Метки текста:

Заонежье Икона

Мильчик М.И. (г.Санкт-Петербург)
Иконография Заонежья Vkontakte@kizhi

Для изучения народной традиционной культуры основным источником, бесспорно, является натура – подлинные строения, резьба, росписи бытовых предметов, костюмы, утварь. Однако их стремительное исчезновение за последние десятилетия, приобретшее характер культурной катастрофы, выдвигает на первый план для исследователей источники второго рода, в той или иной форме отразившие некогда существовавшие памятники – письменные и иконографические. Поэтому все более актуальной становится задача их систематизации, изучения их репрезентативности и разработка методик использования.

Настоящая статья преследует цель лишь в первом приближении представить историю формирования иконографического корпуса источников по культуре и прежде всего архитектуре Заонежья, а также кратко охарактеризовать основные слагаемые этого корпуса, остановившись на обстоятельствах их возникновения. Последнее представляется важным для последующего определения степени источниковедческой надежности разнохарактерного изобразительного материала. Его верхнюю хронологическую границу я определяю с известной долей условности временем окончания Великой Отечественной войны.

Естественный и медленный процесс разрушения патриархального уклада, а с ним и всего облика заонежских деревень был ускорен насильственной коллективизацией. Попытка возможно быстрее искоренить религию, враждебное отношения Советской власти к историческому наследию, как к пережитку темного прошлого, – главная причина гибели большинства старых построек. Разрушение структуры крестьянского хозяйства неизбежно приводило к тому, что хозяйственные дворы домов–комплексов забрасывали или разбирали, а остававшиеся без них старые избы переставали поддерживать. В результате – обезлюдение, исчезновение одних деревень, полная перестройка других. Не удивительно, что теперь местные жители на фотографиях, снятых 70 или даже 50 лет назад, часто не узнают родных деревень. Произошли изменения, уже необратимые. Однако признание этого печального факта делает еще более острой задачу спасения того немногого, что еще осталось от богатейшего архитектурного наследия Заонежья, ибо источниковедческой неисчерпаемостью обладают только подлинные памятники.

Неотвратимость случившегося исследователи предрекали давно. Еще в 1860-х гг. П.Н.Рыбников писал, имея в виду памятники фольклора: «Я понимал, что драгоценные сказания могут не нынче – завтра навсегда погибнуть, и торопился записывать уцелевшее». «Эпическая поэзия должна исчезать с развитием грамотности и промышленного духа в народе», – вторил ему чуть позже А.Ф.Гильфердинг. Еще большая тревога слышится в словах композитора и исследователя музыкального фольклора Б.В.Асафьева, совершившего в 1925 г. поездку по Заонежью: «Необходимо как можно скорее зарисовывать и заснять придорожные… и надхолмные кресты и часовни. Большинство из них уже гниет и разваливается…» О том же мы читаем у К.К.Романова – выдающегося исследователя древнерусской архитектуры, организовавшего первую комплексную экспедицию именно по Заонежью, о которой речь пойдет дальше. «…Старинные художественные традиции в наше время быстро и невозвратно погибают, вещи исчезают, и скоро настанет время, когда с искусствоведческими целями незачем будет ездить на Север, нечего будет собирать на Севере, как уже нечего собирать искусствоведу во многих частях центра России».

К сожалению, многое из погибших ценностей Заонежья не было даже запечатлено, не говоря уже – изучено. Это прежде всего относится к двум давно погибшим шедеврам деревянного зодчества – Троицкой церкви Клименецкого монастыря – непосредственной предшественнице двадцатидвухглавой Преображенской церкви Кижей – и церкви Рождества Богородицы в Кузаранде. Первой вообще нет (или вовсе не было?) на снимках (сохранились лишь три литографии, изображающие общие виды монастыря), а от второй сохранились (или всего было сделано?) только две фотографии и одна акварель. Тем более не приходится удивляться, что мы не знаем, как выглядели храмы Толвуи, сгоревшие в 1845 г., или Шуньги в 1899 г. А между тем эти погосты наряду с Кижским являлись административными и духовными центрами Заонежья. Почти нет (или не сохранилось?) фотографий Палеостровского и Клименецкого монастырей, игравших огромную роль в истории этих мест. Обобщенный вид последнего, представленный со стороны озера, лишь изредка встречается на иконах XIX в., посвященных преп. Ионе Клименецкому. Неизвестно, как выглядела основная часть исчезнувших деревень, каковых по сравнению с началом XX в. к нашему времени насчитывается не менее 250.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Тем не менее Заонежью все же «повезло» больше, чем многим другим краям Русского Севера. И прежде всего потому, что фиксация здесь проходила относительно последовательно и систематично, главным образом благодаря четырем экспедициям, а также сохранившимся крупномасштабным планам 1867–1868 гг. генерального межевания. Это обстоятельство открывает возможность сопоставления разнородных и разновременных источников, запечатлевших одни и те же объекты.

Первые известные мне и датированные фотографии Заонежья относятся к 1899 г. Сделаны они М.А.Круковским, совершившим путешествие по Олонецкой губернии с этнографическими целями. По итогам поездки им была выпущена небольшая книжка «Олонецкий край. Путевые очерки» (СПб., 1904) и альбом «Виды и типы Олонецкой губернии» в количестве 10–15 экз. с подлинными фотографиями, переданный им в основные библиотеки и музеи Петербурга и Москвы. Там запечатлены Кижи, Сенная Губа, Великая Губа, Вегоруксы, Толвуя, Шуньга, но аннотации, к сожалению, носят краткий характер и не всегда «привязаны» к конкретному месту, что затрудняет использование этого ценного иконографического материала для узкорегиональных исследований. Местонахождение негативов М.А.Круковского неизвестно [1] .

Исключительное место в иконографии Заонежья занимают фотографии, снятые в июне–июле 1926 г. во время работы вышеупомянутой экспедиции под руководством К.К.Романова (1882–1942), организованной секцией крестьянского искусства отдела ИЗО Государственного института истории искусств (быв. Зубовского). Впервые была поставлена задача комплексного изучения крестьянской культуры, впервые заранее была разработана методика проведения экспедиции. Выбор же района её будущий руководитель обосновывал так: именно в Заонежье «можно проследить эволюцию крестьянского искусства под городскими влияниями на протяжении двухсот лет. Нигде так полно нельзя изучить культурные взаимоотношения между городом и деревней, как в Прионежье, и этот вопрос должен стать основным в будущей коллективной работе экспедиции». Для нее К.К.Романов намечает три направления: изучение памятников крестьянского зодчества; изучение крестьянской росписи и живописи в сравнении с иконописанием; изучение прикладного искусства с выявлением финских и русских традиций. Собранные материалы призваны помочь раскрыть формы взаимодействия крестьянской и городской культур (Архив ИИМК, ф.29, оп.1, д.138, л.1–3). Такая задача по тем временам была подлинно новаторской, ибо ранее этнографы и искусствоведы стремились собирать и изучать лишь «первобытные» и – наиболее архаичные, «нетронутые» образцы народного искусства, причем чаще всего изолированно от среды их бытования. Подчеркну еще раз: К.К.Романов впервые поставил задачу комплексного изучения основных видов словесного, изобразительного и музыкального творчества крестьян в связи с укладом их жизни на единой в историко–географическом и этническом отношениях территории Карелии. Поэтому в состав экспедиции были включены фольклористы (А.М.Астрахова, Н.П.Колпакова, И.В.Карнаухова), специалисты по народному театру (В.Н.Всеволодский–Гернгросс, С.С.Писарев), народной музыке (А.В.Фингарин, В.В.Эвальд, Е.В.Гиппиус), изобразительному искусству (Ю.Н.Дмитриев, Л.М.Шуляк, К.А.Болыпева, Р.Р.Суслович), тканям и вышивкам (Е.Э.Кнатц), этнографии (Д.К.Зеленин, К.А.Сытова). Архитектуру изучал сам руководитель экспедиции. Фотографом экспедиции был историк искусства Ф.М.Морозов (1883–1962 гг.) [2] .

Позднее, в сборнике статей выпущенном по итогам экспедиции (Искусство Севера. Заонежье. Л., 1927), К.К.Романов писал: «Изучение художественной культуры деревни требует обстоятельного одновременного собирания материалов по всем отраслям искусства одного какого-либо района… Экспедиция 1926 года стремилась всесторонне изучить художественную жизнь деревни, остатки старого искусства и проследить влияние… Ленинграда на творчество деревни».

Всего за один месяц экспедиция обследовала 72 селения, обмерила 5 крестьянских усадеб, 4 шатровых церкви, около 80 архитектурных деталей, зарисовано более 20 предметов утвари, имевших художественное значение, сделано примерно две тысячи фольклорных записей, 112 мелодий записано на фонограф и снято около 250 фотографий.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Из перечисленного сохранилось многое, но не все. Где-то после закрытия института истории искусств в 1930-х гг. затерялись все графические материалы, а также научные отчеты экспедиции. Впрочем, отсутствие последних в значительной мере восполняет упомянутый сборник статей, написанных по горячим следам участниками экспедиции. Однако тогда мыслилось, что это лишь предварительная публикация: «… более полное исследование… будет возможно лишь по издании собранных экспедицией материалов…» – писал К.К.Романов. На деле же этому замыслу сбыться не удалось. Теперь, к 70-летию этой экспедиции, было бы полезно переиздать тот сборник, вышедший тиражом 2100 экземпляров и давно ставший библиографической редкостью.

Фольклорные записи с фонографическими валиками хранятся в Пушкинском Доме. Там же в 1965 г. с помощью Н.П.Колпаковой я нашел на шкафах негативы экспедиции и убедил тогдашнего директора Ленинградского отделения института археологии (ныне Институт истории материальной культуры) профессора М.К.Каргера взять их на постоянное хранение в фотоархив института, где уже находился богатый личный архив К.К.Романова. Это около 150-ти негативов, среди которых, к сожалению, не было многих из тех сюжетов, что опубликованы в сборнике 1927 г. Кроме того, в фольклорном секторе Пушкинского Дома, а также в личном архиве Н.П.Колпаковой я встретил ряд фотографий, снятых экспедицией, негативы которых отсутствуют в собрании ИИМК.

Все негативы Заонежской экспедиции представляют собой стекло размером 9x12. Почти всегда они точно «привязаны» к месту съемки (впрочем, мною обнаружено несколько ошибок, относящихся к деревням Великой Губы и Шуньги), в большинстве случаев указаны и владельцы снятых домов.

К этим фотографиям примыкают и замечательные в художественном отношении снимки (около 100 сюжетов), сделанные в 1912 г. во время поездки К.К.Романова по Заонежью по заданию этнографического отдела Русского музея. Его сопровождал фотограф отдела В.М.Машечкин (1883 – после 1919 гг.). Сохранившиеся в Российском музее этнографии негативы представляют собой стекло размером 18x24. Среди них надо особо отметить тщательную фиксацию (на 33 снимках) первоклассного дома кошелем крестьянина П.Петунова, стоявшего на Погосте Великой Губы (к сожалению, нет или не сохранились фотографии его интерьеров). Маршрут К.К.Романова конечной целью имел Челмужи. На обратном пути экспедиция переправилась через Онежское озеро в Толвую, а оттуда на лошадях через Кузаранду, Великую Ниву в Космозеро и Великую Губу. Целью был поиск традиционного дома–комплекса, который мог бы послужить образцом для изготовления модели. Ее предполагалось экспонировать в этнографическом отделе музея. Таким домом и стала усадьба П.Петунова (обмеров и модели, для изготовления которой специально ездил с Романовым мастер А.В.Лебедев, обнаружить не удалось) (РЭМ, отдел рукописей, ф.1, оп.1, д.73, с.7). Сам исследователь почему-то не использовал эту богатую коллекцию фотографий в своих двух статьях 1927 г.

Четвертая экспедиция приходится на то время Великой Отечественной войны, когда Заонежье было оккупировано финской армией. Молодой лейтенант Ларс Петтерссон (1918–1993 гг.), еще до войны начавший изучать в Хельсинкском университете деревянную архитектуру, и его друг, скульптор Ойва Хелениус добились от армейского командования разрешения зафиксировать все памятники архитектуры в зоне военных действий с тем, чтобы принять меры к их сохранению. В течение полутора лет (7 октября 1942 г. – 15 июня 1944 г.) на территории полуострова ими было обмерено и сфотографировано 242 церкви и часовни, из которых ныне сохранилось всего 32 памятника. Снятые тогда 1640 фотографий являются поэтому бесценным, а подчас и единственным источником для изучения архитектурного наследия Заонежья. Негативы, представляющие собой пленку размером 6x6 или 6x9, прекрасно аннотированы (точно указаны время, место, а иногда даже точка съемки, посвящение изображенного храма или часовни, наименование деталей и их расположение, имена людей, если таковые изображены на снимке). Теперь, после смерти ученого, они хранятся в Национальном архиве Финляндии. Из них в своей книге, посвященной культовой архитектуре Заонежья (Pettersson L. Äänisniemen kirkollinen puuarkkitehtuuri. Helsinki, 1950), Л.Петтерссон поместил лишь крайне незначительную часть. Несколько фотографий из этой коллекции иллюстрируют его статью «Иконописная мастерская в Заонежье» о космозерском иконописце И.М.Абрамове, впервые опубликованную в ежегоднике «Памятники культуры. Новые открытия» (М., 1995. С.264–274).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

К фотографиям Л.Петтерссона примыкает группа, состоящая примерно из 150 сюжетов, снятых в 1942–1943 гг. финскими военными фотографами Й.Хаутала и Е.Нурми. Их интересовали по преимуществу жилые строения и общие виды селений. Аннотации чрезвычайно лаконичны и в лучшем случае содержат название деревни. Негативов, к сожалению, обнаружить не удалось, а контрольные отпечатки размером 6×6, кстати, весьма хорошего качества, хранятся в архиве музейного ведомства Финляндии. Часть этих снимков опубликована в альбоме: Lindberg C., Hautala J. Aunuksen asunnoilla. Itä – Karjalan kansanomaista rakonnuskulttuuria. Porvoo–Helsinki, 1943 (Олонецкое жилище. Восточно–карельская народная строительная культура) [3] .

Остальные выявленные мною фотографии Заонежья не представляют собой столь цельных и значительных по количеству собраний. Это около 20 фотографий уже знакомого нам Ф.М.Морозова, тогда научного сотрудника Главнауки, совершившего в 1927–1928 гг. поездку по Карелии и, в частности, по Заонежью на основе задания комиссии по охране памятников Наркомпроса Карельской АССР. Отпечатки размером 9x12 хранятся в Гос. краеведческом музее Карелии (местонахождение негативов неизвестно). Там и в архиве ИИМК есть несколько снимков 1920 г. Кижей, Яндомозера, Космозера реставратора и собирателя древностей Ф.А.Каликина (1876–1971 гг.). Около десятка невысокого качества негативов петрозаводского фотографа 1930-х гг. Котова (инициалы мне неизвестны) находятся в Центральном гос. архиве Республики Карелия. Это Великая Губа, Шуньга и, что особенно ценно, дом сказителей Рябининых–Андреевых в Гарницах (разобран в 1948 г.).

Из графических источников здесь надо упомянуть несколько акварелей (среди которых виды Толвуи, Кузаранды) И.Ф.Тюменева, путешествовавшего по интересующим нас местам в 1897 г. (хранятся в Гос. публичной библиотеке); вид Шуньгского погоста, опубликованный К.К.Случевским в книге «По северо–западу России», литографии двух заонежских монастырей. Большую ценность представляют архитектурные обмеры, выполненные группой московских архитекторов–студентов в 1945–1946 гг. под руководством С.Я.Забелло и М.Б.Успенской во время проведения архитектурной практики. Среди них – Ильинская церковь в д.Поля и упомянутый дом Рябининых. Эти чертежи хранятся в Государственном научно–исследовательском музее архитектуры.

Наконец, особую группу источников представляют картографические материалы Российского исторического архива и ЦГА РК. Сравнение крупномасштабных планов 1800 и 1867–1868 гг. позволяет делать выводы об эволюции системы расселения, а вторые планы фиксируют к тому же планировку деревень и погостов, дают картину соотношения угодий и необработанных земель, содержат ценнейшие данные по микротопонимике.

Как уже говорилось, центр тяжести в изучении объемно–планировочной структуры селений и архитектуры все более перемещается с первого на второй род источников, а потому всякого рода реконструирование исчезнувших, градостроительной ситуации или отдельных памятников оказывается возможным только путем сопоставления разного вида источников, среди которых натура уже не занимает главного места. Привлечение архивных планов позволяет в некоторых случаях определить точки съемки, взаиморасположение объектов, своеобразие планировки и пр. Так, к примеру, мы получаем возможность с большой степенью полноты реконструировать не только внешний облик дома Рябининых, но и определить его визуальную связь с часовней преп. Александра Свирского, стоявшей в Западных Гарницах, расположенной на другой стороне небольшой губы. Такая мысленная (или графическая) реконструкция оказывается возможной лишь в результате сопоставления фотографий Котова, Л.Петтерссона, Е.Нурми, обмеров 1946 г. и межевого плана, хотя на последнем показан еще предшественник этого дома. «Вооружившись» такими данными и, конечно, соотнося их с местностью, на которой уже нет ни одного из названных строений, мы «восстанавливаем» ситуацию в Гарницах по крайней мере начала нашего века.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Насущной задачей становится теперь не только по возможности полное выявление и атрибуция всех иконографических источников по Заонежью, но и их систематизация. Пока что в этом направлении сделаны лишь самые первые шаги, а между тем без такой работы невозможно сохранение исторической памяти о Заонежье – родины подлинных шедевров русской народной культуры.

Сокращения

// Рябининские чтения – 1995
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 1997. 432 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф