Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Заонежье – древнейший очаг новгородской цивилизации в Карелии и одновременно один из эталонных районов заповедного континента традиционной народной культуры, именуемого Русским или Российским Севером. Второе название точнее. Оно подчеркивает этническую неоднородность населения региона и сложность его культуры, преемственно связанной с культурой древней Руси, но впитавшей в себя культурные ценности аборигенных народов и племен, частично ассимилированных североруссами в процессе их этногенеза, частично сохранивших свою национальную самобытность. В этнокультурном отношении Российский Север подобен огромному лоскутному одеялу, пестрота которого отнюдь не исключает целостности. Последняя проявляется, в частности, в общих для всех его территорий закономерностях архитектурного формообразования. Такие закономерности наиболее наглядно можно проиллюстрировать на примере домов–комплексов, включающих на Российском Севере два основных типа: «брусы» – постройки с однорядной последовательной связью жилой и хозяйственной частей и дома с параллельной связью в двух вариантах – двухрядной («двойные дома») и слитной («кошели»), а также промежуточный тип – дома со связью охватом («глаголи»).

Если наиболее простые и рациональные брусы в конце XIX – начале XX вв. получили повсеместное распространение, то применительно к домам с параллельной связью дело обстояло сложнее: на большей части территории региона с русским населением в прошлом бытовал двухрядный вариант такой связи (двойные дома с раздельными крышами над жилой и хозяйственной частью), а на периферии в этническом порубежье – слитная связь (кошели, с общим покрытием). Правда, последние на востоке и западе Российского Севера не идентичны. Они отличались соотношением размеров разнофункциональных частей и формой двускатного покрытия: в первом случае симметричной при примерном равенстве жилища и двора–сарая, во втором – асимметричной при преобладании размеров хозяйственной части над жилой. Но формообразующие тенденции в обоих случаях сходны и, как принято считать, предопределены воздействием финно–угорских архитектурно–строительных традиций [5 , с. 76–77, 94–98] . При этом симметричные кошели бытовали на территории Коми, в то время как асимметричные локализованы преимущественно в русском Заонежье.

То, что Заонежский полуостров стал районом формирования кошелей, связано не столько с его предысторией (с растянутым во времени «наложением» на саамскую подоснову вепсских, карельских и русских этнических ареалов), а с русско–карельскими контактами XVII в., возникшими в результате переселения в Заонежье карел из захваченного Швецией Приладожья [6 , с.47] , совпавшим по времени с началом формирования на Российском Севере домов–комплексов. Несмотря на то, что переселенцев–приладожан в Заонежье осело, по-видимому, немного (по состоянию на 1873 г. карельские поселения составляли всего 8,81% от общего числа заонежских поселений [10] ), их влияние на архитектурно–строительную деятельность русских соседей оказалось настолько значительным, что до сих пор там часто встречаются характерные для карельского деревянного зодчества приемы и детали XIX – начала XX вв., степень распространения которых по территории Заонежского полуострова находится в прямой зависимости от количества зафиксированных там в 1873 г. карельских поселений [7 , с.34] . Примечательно, что этнограф К.К.Логинов в кандидатской диссертации отметил аналогичные явления во всей материальной культуре Заонежья, но, к сожалению, из-за несоответствия своих наблюдений с укоренившимися научными представлениями не решился сообщить об этом в последующей монографии [3] .

Действительно, имидж Заонежья как сокровищницы русского народного искусства плохо согласуется с предположением о взаимодействии на его территории разноэтничных строительных культур. Ведь в результате такого взаимодействия, казалось бы, должно происходить не обострение а наоборот, нивелировка национальных характеристик архитектурных приемов, форм и деталей.

И такая нивелировка в Заонежье происходила. Один из примеров тому – уже упомянутые асимметричные кошели, в которых, по-видимому, под влиянием карельских «глаголей», трансформировалось объемно–планировочное решение характерных для североруссов двойных домов. Преобразование последних сводилось к ликвидации межсрубного пространства, разделяющего жилую и хозяйственную части, и к замене покрытий. Раздельные крыши с параллельными коньками заменялись характерными для глаголей двумя покрытиями с общим коньком или общей асимметричной крышей. Примечательно что Алвар Аалто считал главным архитектурным принципом «карельской избы» (дома–комплекса. – В.О.) отсутствие «раз и навсегда заданного уклона крыши». Нельзя не удивляться интуиции финского зодчего, сумевшего увидеть в разноуклонности покрытий карельских глаголей и, можно добавить, производных от них кошелей «стройную системность» и «сохранившуюся в свежем виде связь с природой, своего рода борьбу за жизнь, которая оказалась в состоянии создать… откровенные живые и гибкие формы» [1 , с.36] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Видимо, по достоинству оценить потенциальные возможности таких покрытий сумели и русские заонежане, объединившие с их помощью жилую и хозяйственную части своих домов. Подтверждением правомерности такого предположения могут служить наблюдения К.К.Романова, зафиксировавшего в Заонежье в 1920-х гг. наряду с геометрически упорядоченными кошелями (с абрисом плана, близким к квадрату) кошели переходной к глаголям формы (отглагольные) со смещенной назад хозяйственной частью, в которых иногда в процессе эксплуатации двор–сарай достраивался заподлицо с торцом жилища [9] . При этом от выступа жилого передка отглагольных кошелей после достройки сохранялся торец внутреннего ската первоначальной крыши, образовывая декоративный («ложный») щипец на главном фасаде дома–комплекса. Поскольку декоративные щипцы характерны для большинства заонежских кошелей, можно предположить, что, возникнув путем достройки, такое объемно–планировочное решение дома в дальнейшем в Заонежье стало повторяться и при единовременном строительстве, а впоследствии было закреплено традицией.

Дополнительным аргументом в пользу высказанной гипотезы о генезисе заонежских кошелей могут служить данные об изменении во времени их количественного соотношения с глаголями: в первой половине XIX в. количество вновь построенных кошелей в Заонежье превышало в 3,8 раза, во второй половине столетия уже в 4,34 раза количество вновь построенных глаголей [5 , табл.17] . О том же свидетельствует сопоставление заонежских кошелей с единственным зафиксированным в районах с собственно карельским и ливвиковским населением домом–комплексом такого типа в деревне Лувозеро (северо–запад средней Карелии) [12 , табл.6] .

В лувозерском кошеле декоративный щипец акцентировал главный фасад, включающий «лицо» избы и торец двора–сарая со входами в дом, во двор и на сарай. Он зрительно вычленял жилое ядро сооружения при сохранении ощущения единства всех остальных его частей, «делегировавших» на фасад свои основные элементы – входы. Следовательно, в данном случае ложный щипец композиционно и семантически более обоснован, нежели на кошелях Заонежья, что, несмотря на единичность примера, опровергает возможное предположение о его заимствовании у русских. Самобытность облика дома в Лувозере подтверждается ее связью с традициями и обычаями карел: объемно–планировочное решение позволяло не только окна передней избы, но и входы во все основные помещения ориентировать на юг. Это соответствовало мировоззренческим представлениям карел о приоритетности «полуденного мира», что, кстати, нашло отражение даже в «правилах» финско–карельской животноводческой магии, содержащих прямые указания во избежание «сглаза» не устраивать двери хлевов с северной стороны [13 , с.48–52] .

И все же, несмотря на свою почти эталонную типичность в части отдельных принципов структурно–композиционной организации карельского жилища, в целом кошель в Лувозере для карел уникален, что связано со встройкой избы в объем дома. Во всех остальных случаях, как в постройках промежуточных между кошелем и глаголем, так и собственно глаголях передняя изба обычно выступала из объема дома, что, как известно, связано с особой устойчивостью и традиционностью ее форм [4 , с.63–64] .

Дома–комплексы со связью охватом возникли в соответствии с характерной для собственно карел приладожской тенденцией формирования таких домов путем блокировки «по месту» жилых и хозяйственных помещений. Поэтому неорганизованные конгломераты пристроек к жилищу, глаголи и кошели составляют единый эволюционно–генетический ряд, характеризующий постепенное упорядочение объемно–планировочного решения домов, то есть основную тенденцию саморазвития архитектурных форм. Среднее звено этого ряда – дома–глаголи сохранили свое промежуточное значение эволюции заонежского жилища, а в карельской среде фактически ознаменовали завершающий этап развития. Следовательно, в деревянном зодчестве карел «эволюционный потенциал» домов–комплексов с неоднорядной связью недоиспользован, а в творчестве русских заонежан использован полностью.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

То же относится к решению боковой стены передней избы, примыкающей к красному углу. На ней после начального, «безоконного» этапа появилось одно окно спереди (у русских) и два раздвинутых окна, освещающих красный и печной углы (у карел). Русский вариант связан с «прямой» ориентацией печного устья, карельский – с «боковой». На завершающем этапе обе тенденции как бы объединились путем создания регулярной композиции из трех окон, ритмично расположенных, равномерно освещающих интерьер избы и обеспечивающих возможность «свободной» ориентации устья печи. Трехоконные боковые фасады к концу XIX – началу XX вв. стали типичными для Заонежья, но так и не получили распространения в районах с собственно карельским и ливвиковским населением. Недоиспользование эволюционного потенциала архитектурных форм – следствие особого традиционализма культуры карел, а полная реализация этого потенциала русскими заонежанами – результат относительно более динамичного развития их культуры в XVIII–XIX вв.

Но поначалу плотники–зодчие – участники творческого диалога в Заонежье – оказались примерно в равном положении: количественное преобладание русских компенсировалось повышенной творческой активностью карел, обусловленной, с одной стороны, их пассионарностъю (по Л.Н.Гумилеву), видимо, пробудившейся в связи с миграцией и необходимостью приспосабливаться к изменившимся условиям существования [2 , с. 111–112, 121, 129–130] , а с другой стороны, временной пассивностью старожилов, измотанных голодом неурожайных лет середины XVII в. Сходная ситуация сложилась и в верхнем Поволжье, куда в то же время переселилась большая часть приладожан, создавших двухэтажные дворы–сараи в Тверском краю [8 , с.27] .

О творческой активности и высоком профессионализме карельских плотников свидетельствует устойчивость привнесенных ими в Заонежье приемов и деталей. Один из примеров тому – их подбалочные связи в интерьере изб, внешне напоминающие прогоны балочных клеток, но в действительности работающие преимущественно на растяжение. Такие связи генетически восходят к архаичному бесчердачному жилищу, в котором они обеспечивали жесткость сруба в направлении, перпендикулярном накату совмещенного покрытия. Подбалочные связи, зафиксированные на рубеже XIX–XX вв. в Приладожье финским этнографом С. Паулахарью [13 , с. 19, 22, 31–32 и др.] , неизвестны в русских районах Карелии за исключением опять-таки Заонежья, где они широко бытуют до сих пор.

Постепенно утратив инерцию пассионарности, приладожане–переселенцы уже к началу XX в. полностью ассимилировались в иноэтничной среде. Но до этого они оказали сильное влияние на развитие культуры, и в том числе архитектуры Заонежья, неоднородность населения которого вынуждала разноэтничные группы в целях самоутверждения постоянно опираться на национальные традиции, не позволяя им преждевременно «одряхлеть». В полной мере это относится и к русским заонежанам, творческую активность которых, по-видимому, стимулировало их соперничество с плотниками–карелами, что, в частности, привело к обострению художественно–образных характеристик русских культовых построек, выступавших в условиях этнического порубежья в качестве не только религиозных, но и этнических символов. Особенно яркий пример тому – всемирно известная Преображенская церковь в Кижах, подтвердившая, каким сильным импульсом для художественного самовыражения народа способно стать творческое соревнование разноэтничных строительных культур [6 , с.46–47] . Сходные явления наблюдались и в других сферах народного искусства. Вместе с тем в Заонежье, как во всякой маргиональной зоне, складывались интегральные символы этнокультурного взаимодействия – компромиссные формы, например, упомянутые выше дома–кошели. Архитектурные формы, символизирующие апофеоз национальной культуры, отражающие этнокультурное взаимодействие и заимствованные из иноэтничной культуры – все это «слова», обеспечивающие неповторимость и выразительность архитектурного наречия Заонежья.

Библиография

1. Аалто А. Архитектура Карелии // Аалто А. Архитектура и гуманизм. М., 1978.
2. Гумилев Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. М, 1993.
3. Логинов К.К. Материальная культура и производственно–бытовая магия русских Заонежья (конец XIX – начало XX вв.). СПб., 1993.
4. Орфинский В.П. Карельское деревянное зодчество и его связь с архитектурой Русского Севера // Архитектурное наследство. 23. М., 1975.
5. Орфинский В.П. Деревянное зодчество Карелии. Генезис, эволюция, национальные особенности. М., 1975. Дисс. на соиск. уч. ст. доктора архитектуры. Т.1. М, ЦНИИТИА 1975.
6. Орфинский В.П. Народное деревянное зодчество в зонах этнических контактов на севере России // Архитектура мира. Материалы конференции «Запад–восток: взаимодействие традиций в архитектуре». Вып.2. М, 1993.
7. Орфинский В.П., Вахрамеева Т.И. Территориальная локализация некоторых особенностей крестьянских домов западной части Карелии и Заонежья (по материалам комплексной историко–архитектурной экспедиции Министерства культуры КАССР) // Местные традиции материальной и духовной культуры народов Карелии: Тезисы докладов. Петрозаводск, 1981.
8. Орфинский В.П., Гришина И.Е. К вопросу о формировании крестьянских усадеб в Карелии // Традиционная культура. Общечеловеческое и этническое. Проблема комплексного изучения этносов Карелии. Петрозаводск, 1993.
9. Романов К.К. Жилой дом в Заонежье – Архив Санкт–Петербургского отделения института археологии, ф.29, д.155.
10. Список населенных мест Российской империи. XXVII. Олонецкая губерния. (По сведениям 1873 г.). СПб, 1879.
11. Шургин К.Н. Народное жилище коми // Архитектурное наследство. 37, М, 1990.
12. Blomstedt Y., Sucksdorf V. Karjalaisia rakennuksia ja koristemuotoja. Helsinki, 1901.
13. Paulaharju S. Karjalainen talo. Helsinki, 1983. 14. Raniasalo A.V. Karjalaikoja III, Helsinki, 1934.