Метки текста:

Коми Литература Рябининские чтения Сказки

Коровина Н.С. (г.Сыктывкар)
Коми сказка и русская книжная традиция Vkontakte@kizhi

Проблема взаимоотношения устной традиции и прочно фиксированных литературных памятников остается одной из актуальных проблем в современной фольклористике. «Формы участия литературы в фольклорном развитии достаточно многообразны и во всех случаях настолько важны, — отмечает Е.А.Костюхин, — что их нельзя не учитывать, если мы не боимся оказаться в плену ложных представлений о фольклоре» [1] . Как известно, особенно сильное воздействие оказала литература на сказки, и не только на отдельные ее сюжеты. «Сам сказочный фонд создавался при ее содействии» [2] . Значительная роль в формировании этого фонда принадлежит лубочной литературе, которая появилась в России в ХVIII в. Являясь самой массовой и доступной (так, например, только сказка о Бове-королевиче с 1760 по 1918 гг. вышла более чем в 200 изданиях) [3] , она расходилась миллионными тиражами по всей территории России и воздействовала на формирование репертуара не только русских сказочников. В.Д.Кузьмина отмечает, что «поздние списки старинных повестей приобретают в крестьянской среде фольклорный характер, а устные сказки нередко являются пересказом разнообразных литературных произведений – от легенд о чудесах, рыцарских романов до басен Крылова, повестей Пушкина и других писателей» [4] .

В общем сказочном фонде коми народа также имеется довольно большой пласт сказок, тесно связанных с русской книжной традицией, в основном лубочной литературой, что свидетельствует о ее воздействии на формирование репертуара местных сказочников. Но книжные источники коми сказок еще ни разу не были темой специального исследования, хотя вопрос о них в той или иной мере поднимался не раз. Так, А.А.Попов отмечал проникновение русских лубочных сюжетов в фольклор коми [5] ; о широком бытовании у коми сказок, где главными действующими лицами являются герои русских народных книг, писал Ф.В.Плесовский [6] . Т.И.Орнатская, побывавшая в 1961 г. на Удоре, в своем отчете упоминает об исполнителе Е.Г.Коровине, рассказывающем на коми языке сказки, почерпнутые им из лубочных изданий [7] . В настоящее время, в связи с подготовкой Свода народных сказок, проблема взаимоотношения сказки и книги в коми фольклористике становится одной из важнейших, поэтому «есть настоящая потребность ради уточнения источниковедческой базы сказковедения выявить с помощью текстологического анализа в материале, которым располагает фольклористика, круг сюжетов и вариантов, даже сюжетных ситуаций и отдельных деталей, восходящих к книге» [8] .

Все коми сказки, связанные с лубочной литературой, условно можно разделить на три группы. Первая группа — тексты, в основе которых лежат сюжеты переводных рыцарских повестей и романов. Полевые записи 1946 г. известного коми писателя Г.А.Федорова свидетельствуют о том, что сказки подобного типа были чрезвычайно популярны у коми. Так, например, репертуар сказочника С.Н.Максарова состоял из таких сюжетов, как «Портупей-прапорщик», «Бова-королевич», «Еруслан Лазаревич». Сказки о Еруслане Лазаревиче знали также сказочники Н.М.Пунегов, К.А.Кучменев, о Гуаке — В.С.Жилин, Д.Е.Сокерина [9] . Остается только сожалеть о том, что ни одна из вышеперечисленных сказок не была записана. Встречаясь с повествованиями подобного рода, фольклористы в большинстве случаев ограничивались только сообщениями, записи таких сказок немногочисленны. Видимо, собиратели коми фольклора считали их чужеродным явлением, не отражающим национальной специфики. В настоящее время известны четыре варианта сказки о Бове-королевиче, столько же вариантов — о Еруслане Лазаревиче, семь — о Портупее-прапорщике, четыре — о Безручке и один — об Английском Милорде.

Вторая группа — это сказки о богатырях русского эпоса. Одной из основных причин их широкой популярности на территории Республики Коми является, несомненно, соседство с богатой былинной традицией Русского Севера. Но, как показывает исследуемый материал, в популяризации указанных сюжетов немаловажную роль сыграли и лубочные издания. Без учета этого фактора представление об особенностях бытования сказок о богатырях русского эпоса в фольклоре народа коми будет не совсем верным.

Третью группу составляют народные сказки, опубликованные в переработанном виде в лубочных книжках и вновь «возвратившиеся» в фольклор — «Сивко-Бурко», «Конек-горбунок», «Царевич и серый волк» и др. Эта группа сюжетов наименее изучена, хотя текстологический анализ именно этой группы особенно необходим, так как научное собирание коми сказок началось с 40-50-х гг., в пору всеобщей грамотности, поэтому вероятность «вторичности» текстов указанной группы резко увеличивается. Несмотря на те изменения, которые произошли в процессе фольклоризации книжного источника, протограф некоторых сюжетов можно еще определить, хотя и с большими трудностями.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Как известно, в процессе взаимодействия литературы с устной традицией обычно исчезают элементы психологизма, многочисленные описания пейзажа, портретов, характерные для книжных произведений, но «в то же время сохраняются эпизоды и авторские детали, не имеющие этнографических корней, не принадлежащие к общесказочной традиции. Порой только они позволяют определить источник, служат как бы «мечеными атомами» [10] .

В варианте сказки, записанном в 1980 г. автором статьи в д.Муфтюга Удорского района от И.И.Игушева, таким «меченым атомом» является эпизод боя, где Бова-королевич после неудачного удара мечом падает на землю, и добиться победы над Полканом ему помогает богатырский конь [11] . Именно этот эпизод позволяет установить, что коми сказка восходит к тексту Полной лубочной сказки, основой которому послужил текст сборника «Дедушкины прогулки», так как во всех остальных лубочных вариантах Бова, по сведениям В.Д.Кузьминой, после первого неудачного удара мечом поражает Полкана копьем и побеждает его [12] .

Еще один вариант сказки о Бове записан Ф.В.Плесовским в 1957 г. в д.Ужга Койгородского района от Ф.Е.Попова [13] . Совпадение ряда характерных деталей (Бова, прежде чем стать слугой на корабле, попадает в руки разбойников; Милитриса, мать Бовы, жалея сына, не отравляет его, а лишь заключает в тюрьму по настоянию Додона; Дружневна подает Маркобруну сонное зелье в цветочке) позволяет отнести ее к лубочным вариантам, в основу которых положена литературная обработка сказки, сделанная М.Ф.Исаевым. В соответствии с подобными же позднейшими переделками лубочных изданий разработан в этом варианте и эпизод, где Бова на вопрос царя какого он роду, отвечает: «Мой отец музыкант, а мать — прачка» [14] ; в варианте И.И.Игушева, как и в Полной лубочной сказке, на такой же вопрос Бова отвечает, что его отец — пономарь, а мать — прачка.

В Центральном государственном архиве Республики Коми хранится самозапись сказки «Буа-королевич», сделанная В.К.Михайловым, жителем с.Одыб Корткеросского района в 1963 г. [15] . В указанной сказке есть имя, которое позволяет определить, с каким конкретно источником из числа лубочных следует связывать коми текст. Это имя — Ангусей (так называет себя Бова, когда попадает в чужие края). Совпадение уникальной детали (имя Ангусей) показывает, что коми сказка о Буа восходит к одному из изданий старинной редакции лубочной сказки о Бове, так называемой Полной лубочной сказки, известной с 1790 года.

В сказке «Прокопей-прапорщик» («Прокопий-прапорщик»), записанной Ф.В.Плесовским в 1968 г. в с.Палевицы Сыктывдинского р-на от П.И.Размысловой, имеется довольно странный эпизод, никак не связанный с устной сказочной традицией: Прокопий-прапорщик, совершенно обессилевший от долгого скитания по лесу, встречает в нем мальчика, у которого на картузе была написано имя «Ванюша» [16] . Именно тот эпизод позволяет установить непосредственный источник коми текста – «Сказку о храбром воине прапорщике-портупее», литературно обработанную еще одним писателем-лубочником И.Кассировым. Конечно, каждый сказочник творчески перерабатывает даже ту сказку, которую он вычитал из книги. Но в некоторых случаях текстуальная близость русского лубка и сказка, рассказанной на коми языке, прослеживается настолько четко, что остаются без изменения мельчайшие детали.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Сравним характерный для сказки о Еруслане Лазаревиче эпизод встречи главного героя с говорящей головой богатыря Росланея.

Лубок

А когда минуло мне двадцать лет, то все росту поему дивились. Посмотри, вон там валяется мое туловище, и посуди сам о величии его: в нем десять сажен длины, в плечах две сажени, а рука в три сажени длины… [17]

Текст сказки Ф.Е.Попова

Видзoд пo мем пo лоис кызь арoс да меам пo вoлi ростыс дас сажень, а кырымъясыс пo вoлiны трехсаженнoйoсь… [18] (Посмотри, мне исполнилось двадцать лет, ростом я был в десять саженей, а руки были трехсаженные).

Необходимо отметить, что сказки, записанные от Ф.Е.Попова (кроме сказки о Еруслане Лазаревиче от него была записана сказка и о Бове-королевиче), характеризуются довольно точным пересказом лубочных текстов. Не исключается возможность непосредственного усвоения исполнителем сказок из лубочных книг. Сказочник из Койгородского р-на (1898 года рождения) вполне мог застать тот период жизни лубка, когда тот бы еще в обращении. К сожалению собиратели фольклора не оставили никаких данных ни о личности исполнителя, ни об источниках усвоения указанных сюжетов.

Широкое распространение в народе книжек со сказками о былинных богатырях не могло не отразиться и на устной сказочной традиции. Сказка И.М.Мезенцева из Троицко-Печорского р-на (самозапись 1941 г.) о старинном русском богатыре Илье Муромце построена на пересказе 11-ти былинных сюжетов [19] . Но это объединение принадлежит не самому сказочнику. Источником его произведения является составленная неизвестным автором и изданная И.Д.Сытиным книжка «Илья Муромец, набольший богатырь земли Русской», многократно переиздававшаяся без каких-либо изменений с 1890 по 1910 гг. Для сравнения сюжетов приведем схемы композиций указанных произведений (в скобках указаны номера соответствующих эпизодов из сказки, изданной И.Д.Сытиным):

Как показывает схема, по композиции сказка И.М.Мезенцева сохраняет почти полностью расположение материала в сытинском издании. Имеются только два небольших отклонения. Одно из них заключается в перестановке сюжетов. Так, в сытинском издании встреча Ильи со Святогором происходит сразу же после победы богатыря над Соловьем-разбойником, у И.М.Мезенцева она происходит только после боя с сыном Черного короля и Идолищем.

Второе отклонение заключается в появлении в коми сказке еще одного дополнительного сюжета, поэтому текст И.М.Мезенцева насчитывает не 10 (как в сытинском), а 11 сюжетов. Его возникновение связано с тем, что Илья Муромец в коми сказке встречается не с одним (как описано в книге), а с двумя богатырями: с сыном Черного короля и Идолищем. Книжный сюжет оказывается разделенным как бы на две части. Например, такие эпизоды, как спор между богатырями о том, кому идти сражаться первым, бегство с поля боя Добрыни, включены с ту часть сказки, где повествуется о бое Ильи Муромца с сыном Черного короля. В другой части – Илья побеждает Идолище, получив силу от земли. В издании И.Д.Сытина указанные эпизоды объединены в один сюжет: «Илья и богатырь-нахвальщик». О генетической зависимости текста И.М.Мезенцева от сытинского издания свидетельствует и наличие в обеих сказках сюжета о Дюке Степановиче, что, по мнению А.М.Астаховой, в сводных былинах об Илье Муромце, идущих от устной традиции, не встречается [20] . Отправляя в Союз писателей самозапись сказки об Илье Муромце, И.М.Мезенцев в сопроводительном письме указывает, что он читал ее в старой книге, когда ему было лет 9-10 [21] . Вместе с тем при всей композиционной близости – это не затверженный сказочником текст, а свободный пересказ в письменном виде когда-то полюбившегося исполнителю и освоенного им книжного произведения. Многие эпизоды И.М.Мезенцев передает иначе, чем в книге, по-своему развертывая или, наоборот, сокращая, вносит новые детали.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Например, сказка, изданная И.Д.Сытиным, заканчивается эпизодом о третьей поездке. В книге описан столб с колоколом, по звону которого выходит старик с ключами и предлагает Илье груды золота, жемчуга и самоцветных камней. Он отдает эти богатства князю Владимиру с условием, чтобы половину раздал бедным вдовам и сиротам. В сказке И.М.Мезенцева эпизод о третьей поездке отсутствует. После неудавшейся женитьбы (вторая поездка) Илья едет домой, хоронит умершего отца, а затем отправляется жить в Киево-Печерскую Лавру. Возможно, сказочнику случалось читать, а может слышать пересказы былин об Илье Муромце в других обработках, кроме указанной, и это сказалось в его произведении.

Еще одна оригинальная коми сказка об Илье Муромце записана в Удорском р-не в 1980 г. автором статьи от талантливого исполнителя И.И.Игушева. В ней так же, как и в сказке И.М.Мезенцева, используется почти весь состав цикла былин об этом богатыре. Сказка построена на пересказе 9 былинных сюжетов:

  1. Исцеление Ильи-сидня и получение им силы;
  2. Первая поездка Ильи Муромца в Киев с включением сюжетов: а) освобождение города Черняхова (Чернигова) от трех татарских царей; б) победа над Соловьем-разбойником;
  3. Встреча со Святогором, гибель Святогора в гробу;
  4. Встреча с Микулой Селивановичем (Селяниновичем);
  5. Илья Муромец и Идолище;
  6. На заставе богатырской. Илья Муромец и богатырь Нахвальщик;
  7. Три поездки Ильи Муромца;
  8. Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром;
  9. Илья Муромец и Калин-царь.

В целом сказка И.И.Игушева отличается стройностью композиции, логичностью изложения. Она сохраняет патриотическое и демократическое звучание эпоса. Илья Муромец остается верен слову, данному странникам-целителям, что он будет драться за бедных вдов и сирот. Не стерлась в ней еще и специфическая былинная историчность. Упоминается Киев, князь Владимир, нашествие татар и т.д. Но повествование начинается в соответствии со сказочной традицией: «Муром карын олiс важoн гозъя» – «В городе Муроме жили давно муж с женой». Обращает внимание и законченность всей этой истории: «Пoрысьмис, пoрысь лои Илля Муромеч, слабмис вoдзo. И кoнкo цнна сыдз олo-вылo» – «Постарел потом Илья Муромец, ослаб, где-то и теперь живет-поживает». Если в отношении сказки И.М.Мезенцева нам удалось установить определенную ее зависимость от конкретного книжного произведения, то определить, какие же источники, устные или книжные, послужили основой для создания столь сложного произведения И.И.Игушеву, оказалось делом довольно сложным. Сказка была записана в Удорском р-не, где русская, так называемая, Мезенская былинная традиция, как известно, получила довольно широкое распространение. Но анализ текста показывает, что указанные сюжеты не укладываются в рамки названной устной региональной былинной традиции, наоборот, в произведении удорского сказочника соединены эпические традиции не одного, а разных регионов, т. е. сказка носит в основном компилятивный характер. «Разумеется, – отмечает Ю.А.Новиков, – переплетение разных редакций сюжетов встречается и в устных вариантах – это естественное следствие взаимодействия соседних традиций. Но когда речь идет о поразительном сходстве сразу нескольких текстов, место записи которых разделено пространством в сотни тысяч километров, устное заимствование маловероятно. Гораздо естественнее видеть в этом результат прямого книжного влияния» [22] .

Для доказательства сказанного приведем несколько примеров из сказки И.И.Игушева, в частности, сюжет «Исцеление Ильи-сидня и получение им силы». Как показывает текстологический анализ, в рассматриваемом сюжете использованы уникальные подробности, восходящие к побывальщине заонежского сказителя Л.Богданова из Кижей: подробности чудесного исцеления Ильи, получение им огромной силы и уменьшения ее наполовину; запрет биться со Святогором, Самсоном и родом Микуловым. Опубликована побывальщина в сборнике П.Н.Рыбникова [23] . Этот же источник стал основой и для создания другого сюжета «Встреча Ильи со Святогором». При пересказе исполнитель почти полностью повторяет сюжетную схему, заимствованную из побывальщины Л.Богданова, включая в нее ряд оригинальных деталей: конь советует Илье спрятаться от Святогора на дереве; богатырь-великан возит вою жену в стеклянной будке (у Л.Богданова – в хрустальном ларце); умирающий Святогор наказывает привязать его коня к гробу, ибо никто другой с ним не совладает, а оружие позволяет взять Илье [24] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

О связи эпизода «Освобождение Черняхова (Чернигова)» с книгой свидетельствуют уникальные мотивы нижегородского варианта из сборника П.В.Киреевского: уничтожив осаждавшее Черняхов вражеское войско, помиловал трех царевичей и отпустил их домой [25] . В сказке И.И.Игушева имеется деталь, перекликающаяся и с былиной Н.Прохорова из Пудожского края, перепечатанной в хрестоматии А.Оксенова; к этому источнику восходит рассказ о покушении дочери Соловья Фейки (Пельки) на Илью [26] .

Итак, текстологический анализ показывает, что источником для создания устной коми сказки послужили былины в основном из сборников П.Н.Рыбникова, Н.В.Киреевского, В.П.Авенариуса, А.Оксенова. Как известно, произведения именно из этих книг получили наибольшую популярность и, начиная со второй половины XIX в. и по настоящее время, включаются в школьные хрестоматии, издаются отдельным книгами, антологиями. Удорский сказочник сам не мог прочесть былины из книг, т. к. он в детстве после тяжелой болезни ослеп. По словам И.И.Игушева, ему довольно часто читали вслух не только родственники, но и школьники.

По-видимому, былины, прочитанные из разного рода изданий, стали источниками для создания сказки об Илье Муромце. Но окончательное его оформление, конечно же, принадлежит самому И.И.Игушеву, несомненно очень талантливому рассказчику, прекрасно владеющему сказочной обрядностью, сумевшему создать цельное, логически завершенное произведение.

Наибольшие затруднения возникают при изучении группы сюжетов, так называемого «вторичного» образования, литературность которых носит более скрытый характер. Показательной в этом отношении является сказка «Сар Бурмислав», записанная Т.И.Жилиной в 1945 г. в с.Шошка Усть-Вымского района от А.Г.Козлова [27] . Особенностью этого варианта является то, что в тексте, который является пересказом широко известного сюжета «Царевна-лягушка» [28] , имеются сюжетные ситуации, нетрадиционные для сказок указанного типа. Так, мифологический в своей основе образ жены-лягушки заменен в нем «реалистическим» — жены-старухи, поэтому Ивану-царевичу уже не приходится сжигать шкуру лягушки, вместо этого он бросает в море кольцо жены, и она исчезает. Сказочные варианты с подобным сюжетом довольно часто встречаются и в русских фольклорных сборниках. Но объяснить появление нетипичных сюжетных ситуаций в традиционной сказке многим из исследователей не удалось. Так Д.К.Зеленин в комментариях к тексту «Иван-царевич и царевна-старушка» замечает: «Эта сказка о царевне-лягушке, которую наш сказочник для чего-то (в целях реализма?) превратил в старушку» [29] . И только анализ лубочных редакций русских сказок на сюжет «Царевна-лягушка», проведенный К.Е.Кореповой [30] , позволяет установить, что основой для большинства сказочных сюжетов, как русских, так и коми, послужило литературное произведение — краткая редакция «Сказки об Иване-царевиче и прекрасной супруге его Светлане», литературная обработка которой была сделана Ф.М.Исаевым в 1870 г.

О связи с книгой в некоторых случаях позволяют говорить и необычные имена героев, упоминаемые в текстах. Так, в сказке, записанной на Ижме, только имена персонажей, хотя и трансформированные (Лапа вместо Лапай; Крутик вместо Крутин; Рахиль, Ракфиль вместо Рафлей), позволяют определить источник — книгу В.Суворова «Сказка об Иване-царевиче и сером волке» (М., 1882).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Проведенный нами текстологический анализ коми сказок на лубочные сюжеты показывает, что в них прослеживается генетическое сходство с русскими вариантами в развитии действия, последовательности эпизодов, в типе героев, их характеристике. Но вместе с тем в них наблюдается сокращение общего объема текста, выпадение отдельных эпизодов, их трансформация, модернизация. «Сказочник перенимает не все, но то, что так или иначе близко и дорого ему, волнует его фантазию и впадает в душу» [31] . Одна из характерных особенностей таких коми сюжетов — часто встречающаяся контаминация, включение в него мотивов из других сказочных произведений. Так, для коми сказок о Портупее-прапорщике, как и для большинства русских вариантов, характерна контаминация с сюжетом «Неверная жена» (СУС 318). В сказку «Емельян Кабакьевич», также на сюжет о Портупее-прапорщике, включены многие эпизоды из сказки «Борма-ярыжка» (СУС 485).

Своеобразие варианта сказки о Бове, рассказанного ижемским исполнителем Г.А.Ладановым, состоит в том, что он использует в нем мотивы из других популярных сюжетов, превращая тем самым рыцарскую сказку в волшебно-фантастическую. В текст его произведения включены, например, мотивы из сказок «Чудесная дудка» (СУС 592), «Конек-горбунок» (СУС 531) в своеобразной интерпретации исполнителя: Гуак, работая конюхом, пошел однажды за сеном, нашел перо жар-птицы: «Сiйц босьтiс аслыс би пыдди. Пуктiс конюшняц, лои югыд. И вцвъяс кутiсны югъявны жар-птица моз» [32] – «Он взял его себе вместо огня. Положил в конюшню и светло стало. И лошади стали сверкать как перо птицы». Остальные работники начали завидовать Гуаку и украли у него это перо: «Мыйцн гусялiсны, выль конюклцн вцвъяс кутiсны омцльтчыны, пемдыны» [33] – «Как украли, так у нового конюха кони стали худеть, потемнели».

Удорский сказочник В.С.Бажуков воспринял Еруслана Лазаревича как русского богатыря, сражающегося за святую Русь. В его сказке Еруслан, как и многие богатыри русского эпоса, освобождает царство Картауса от нашествия татар.

При усвоении книжного произведения большинство коми сказочников выдерживают сказочный стиль, тщательно сохраняют внешнюю обрядность, обращая внимание на употребление общих мест, традиционных оборотов. Так, в соответствии с формулой роста, Бова у удорского сказочника И.И.Игушева растет «из часу в час, изо дня в день». Излюбленным для исполнителя является прием трехкратного повторения эпизодов. Например, если в лубочной сказке мать Бовы пытается отравить сына только один раз, то в устном варианте, как того требует сказочная обрядность, описаны три таких случая. Три раза Элегричия приходит к Бове в темницу, пытаясь прельстить его своей красотой. Но книжный стиль проникает и в коми тексты. Герои сказок научились делать поклоны «по-ученому», появились витязи, новые обращения, типа «папаша», «мамаша» и т.д.: «Девичей сар дорц кайисны. Поклон вцчисны по-ученому» [34] – «К Девичьему царю поднялись. Поклон сделали по-ученому»;«Но пц, добрэй витязь, мунам ми ордц гцститны» [35] – «Ну, добрый витязь, пойдем ко мне в гости»; «Но, любезнцй друг, Иван, пцкцритча, лэдз менц вцля», — шуис вцв» [36] – «Ну, любезный друг, Иван, покорюсь я тебе, отпусти ты меня на волю», — сказал конь».

Сказки, распространившись в различных районах республики, вобрали в себя приметы местных географических условий, обычаев. По отдельным характерным деталям вырисовывается картина национального быта. Об этом свидетельствуют сказки Г.А.Ладанова, где события и персонажи переносятся в условия жизни, хорошо знакомые ижемскому сказочнику. На вопрос царя, какого он роду, кто его родители, главный герой сказки на сюжет о Бове-королевиче отвечает: «Отец был ненец, мать — ненка». Если в тексте фольклоризованной лубочной обработки Бова-королевич – мастер игры на гуслях, то в ижемской сказке он играет на сигудке (волосяном гудке) — на коми музыкальном инструменте, который сам себе смастерил.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Лубочные сюжеты не стоят одиноко среди других сказок, а тесно взаимодействуют с ними. Эпизоды, мотивы, имена персонажей из лубочных произведений можно встретить и в других коми текстах. Лукопер и Полкан — герои сказки о Бове-королевиче – действуют, например, в сказке «Канин сар» (Царь Канин) на сюжет «Медный лоб» [37] . Коми сказочная традиция сохранила ряд интересных примеров взаимодействия лубочных произведений о Еруслане Лазаревиче со сказками на былинные сюжеты. В одном из вариантов, записанных на Удоре, Илья Муромец подобно Еруслану Лазаревичу встречается с тремя красавицами и спрашивает, есть ли на свете их краше, на что они отвечают, что краше их Настасья Вахрамеевна [38] .

Образ Еруслана Лазаревича встречается даже в некоторых обрядах имяречения. Во время экспедиции в Удорский район неоднократно приходилось слышать, что ребенку давали имя Еруслан, чтобы он рос таким же здоровым, как Еруслан Лазаревич.

В заключение необходимо отметить, что влияние лубочной литературы было в основном опосредованным, сюжет усваивался со слов другого сказителя, знавшего произведение из книги. Так, по словам И.И.Игушева из Удорского района сказку о Еруслане Лазаревиче он перенял от коми исполнителя И.К.Федорова, который усвоил этот сюжет, прочитав книгу в период работы на лесопильном заводе с. Каменка Архангельской области. Большая подвижность коми населения, массовое распространение отходничества, которое было узаконено в северных губерниях в пореформенный период, на наш взгляд, способствовали широкому распространению русских лубочных изданий в Коми крае. Эти же причины вели к возникновению двуязычия у коми (по сведениям исследователей, уже в ХVIII в. коми население было реально двуязычным) [39] , что также играло немаловажную роль в усвоении сказок. Но нельзя исключить и возможность непосредственного усвоения грамотными исполнителями сказок из лубочных изданий, которые поступали в Коми край» и через офеней во время ярмарок, книгами наряду с другими товарами торговали купцы, их привозили возвращающиеся из отхожих промыслов крестьяне, студенты и учащиеся…" [40] .

Русская лубочная сказка органично вошла в коми устную фольклорную традицию. Такой обмен духовными ценностями, большую роль в котором сыграла русская книга, привел к обогащению коми национальной сказочной традиции.

// Рябининские чтения – 1999
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2000.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф