Метки текста:

Духовенство Заонежье Приходы

Пулькин М.В. (г.Петрозаводск)
Приходы Заонежья во второй половине XVIII в. Vkontakte@kizhi

Сопоставление данных разбора церковников, проведенного в 1755 г. [1] , и исповедных ведомостей 1795 г. [2] показывает, что приходская система Заонежья сложилась до середины XVIII в. и оставалась неизменной на протяжении всего изучаемого периода. При этом населенность приходов была значительной и не она, а стремление привести светское административно–территориальное деление в соответствие с церковным сдерживало развитие приходской системы. По данным 1796 г., в Великогубском приходе число прихожан составило 1107 душ обоего пола, в Кижском – 2244, в Типиницком – 797, в Шуньгском – 2302 души, в Сенногубском – 1016, Толвуйском – 2590 человек обоего пола [3] .

Далеко превышающий средний по Петрозаводскому уезду показатель размеров прихода (который составил в 1796 г. 920 человек) мог быть достигнут как за счет высокой плотности населения, так и за счет огромных размеров приходов. В Заонежье именно высокая плотность населения имела решающее значение, поскольку, по данным «Ведомости о состоянии церковных приходов», составленных благочинными в 1802 г., расстояния от приходской церкви до наиболее удаленных селений не превышали в Заонежье 10–15 верст. В большинстве приходов епархии расстояния были значительно больше: до 110 верст [4]

Столь высокая населенность приходов приводила к тому, что духовные власти позволяли содержать в заонежских приходах двойной или даже тройной клир. К концу столетия в Заонежье служили 10 священников, 6 дьяконов, 11 дьячков, 12 пономарей. С членами семейств численность представителей духовного сословия составляла 111 человек [5] . В соответствии с законодательством XVIII в., прихожане имели право избирать священно– и церковнослужителей и были обязаны «довольствовать» их ругой и землей [6] .

Сохранившиеся в источниках сведения о формировании клира позволяют утверждать, что в Заонежье, как и в целом в Олонецкой епархии, за прихожанами оставалось право избирать священно– и церковнослужителей. Уникальный для второй половины XVIII в. факт сохранения этого права обусловливался, на мой взгляд, тремя факторами. Во-первых, отсутствием значительной прослойки образованных церковников. Благочинные в «Ведомости о состоянии церковных приходов» составили краткие биографии каждого из церковников, служивших в Заонежье в 60–90 гг. XVIII в. Ни один из этих клириков никогда не учился в Архангельской, Новгородской или тем более Олонецкой духовной семинарии [7] . Это обстоятельство лишало епископа права назначать более образованных церковников вместо тех, которых выбрали прихожане.

Во-вторых, епископ Олонецкий и Каргопольский не мог рассчитывать на то, что крестьяне проявят безразличие к вопросам формирования клира. В ряде случаев крестьяне прямо ссылались на «Духовный регламент», трактуя его нормы весьма своеобразно: «кого мы, прихожане, удобрим и изберем, того и производить велено» [8] . Заметим, что высокими требованиями к претендентам на священно– и церковнослужительские должности отличались прихожане Кижского прихода, которые в 1794 г., как видно из прошения, отказывались принять на должность священника в свой приход пономаря из Яндомозерского прихода на том основании, что он не умеет петь и не может «быть в управлении крылоса надежным» [9] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В-третьих, если епископ настаивал на принятии в состав клира неугодного крестьянам кандидата, последние обращались с жалобой в Синод, который никогда не оставлял без внимания коллективные прошения прихожан. Определенную роль здесь, конечно, сыграл статус епископа Олонецкого и Каргопольского, который не мог на равных спорить с могущественными синодальными членами.

Не срабатывал в заонежских приходах и принцип наследования священно– и церковнослужительских мест, столь широко распространенный, по убеждению П.В.Знаменского, во всех епархиях России [10] . Из всех церковников Заонежья лишь один – пономарь Типиницкого прихода Павел Фомин – был в 1764 г. «произведен на место отца своево» [11] . Прочие церковники поступали на «праздные» или «убылые» места.

Свободно выбирая церковников из числа представителей духовного сословия, прихожане Заонежья были свободны и в другом вопросе: в определении размеров содержания священно– и церковнослужителей. Доход клирика складывался из множества компонентов. Основным источником прибыли была земля – «церковная» и «своими трудами упаханная», т.е. введенная в сельскохозяйственный оборот самими священно– и церковнослужителями. Кроме того, клирики получали небольшое денежное и хлебное «подаяние» от прихожан. Некоторые священно– и церковнослужители занимались торговлей и промыслами. И, конечно же, все церковники получали плату за требы, которая повсеместно в Олонецкой епархии превышала законодательно установленные размеры.

Содержание церковников (представление земли и руги) отличалось большим разнообразием и не было унифицировано до конца столетия. Так, в Великогубском приходе священно– и церковнослужителям была отведена земля в размере 13 десятин и, кроме того, на весь причт прихожане платили 50 рублей в год. В Шуньгском приходе в распоряжении клириков было 27 десятин земли и 200 четвериков овса в год в Толвуйском приходе церковной земли было 4 десятины, а руга не выплачивалась вовсе [12] .

Итак, мы видим, что священно– и церковнослужители Олонецкой епархии в решении всех жизненных проблем зависели от прихожан. Сходная зависимость от «самопроизвольного желания» прихожан заметна и в другом важнейшем вопросе существования прихода – строительстве и содержании церквей. В XVIII в. подавляющее большинство церквей Олонецкой епархии было построено за «мирской щет» [13] . Заонежье отнюдь не было исключением. Сходные явления прослеживаются и в обеспечении храмов необходимым для богослужения инвентарем.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Прихожане Заонежья проявили незаурядную способность и готовность обеспечивать приходские церкви всех необходимым. Неплохим критерием, на мой взгляд, являются сведения о металле, из которого изготовлены церковные сосуды. Напомню, что церковное законодательство позволяло прихожанам обзаводиться оловянными сосудами, но проявляющим усердие рекомендовало закупать серебряные [14] . По данным «Ведомости о состоянии церковных приходов», лишь в Толвуйском приходе к 1802 г. были оловянные сосуды. Прочие церкви славились серебряной посудой и вообще, по замечанию того же источника, «нехудым благолепием» [15] .

Имущество приходской церкви складывалось, как правило, из доходов от свечной продажи, а также из «доброхотного подаяния» по разным поводам: в связи с церковными праздниками и разными событиями в жизни крестьян. Источники редко фиксируют подарки прихожан и – шире – сам порядок создания и поддержания церковного «благолепия», ограничиваясь лишь теми случаями, когда сам дар был связан с исключительными обстоятельствами. Так, староста–«возмутитель» Клим Соболев в показаниях сенатской следственной комиссии утверждал, что из «мирских» денег им было дано «рещиком Вологодского уезду крестьянину Степану Афанасьеву на резбу в церкви коностаса десят рублев» [16] .

Итак, все вопросы приходской жизни: выборы и снабжение духовенства, строительство и содержание церквей в определяющей степени зависели от прихожан. Можно предположить, что и сама религиозная жизнь также видоизменялась в угоду крестьянским потребностям. К сожалению, здесь мы сталкиваемся с серьезными трудностями. Остается только удивляться неуместной практичности П.В.Верховского [17] , П.В.Знаменского [18] , А.А.Папкова [19] , создавших замечательные труды по истории приходского духовенства, но обошедших полным молчанием важнейшую, основополагающую цель существования прихода – богослужение и требоисполнение.

Изучение этнографической литературы лишь усиливает недоумение. Получается, что строили церкви, снабжали духовенство, отдавая отнюдь не лишнюю в хозяйстве копейку, те самые крестьяне, которые были язычниками или старообрядцами. Отчасти такой парадокс объясняется состоянием источниковой базы. Архивы консистории и Синода набиты документами, связанными с имущественными спорами между клиром и прихожанами. В то же время о богослужении и требоисполнении сохранились лишь скудные свидетельства. Мы не знаем, например, обращались ли священники заонежских приходов к своим прихожанам с проповедями и вообще – как часто собирались в своей церкви живущие в отдаленных селениях крестьяне.

Лишь в порядке исполнения «мирских треб» сохранились отрывочные свидетельства. Они позволяют утверждать, что отношение крестьян к церковным таинствам было далеко не однозначным. Так, следственная комиссия по делу о восстании приписных крестьян обнаружила, что в заонежских приходах крестьяне обложены многочисленными «беззакоными зборами». В их числе и плата попам за исповедные ведомости, «таковыя, что хотя бы кто и не был, показываетца бывшим на исповеди» [20] . Есть и другие примеры, свидетельствующие о том, что в заонежских приходах крестьяне считали более выгодным откупиться, заплатить священнику и не ездить на исповедь в церковь. Конечно, источники позволяют судить лишь о бытовании, но не о распространенности этого «неустройства».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Совершенно иным было отношение к таинству брака. Сохранились дела о «невольном обвенчании», позволяющие утверждать, что совершение обряда, пусть и насильственно, влекло за собой обязательства, от которых не мог отказаться и тот, кто был обвенчан не по своей воле [21] . Косвенно о значимости таинства брака свидетельствуют дела о вымогательствах, к которым перед совершением обряда прибегал клир. Крестьяне платили значительные суммы (до 10 рублей), но не позволяли себе вступить в брак без совершения таинства. Наконец, о значимости таинства брака свидетельствует постановление собора «Выгорецких пустынножителей», проходившего в 1777 г. Собор предписывал своим сторонникам–старообрядцам либо «жить в девстве и соблюдать между собою чистоту телесную», либо венчаться в церкви. В отношении «каким-либо образом без благословения и венчания православного иерея совокупляющихся плотьски мужа с женою» предполагалось принимать решительные меры. Собор предписывал всем «своего согласия жителем от них в ядении и молитве отлучаться» [22] .

Прочие таинства соблюдались менее скрупулезно. Источники не дают возможности оценить степень приверженности жителей заонежских приходов православной церкви. Скорее всего, здесь следует использовать термин «бытовое православие». Действительно, мы имеем дело с контаминацией официального православия и язычества, которые, в свою очередь, смешивались с последствиями влияния старообрядчества. «Записных расколников» (т. е. таких, которые заявили священнику о своей приверженности «древлему благочестию» и были внесены в особые списки) было немного: 33 человека [23] . Большинство крестьян вело такой образ жизни, который осудили бы и приходской священник, и старообрядческий наставник. Вполне вероятно, что крестьяне Заонежья слабо понимали различие между старообрядчеством и никонианской церковью. Так, множество жителей Кижского и Великогубского приходов, судя по доношению священника, регулярно посещали праздник в честь «неслыханного Данилы, суземского чудотворца», проходивший каждое лето в Выговском «общежительстве» [24] .

Но богослужением и требоисполнением не исчерпываются взаимоотношения клира и прихожан. Гораздо большее время занимало внебогослужебное общение между пастырями и паствой. Я не располагаю сведениями об общении на основе православных ценностей. Такова специфика источников. Нет нужды говорить, что они фиксировали лишь те проявления взаимоотношений, результатом которых было составление документов. Но зато нелишним будет напомнить, что традиция привлечения духовенства к мирским делам, судя по работам М.М.Богословского [25] и С.В.Юшкова [26] , была распространена на Севере в XVII в. Законодательство XVIII в. запрещает священнику принимать участие в решении нецерковных вопросов [27] . Но одновременно в обиход вошло приглашение священников на сходы не только для чтения указов, но и для более важных задач – для заверки документов. Инициаторами таких приглашений становились чиновники. Сохранилось, например, распоряжение Г.Р.Державина о том, чтобы «мирской приговор» был скреплен подписью священника [28] .

С этой же целью священников приглашали на сходы и крестьяне. Кроме того, священники составляли по просьбе крестьян прошения, становились приходскими поверенными и мирскими посыльщиками, участвовали в сборе казенных податей. Грамотность волей–неволей выводила их на путь общественного служения.

Итак, всему укладу приходской жизни присуща двойственность, противоречивость. Эта противоречивость проявилась как в двойном – мирском и церковном – использовании имущества храма, да и самого церковного здания, а также в особенностях общения между клиром и прихожанами, включавшего как требоисполнение, так и решения мирских проблем. Но эти противоречия едва ли замечали сами священно– и церковнослужители и крестьяне. Ситуация, когда надлежало сделать выбор, наступала лишь в периоды крестьянских волнений. Напомню, что священники были на стороне своих прихожан и в период крестьянской войны под предводительством Е.И.Пугачева [29] , и во время крестьянских волнений конца XVIII в. [30] . Не были исключением и священники заонежских приходов, которые, как доносила Сенату следственная комиссия, во время Кижского восстания оказались «одного с оными противящимися крестьянами согласия». Например, священники Кижской Преображенской церкви благословляли Клима Соболева перед отправкой с челобитьем в Петербург. При этом товарищи Соболева поклялись на Евангелии «во всем Соболева слушать, и друг за друга умереть, ни в чем никово не выдавать, и от нево, Соболева, из Петербурга не бегать». Принимали посильное участие в волнениях и даже стычках с правительственными войсками и другие священники заонежских приходов [31] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Данные об общественной жизни в заонежских приходах позволяют утверждать, что приходское самоуправление не было повсеместно сломлено к концу XVIII в. Но они же позволяют усомниться в благополучии автономного прихода.

// Рябининские чтения – 1995
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 1997. 432 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф