Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Старинные детские игры Карелии (Олонецкой губернии) не были предметом специального изучения. Большая их часть либо печаталась в трудно доступных периодических изданиях XIX – начала ХХ века, либо находится в архивах и коллекциях, и потому не введена в научный оборот. Между тем эти виды и формы традиционной народной культуры в целом и ее культуры детства, в частности, содержат фольклорно–этнографический, культурологический и лингвистический материал большой ценности.

Начало собирания детских игр в Олонецкой губернии относится ко второй половине XIX века и связано с именем учителя петрозаводской гимназии К.М.Петрова. Его записи опередили первый в России специальный сборник московского педагога и врача–педиатра Е.А.Покровского «Детские игры, преимущественно русские» (1887) [1] . Коллекция К.М.Петрова, собранная им в Петрозаводске и хранящаяся в научном архиве Карельского научного центра РАН [2] , была опубликована в 1863 году в общероссийском журнале «Учитель» [3] , а позже в газете «Олонецкие губернские ведомости» [4] . В 1880-е годы детские игры Олонецкой губернии привлекли этнографа и лингвиста И.Г.Куликовского, опубликовавшего свои записи и статью о роли детской игры для истории человеческой культуры [5] . В 1890-е годы учитель П.И.Певин в «Олонецких губернских ведомостях» среди этнографических материалов Толвуйского прихода поместил свои записи детских игр [6] . В начале ХХ века выходит в свет статья ссыльного Г.Цейтлина, много изучавшего народную культуру Севера. Она посвящена народным играм Поморья, среди которых есть и детские [7] . Около десяти текстов из публикации Цейтлина имеют варианты в коллекции краеведа из Сумпосада И.М.Дурова [8] . Это самое большое из названных собрание игр – 92, каждая из которых обозначена местом записи (в приложенном «Оглавлении к играм и развлечениям» собирателем названы поморские села – Нюхча, Сумской посад, Вирьма, Лапино, Колежма, Сума, Юкково) и особенностями бытования. Названные материалы и явились основанием для наших наблюдений.

Севернорусский детский игровой континуум отражает главные виды и типы, основной репертуар общерусских и общеславянских игр [9] . Севернорусские игры сохраняют такие основополагающие константы, на которых держится игра, как договорные отношения и запреты (табу), структурирование игры, ее модель, символика, свой хронотоп, как особая взаимосвязь пространственных и временных отношений. “Хронотопны” (М.Бахтин) главные мотивы детских игр, в основе которых (мотивов) серия бипарных противопоставлений: пленение/похищение – освобождение, поиски – нахождение, потеря – обретение, запирание – отмыкание, узнавание – неузнавание. Мы обозначим их время как игровое “циклическое”, выпадающее из обычного течения и определяемое своими повторениями, возвращениями одних и тех же “бываний” (а не событий), лишенных каких бы то ни было закономерностей.

Варьируются названия игр, число участников, орудия и предметы игр, лексика и терминология, количество действий, презентативность вербальной составляющей, которая может быть стихотворной и диалогической, большей или меньшей. При этом неизменным остается некий архетип игры, ее мифологическое ядро, та мифоритуальная основа, которая претерпела сложный исторический путь трансформаций и перекодировок.

Постулируя, что «консервирующие механизмы мифа достаточно многообразны», В.В.Иванов и В.Н.Топоров высказывают мысль о том, что «детские игры в значительной степени сохраняют элементы схемы основного мифа или так или иначе связанных с ним ритуалов» ( в свете «основного мифа» они рассматривают детские игры в «жмурки» и «бабу») [10] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

С «основным мифом» связана восходящая к солярному знаку идея круга, широко и разнопланово отраженная в севернорусских играх. Мотив магического круга как игрового пространства, обладающего «предохранительной силой» [11] , определяет 20 из 92-х игр коллекции И.М.Дурова и ряд игр коллекции К.М.Петрова. См.: «Все участвующие в игре девочки рассаживаются плотно друг к другу в кружок» – «Волосяночка»; «…играющие становятся в город, который представляет небольшой круг, огороженный колышками» – «Чур мой»; в центре круга жгут, которым «стояльщик» должен «обелить» пытающегося его похитить – «Жгутик»; круг во льду с толстым колом в центре, имитирующие карусель – «Вертуг».

Трансформация и переосмысление обрядовой семантики круга в вариантах игр, когда участники, взявшись за руки и подняв их над головами, образуют арку, полукруг, ворота. Этот игровой акт восходит к представлениям о небе, имеющем ворота, «мотиву отворения ворот» и «запирания ворот» [12] . В игре «Золотые ворота» (Дуров, №6) ворота «размыкаются» и «замыкаются», пока «матика» (первый ведущий) не проведет через них весь «пояс». Оставшись один, матика под крики находящихся по обе стороны ворот пробегает через них беспрепятственно трижды; на четвертый раз руки смыкаются , и матику спрашивают: «Матика, матика! Кольцу или браслету». Он наугад называет один из предметов и оказывается на той стороне, где находится названный им предмет. Игроки этой стороны радостно кричат: «У нас рай,рай, рай!», а другая сторона кричит: «А у нас ад, ад, ад!».

Мироощущение детских игр анимистическое, предполагающее всеобщую жизнь и всеобщую одухотворенность. Поэтому мир в детских играх основан на «бесконечных превращениях и перемещениях» [13] , отраженных в двойственной зооморфной и антропоморфной природе их персонажей. Этим обусловлена инверсия ролей, то, как одно лицо легко уподобляется другому без изменения внешнего облика или смены одежды, неодушевленный предмет обретает ипостась животного или человека. «Мальчики по два отходят в сторону и дают себе разные названия: ты – василек, а я – мотылек, ты – камень, а я – щепка» («Хлопта» – Певин). «Все участвующие в игре из своей среды выделяют хозяйку и волка, а остальные превращаются в стадо овец» («Стригу, стригу, стригу» – Дуров, №5). «Двое из участвующих в игре назначаются : одна – анделом, другая – бесом» («Красоцьки» – Дуров, №17). «Из среды играющих выделяются хозяйка и кот Васька». Всех остальных участников игры хозяйка определяет горшками (крынками) под молочные продукты («Кот Васька» – Дуров, №84). «Все участники игры называются оленями» («Оленями» – Дуров, №80). «Тоненькими палочками огораживают несколько городков, а в средину их становятся мальчики, представляющие голубей» («Голуби» – Петров, №10). «Одному назначают быть “оленем”.Олень садится на камень или на ступени. Другия играющие дети подходят к оленю и говорят: “Уж ты, батюшка–олень, ты спусти меня на день, с утра до вечера. Вот тебе хомут, вот тебе дуга, больше я тебе не слуга”.Проговорив это, разбегаются в разные стороны. Олень бежит за ними и старается кого-либо поймать. Кого поймает, тот начинает помогать оленю ловить прочих. Когда будут все пойманы, игра начинается снова. Оленем теперь становится тот, кто пойман первым» ( Певин – ОГВ.1891, №85). «В этой игре бывают коршун и дети», – так начинается один из северных вариантов широко распространенной в русской игровой традиции игры «Коршун» ( Дуров, № 8), ставшей предметом специального изучения М.П.Чередниковой [14]

Мифоритуальную мотивировку имеют многие примитивные орудия детских игр, отражающие представления об однородности части и целого, что оказывается основой для бесконечных делений и пересозданий. Утраченной «магической церемонией» [15] обусловлены во многих севернорусских играх действия с деревянными палочками, лучинками, щепками, чурками, веником [16] , восходящие к образу мирового дерева, почитанию дерева и его чудесных свойств. Трансформация мотивов основного мифа и связанных с ним ритуалов – в таких игровых актах, как вбивание колышков (тычек) или установление деревянной оси.

Мифологическую семантику, следы давно исчезнувших обрядов заключают в себе такие многочисленные действия и игровые акты, как преследования, катания, кувырканья и валянья («куча мала»), вырывание лунки (ямки) [17] . Последнее действие, как правило, связано с катанием мяча. «…В земле каблуком или голою пяткой делается в линию одна от другой на расстоянии см. 10 несколько ямок – по числу лиц, занятых в игре. Все участвующие рассаживаются на корточках , каждый около своей лунки. Крайние же с обоих концов начинают катать по земле вдоль лунок из конца в конец небольшой мячик с целью, чтобы мяч этот застрял в одной из лунок» (Дуров, №34, 35).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Мяч в севернорусских играх занимает большое место. Как свидетельствует учитель П.Певин, “среди толвуйских детей существовало много игр в мяч: лунки, хлопта, городок , в одну рюху, о сборах, щилец, палка–воровка, кошка–мышка, классы, слепая баба, олени, гуси, карыш–марыш, шар, свая, копырга и др.” Т.А.Бернштам называет северо–западную зону тем ареалом, где наиболее полно сохранившийся к концу XIX – началу ХХ века свадебный комплекс позволяет выявить фольклорную и игровую символику мяча/шара в обрядовой ситуации [18] . Обрядово–магический смысл мужских развлечений с мячом и шарами во время масленичной недели и в заговенье перед Великим постом на Русском Севере выявляет И.А.Морозов [19] .

Обрядовая приуроченность лежит в основе игровых действий, содержащих в себе разного рода прикосновения – к земле, к другому лицу (при счете, беге, во время преследования) [20] . С прикосновением связаны особенно популярные среди детей игры в прятки или жмурки, которые в Карелии чаще всего называли «ухоронки», «имушки», а в Водлозерье, как свидетельствует этнограф К.К.Логинов, «окутки», «ласка», «куликово» [21] . В них прикосновение рукой (или каким-нибудь предметом), определяющее поведение играющих и предотвращающее конфликты, называется «беленьем» или «чурканьем». Эти важные в процессе игры действия соотносятся с утраченной ритуально–мифологической мотивировкой обладания властью, вступления в новое качество. «В детском праве» дотронуться до чего-либо означает вступить «во владение» [22] .

Среди поморских детских игр обращают на себя внимание уникальные варианты в ухоронки, само название которых представляет собой некую повторяющуюся этнопоэтическую микроформу – «Хоронушко с чурканьем» (Дуров – № 38, 39, 40, 41, 79, 81). Они начинаются с традиционного «метания» или «шаландания», когда определяется «стояльщик» и «сало», куда должны садиться все прячущиеся после их «очуркивания» «стояльщиком». «Кто первый очуркан, тот и стояльщик» (№39). Игровой акт очуркивания – трансформация древних представлений о чуре как божестве, соотносящемся с пограничьем, рубежом, межой [23] . В этой связи нам представляются уместными размышления и выводы Л.Ивлевой, касающиеся «десемантизации» обряда, его перерождения в «непритязательность игры–развлечения» [24] .

С «беленьем» и «чурканьем» связана уже упомянутая нами разновидность северных, исключительно домашних игр в жмурки – «имушки». Они завоевали себе «самое почетное место среди всех существующих игр в период так называемых «великопостных» зимних развлечений на Беломорье, где по религиозным традициям не разрешалось веселиться танцами, песнями и музыкой» (Дуров – №16) .

Именно в Поморье получили распространение игры «на имушках»,т.е. игры в доме, которые предполагают не только жмурки или прятки и которые могут быть рассмотрены как параллель (аналог) девичьим «посиделочным» или «беседным» играм Заонежья [25] . Вот перечень игр «на имушках» из коллекции И.М.Дурова: «Я ли твоя», «Коромысло», «Золотце хоронить», «Почталионом», «В фанты», «Жгутик», «Короля топтать», «Дедушко» (вариант игры «Коршун»), «Краски».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Находящиеся в нашем распоряжении материалы донесли севернорусские игры не только в подробном описании их действий, но и их вербальной составляющей. А она подтверждает то место, какое на Русском Севере всегда занимало устно–поэтическое слово. Вербальную часть игр представляют прежде всего стихотворные тексты: песенки, приговорки и считалки. Песенки и приговорки в игре выполняли как комментирующую действие и украшающую, так и магическую функцию.

Станемте, девочки,В купонку играть. Куп-куп-куп,Не оскаливай зуб.Кто оскалит зуб, –Тому палку в зуб.Хлуп (Дуров, «Купонка», №2).

Стригу, стригу овечку,Стригу еричку,Чтобы волк не съел,Чтобы журавль не потравил,Господи,благослови овечку! (Дуров, «Стригу, стригу,стригу», №5).

Разнообразны и многочисленны в севернорусских играх тексты считалок [26] , которые мигрируют из одной игры в другую. Немаловажно и то, что порой в записи одной игры предлагается по 5–7 вариантов считалки ( Дуров – №39, Певин – «Палка–воровка»).

Широко репрезентирует в северных играх вербальный диалог, берущий свое начало в «загадочных текстах» и вопросо–ответном диалоге обрядовой поэзии [27] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

И еще один интереснейший аспект для рассмотрения севернорусских игр представляет их лексика и терминология. Это прежде всего сами названия игр, из которых уже упоминались варианты названий пряток и жмурок. «Вертуг» – так называется игра в карусель; «Шурика толстить» – игра, в которой тормошат во все стороны того, с кого сбили шапку; «Слепокур» – тот, кто не угодит своей палкой в кол три раза; «Кислым кругом» – скиснувший тот, кого удается «обелить». «Матика» в севернорусских играх не только первый передний, который водит за собой весь «пояс», но и тот, кто остается один в круге, и «стояльщик». Другой участник игры – «белельщик» – тот, кто прикоснется рукой или чем-либо иным до бегущего; «клекальница» – бросальница. Известный в играх разных регионов термин «сало» в севернорусских означает и расстояние между выставленными в кон бабками, и место, где находится «стояльщик» или метательная палочка.

Многочисленны названия орудий и предметов игр: «биток» – наиболее крупная бабка из ног лося или оленя; бабка, налитая свинцом, или сделанная из чугуна, камня, металлической плитки ; «жох» – биток, который лежит спиною кверху; «дика» – биток, упавший на правый бок; «плоцка» – бабка, которая упала боком; «тюря» – бабка, которая упала вверх стороной, противоположной плоцке; «ничка» – бабка, упавшая стороной, противоположной жоху; «швыркунья» – круглая гладкая палка с утолщенным концом, сводящимся к заострению; «цирка, или жилец» – заостренная с обоих концов четырехгранная или круглая палка; «обтертыш» – комелек веника.

Вот только некоторые обозначения действий: «метаться» – считаться путем перехвата палоки; «шаландаться» – считаться; «пускать линьки» – бить палкой по концу отвеса бруска; «жошить» – играть жохом; «одника парить» – играть салом. В игре «Камешки» приводится 16 фигур, каждая из которых имеет свое название и функцию.

Рассмотренные в первом приближении севернорусские игры являют собой ценный материал по истории культуры детства.

• [1] Покровский Е.А. Детские игры, преимущественно русские. СПб.,1994.
• [2] Архив КарНЦ, ф.1,оп.1, колл.63, ед.хр.25.
• [3] Петров К. Детские игры в Олонецкой губернии // Учитель. 1863. № 5. С.241–244; №8. С.395–398; №15. С.732–734; №16. С.785–786; №22. С.1109–1110.
• [4] Олонецкие губернские ведомости.1897. 10 сент., № 70; 24 сент., №74; 4 окт., №77.
• [5] Куликовский Г.И. Детские игры в Обонежьи Петрозаводского уезда и в других местах Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 188821 сент., №73; 24 сент. №74.
• [6] Певин П.И. Толвуйский приход Петрозаводского уезда Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1891. 26 окт., №83; 30 окт., №84; 2 нояб., №85.
• [7] Цейтлин Г. Народные игры в Поморье // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1911. №13. С.7–21.
• [8] Архив КарНЦ, ф.1, оп.1, колл.34, №50. (Дуров И. Детские игры, развлечения, записанные в Сорокско–Кемском районах Беломорья).
• [9] См.: Покровский Е.А. Детские игры, преимущественно русские...; Дзiцячы фальклор / Сост. Г.А.Барташевич. Минск, 1973.
• [10] Иванов В.В., Топоров В.Н. Инвариант и трансформации в мифологических и фольклорных текстах // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С.44–76. «В последние годы я написал 4–5 довольно больших статей о детских играх и их мифоритуальной основе ( последняя из них – неопубликованная – об интерпретации таких детских игр, как салки (пятнашки), жмурки, горелки, прятки и т.п. в свете „основного“ мифа)», письмо В.Н.Топорова от 28.Х.2001 из личного архива.
• [11] Познанский Н. Заговоры. М., 1995. С. 246.
• [12] Афанасьев А.Н. Древо жизни: Избранные статьи. М., 1982. С.99–100; Иванов В.В., Топоров В.Н. Инвариант и трансформации.... С.72; Зеленин Д.К. Тотемический культ деревьев у русских и у белорусов // Зеленин Д.К. Избранные труды: Статьи по духовной культуре. 1917–1934. М., 1999. С.169.
• [13] Мелетинский Е.М. Структурно–типологический анализ мифов северо–восточных палеоазиатов (Вороний цикл) // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С.95.
• [14] Чередникова М.П. «Голос детства из дальней дали...»: Игра, магия, миф в детской культуре. М., 2002. С.56–64.
• [15] Зеленин Д.К. Восточнославянские земледельческие обряды – катанье и кувырканье по земле // Зеленин Д.К. Избранные труды. С.39–43.
• [16] Веник как символ чудесных свойств сухого дерева : Познанский Н. Заговоры. С.227–228.
• [17] Зеленин Д. К. Восточнославянскте земледельческие обряды – катанье и кувырканье по земле. С.43–44; Иванов В.В., Топоров В.Н. Инвариант и трансформации... С.71.
• [18] Бернштам Т.А. Мяч в русском фольклоре и обрядовых играх // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С.162–171.
• [19] Морозов И.А. О ритуально–обрядовой основе старинных мужских развлечений // Сохранение и возрождение фольклорных традиций. Вып.5. М., 1994. С.102–104.
• [20] Зеленин Д.К. Избранные труды. С.47.
• [21] Архив Национального парка «Воддлозерский», №2 / 87, л.86 (Логинов К.К. Общественный и семейный быт русских Водлозерья).
• [22] Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета. Л., 1990. С.28.
• [23] Афанасьев А.Н. Древо жизни. М.,1982. С.184; Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.4. М., 1980. С.615.
• [24] Ивлева Л. Дотеатрально–игровой язык русского фольклора. СПб., 1998. С.48–49.
• [25] См: Калашникова Р.Б. Бесёды и бесёдные песни Заонежья второй половины XIX века. Петрозаводск, 1999.
• [26] Мифоритуальная основа считалок неоднократно оказывалась предметом изучения, в том числе и в книге: Лойтер С.М. Русский детский фольклор и детская мифология. Петрозаводск, 2001.
• [27] Топоров В.Н. Несколько соображений о становлении языково–поэтических «начал» //Материалы международного конгресса «100 лет Р.О.Якобсону». М., 1996. С.125.