитый пентахлорфенолят натрия, и пропитывая элементы в ваннах. Случалось, коровы, полакомившись из этих ванн раствором, и «копыта отбрасывали».

В 1971 г. один из отрядов химфака МГУ был направлен на разборку и перевозку в музей дома Сергина из д. Мунозеро в Заонежье. Хорошей дороги в эту деревню не было, только сильно разбитая лесовозная трасса. Приняли решение – разбирать дом и перевозить его на ближайший берег Онежского озера, к причалу, а оттуда плашкоутом на Кижи. Проект реставрации этого дома в полном объеме не был разработан. Его основу выполнил А. В. Ополовников при участии И. Шургина.

Мне была проучена роль мастера – руководителя работами. И с бригадой студентов, которую дополнили техникой в виде грузовой машины и автокрана, командировали в Мунозеро.

В поездке нас сопровождал и сам А. В. Ополовников с И. Шургиным. Александр Викторович, прибыв в деревню, подробно сфотографировал дом, объяснил нам, что в этом памятнике особо интересно и ценно, а затем сразу уехал, кажется куда-то в леса Заонежские, на охоту. В деревне сохранился жилым только один дом, где на постое у хозяев расположилась я. Студенты и наши водители обустроили себе жилье в пустующем доме и в часовне. Разобрать памятник оказалось делом не совсем простым, да еще и таким малоопытным коллективом, включавшим молоденького мастера и почти всех членов бригады, не имевших никакой рабочей квалификации. Сначала надо было весь дом промаркировать: все бревна, балки, окна, двери. А дом большущий, хотя дворовая часть и была полуразрушена. Выглядел он, особенно в вечерних сумерках со стороны северного фасада, с его небольшими окошками, выступающими массивными стенами хоздвора, взвозом, как некая крепость, напоминая бревенчатые средневековые оборонные сооружения. Хорошо сохранились интерьеры с печами. Парадные, светлые комнаты были обращены на юг, а на север – несколько сумрачные помещения хозяйственных изб первого и второго этажей.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Не обходилось и без небольшого саботажа, отказа выполнять ряд заданий. При этом студенты были в основном правы, так как должных мероприятий по технике безопасности обеспечить не всегда получалось. Но мне было поручено разобрать дом и перевезти, и, руководствуясь генеральным лозунгом нашей страны того времени: «Выполнять поставленные партией задачи любой ценой», я пыталась это сделать. Иногда своим примером, не всегда разумным, заставляла ребят совершать «трудовые подвиги». Как-то меня попытались испытать как мастера наши водители, которым хотелось вырваться оттуда домой на побывку. Жаловались, что вышла из строя та или иная деталь машины, работать нет возможности, надо ехать ремонтироваться. В технике я тогда разбиралась, мягко говоря, слабо, а телефонной или иной связи у нас не было, о мобильниках еще даже не мечтали. Ходила пешком в соседнюю деревню Черкасы, где можно было воспользоваться телефоном, и потом дожидалась прораба, который периодически наезжал и помогал наводить порядок.

Ситуацию моих взаимоотношений с бригадой несколько осложнило одно обстоятельство. Куратор студентов, преподаватель МГУ, который там с нами работал, решил, что мне необходимо повышенное мужское внимание, от чего я резко отказалась, и из вредности он периодически настраивал ребят против меня, провоцировал определенную напряженность в отношении с ними.

Чтобы стимулировать, ускорить работу, я придумала хитрый способ – рассказала ребятам, что хозяин этого дома был не из бедных, человек весьма зажиточный, и вполне возможно, что смутное время вынудило его припрятать свое добро в подполье или еще где- то; кроме того, объяснила, что в прошлом при строительстве была традиция закладывать под первые венцы, под печи монеты разного достоинства А кому не хочется обнаружить клад? Так время от времени темпы работы ускорялись. Но, как помнится, кроме нескольких мелких монет начала XX века мы так ничего и не обнаружили. С нами в Мунозеро в составе бригады было два студента факультета журналистики МГУ По возвращении домой они написали и опубликовали в журнале «Юность» очерк об этой командировке. Плохо помню весь текст, но, кажется, не все там было объективно, и хочу заметить, что эти два студента выказывали наименьший энтузиазм в работе.

Удалось нам все-таки сделать много – отремонтировали причал на берегу озера недалеко от деревни, разобрали дом, перевезли его к месту погрузки на плашкоут. Ну а дальше уже была эпопея его сборки, реставрации. Удивительно, тогда при минимуме чертежей дом был собран достаточно грамотно, в соответствии со своим первоначальным видом. Видимо, сказалось то, что плотники, которые работали на нем, наверное, еще генетически владели традиционными строительными навыками. Так что дом Сергина из д. Мунозеро сейчас на о. Кижи в музее представляет один из характерных для своего времени крестьянских домов-комплексов «кошель», удивляет всех своим масштабом – этакой махиной с фасадами, богато украшенными резьбой, и господствует над остальными постройками деревни Васильево. Интересно, как изменялось определяемое политической ситуацией представление о ценностных характеристиках памятника. В 1960 гг. в ходе историко-архитектурных экспедиций он был замечен и предложен к перевозке в музей «Кижи» как образец традиционного Заонежского крестьянского монументального дома-комплекса, богато декорированного, с хорошо сохранившейся жилой частью. Потом, через некоторое время, художественные и архитектурно-конструктивные особенности отошли на второй план, он ведь являлся домом зажиточного крестьянина, «кулака», чуждого советской власти элемента; «негоже» его в пример ставить. Поэтому его историческое значение как дома, где во время Великой Отечественной войны скрывались и работали наши разведчики, становилось для него главным. Сейчас дом правомерно определяют и как памятник архитектурного мастерства, и как памятник истории.

С перевозкой дома Сергина на остров Кижи и проведением еще ряда реставрационных работ в музее моя карьера как мастера заканчивалась. Глубокоуважаемый Борис Степанович Марков понял, что от меня больше проку будет, если я займусь проектной работой. При нашей мастерской организовали проектную группу, в которой я и стала одной из первых сотрудниц. К этой работе окончательно прикипела, и теперь приятно показать своим внукам таблички на памятниках острова Кижи, где значится моя фамилия (а где-то, может, моя девичья фамилия – Острянина) в качестве автора проекта реставрации. Хотя и в этом деле было совершено немало ошибок, но главное, нами – реставраторами, работавшими долгие годы вместе сначала в Карельской реставрационной мастерской, потом в ЗАО «ЛАД», двигало благородное стремление сохранять культурное наследие. И кажется, как ни странно, несмотря на происходящие сейчас в этой сфере перемены, все еще продолжает двигать.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

2015 г.