Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Европейский Север России – регион, обладающий яркими специфическими чертами, связанными, как с природными климатическими условиями, так и с особенностями его исторического развития. Социально–экономическое своеобразие края дополнялось богатой духовной культурой. Именно северное крестьянство сохранило для страны традиции древнерусской культуры, особенности языка, быта, памятники письменности и фольклора. С XIX в. Русский Север стал прибежищем защитников старой веры, что определило религиозное своеобразие северных православных епархий. Районы компактного проживания старообрядцев сохранялись и на рубеже XIX–XX вв.

Интересным религиозным и культурным явлением этого периода были приходы, в которых при несомненном приоритете официальной православной церкви сильным было также и влияние старообрядцев, иногда выходящее за пределы прихода. Таким «смешанным» в религиозном отношении был Кивокурский Вознесенский приход Сольвычегодского уезда Вологодской губернии. Основным источником сведений об этом приходе стали клировые ведомости Кивокурской церкви, хранящиеся в фонде духовной консистории (Государственный архив Вологодской области, ф.496, оп.1, дд. 18143, 19884) и отчеты Велико–Устюгского Стефано–Прокофьевского братства и епархиальных миссионеров, опубликованные в «Вологодских епархиальных ведомостях».

Кивокурский Вознесенский приход был на рубеже XIX–XX вв. одним из наиболее «крепких» и заметных в IV благочинниченском округе Вологодской епархии. Два каменных храма – одноэтажный (1752 г.) и двухэтажный (1848 г.), две деревянные часовни, церковная библиотека, большая церковно–приходская школа, в которой в начале века обучалось более 100 детей, – все это дополнялось и подкреплялось энергичной деятельностью местного священника. Настоятелем Кивокурского храма с 1890 г. был А.К.Панцырев, сын священника Грязовецкого уезда, выпускник Вологодской духовной семинарии. В Кивокурье 25-летний отец Алексей приехал с женой Ларисой, дочерью священника соседней Ерогодской Покровской церкви. Возможно, и приезд молодого настоятеля в далекий Северный приход (659 верст от Вологды) объяснялся близостью его к месту жительства родителей жены, но служение его здесь стало долгим и результативным. А.К.Панцырев при его многосемейности (11 детей) и большом хозяйстве был очень добросовестным и авторитетным пастырем. После службы в церкви регулярно читались проповеди, велись внебогослужебные собеседования и т.п. Неоднократно в клировых ведомостях в графе «поведение» появлялись записи благочинного и других проверяющих: «По службе и жизни заслуживает особого поощрения». Священнослужитель был духовником ближайших причтов, не раз избирался депутатом от духовенства по хозяйственным и следственным делам. Кроме непосредственных обязанностей священнослужителя, А.К.Панцырев огромное внимание уделял развитию школьного дела. С открытия в 1891 г. в Кивокурье церковно–приходской школы он являлся заведующим и законоучителем (в открывшемся в 1896 г. земском училище также преподавал Закон божий), в ней работали в последующем закончившие епархиальное училище его дочери. За труды по устройству нового здания школы (в 1903 г.) А.К.Панцырев был награжден Святейшим Синодом.

Всемерную поддержку священнику оказывало приходское попечительство. На его средства храм регулярно ремонтировался и украшался, были построены дома для священника и дьякона, церковно–приходская школа и т.п. «Уменьшения церковных доходов и охлаждения усердия в жителях не отмечается», – записал в ведомости в 1904 г. священник. В этом же, казалось бы, убеждали и данные, регулярно приводившиеся в клировых ведомостях, – подавляющее число жителей прихода исповедовались и причащались.

Отчеты епархиальных миссионеров открывают нам вторую сторону жизни этого внешне столь благополучного прихода. Должности епархиальных миссионеров в Велико–Устюгском викариатстве были учреждены в 1896 г. для противодействия вовлечению в раскол православных и для обращния в православие старообрядцев. В Сольвычегодском уезде на рубеже XIX–XX вв. насчитывалось 26 приходов с сильным влиянием строобрядцев, в основном беспоповцев, только на Двине насчитывалось 25 старообрядческих моленных. Основной формой деятельности миссионеров, как правило, людей образованных, с литературными и ораторскими способностями, была непосредственная работа в приходах: встречи и беседы, публичные и частные с членами причтов, прихожанами, старообрядцами, методическая и теоретическая помощь приходским священникам. В епархиальной прессе печатались не только официальные отчеты о состоянии раскола в епархии, но и подробные сообщения о посещении отдельных приходов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Двинские старообрядцы общались между собой, используя для передвижения судоходную Двину, принимали архангельских и даже московских приверженцев старой веры. Кивокурский приход был широко известен на Северной Двине как центр аароновского толка – «нечто вроде митрополии двинских аароновцев». Что же представляла собой кивокурская община аароновцев? Почему, будучи очень незначительной численно (в начале века в селе было около 130 старообрядцев из более чем 3000 жителей), она не растворилась среди православного населения прихода, а, наоборот, приобрела сочувствующих и стала региональным центром старообрядческого движения?

«Учение аароновцев является как бы примирителем старой веры с требованиями жизни», – отмечалось в отчете Стефано–Прокопьевского братства. «Ни строгости, ни слабости, нечто среднее, к ним симпатии двинских раскольников», – так определял особенность толка епархиальный миссионер. Главной и наиболее привлекательной особенностью аароновцев, в отличие от других сект, отличавшихся иногда крайним аскетизмом, было признание брака. «В брачную секту манит жизнь по закону, и число раскольничьих браков растет», – зписал епархиальный миссионер после посещения Кивокурья, в котором как раз и заключались браки между двинскими аароновцами. Составлялись брачные акты с подписями свидетелей и духовного отца и наставника секты Ивана Юницина, совершавшего «древний обряд с прочтением священных молитв» с помощью псаломщика «начитанного старика» Андрея Львова. Акты передавались для регистрации гражданским властям, что также являлось отличительной чертой общины, не противопоставляющей себя государству, а, наоборот, устами своих руководителей и сторонникам, и противникам «усердно внушающей мысль» о том, что «правительство вполне сочувствует старой вере» (запись была сделана в 1901 г., то есть еще до принятия в 1905 г. закона о свободе вероисповедания).

Привлекало к кивокурским старообрядцам (впрочем, это отличало многих сторонников старой веры) внешнее благочестие, более строгий образ жизни, материальный достаток большинства, объясняющийся как трудолюбием, отсутствием праздности и мотовства, так и взаимопомощью внутри общины. «Истые раскольники живут хорошо, воздержанны, степенны, много постятся и молятся, влияние на православных значительно», – отмечал епархиальный миссионер. Специально устроенная моленная кивокурских старообрядцев с отдельным входом со съезда располагалась на повети нового дома, построенного богатым руководителем общины Александром Юнициным. Там совершались службы в воскресенье и праздничные дни, в дни поминовения умерших, проходили собрания старообрядцев. В моленной и домах старообрядцев хранились древние книги и иконы.

Личные качества руководителей общины, по мнению епархиального миссионера, также способствовали укреплению влияния аароновского толка среди населения: «Они начитанны, имеют ревность о православии, скорбят о заблудших… горят желанием всех наставить и научить раскольничьим мудростям…». Подобная наступательность и твердость в отстаивании своих религиозных убеждений на фоне все более утверждающейся в начале XX в. индифферентности в отношении к православной церкви, безусловно, выгодно отличали старообрядцев. В отличие от многих сект, аароновцы шли на контакт с православным духовенством. Епархиальный миссионер рассказывал в отчете о встречах и беседах его и священника А.К.Панцырева с руководителями кивокурской общины, о состоявшейся публичной дискуссии, закончившейся, впрочем, безрезультатно. Стороны остались каждая при своем мнении.

«От распространения культуры раскол не погибнет», – пришел к выводу один из епархиальных миссионеров после долгих наблюдений за жизнью старообрядческих общин на Двине. Под «распространением культуры» понималось, прежде всего, развитие образования и просвещения, которое рассматривалось многими миссионерами как самое действенное средство в борьбе с расколом. Постепенно приходило понимание того, что старообрядчество – это не просто противопоставление отдельных сект официальной православной церкви, это целый пласт народной культуры («редко в Вологодской губернии попадаются места, где бы, как здесь на Северной Двине, сохранно уцелели устои и формы жизни… первых времен существования старообрядчества»), сохранившей письменные и художественные традиции, особенности быта и общего уклада жизни, и являющейся такой же национальной и имеющей право на существование как и русская культура, развивающаяся под эгидой православной церкви.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]