Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Уже с середины XIX в. значительное число публикаций, начиная с губернской прессы и заканчивая этнографическими изданиями, было посвящено обрядам и верованиям, связанным с пастухом и с особым способом пастьбы с отпуском [1] – обрядом, который предполагает заключение договора между пастухом и сверхъестественными силами и согласно которому последние берут на себя обязанность выпаса и защиты стада, в то время как пастух оплачивает эту работу и со своей стороны обязуется соблюдать ряд запретов в течение всего пастбищного сезона. При этом и носители традиции (пастухи и их «клиенты»), и исследователи констатируют наличие двух видов отпусков – божественных, или благословенных (далее – БО), и лесных, или неблагословенных, страшных (далее – ЛО). Основное различие состоит в том, с кем именно пастух заключает договор: в первом случае это Бог, во втором – леший.

В зависимости от контрагента различаются и сами обряды, и тексты. В случае принятия БО пастух собирает стадо на огороженной территории, обходит его трижды, имея при себе ряд предметов: (икону, свечу, топор, кнут или ветку – погонялку, – замок с ключом, закатанную в воск шерсть от всех коров стада и т.д.), произнося текст заговора–молитвы, после чего прогоняет стадо в ворота, над которыми висит икона, а на земле лежат ритуальные предметы: кочерга, пояс, замок с ключом и др. Текст такого отпуска строится с использованием характерных заговорных формул, содержит перечень святых, к которым обращается пастух, и опасностей, от которых он должен охранять стадо.

ЛО представляет собой обряд совершено иного типа. Чтобы совершить его, пастух не проделывает всего обозначенного выше, а идет в лес, захватив с собой угощение (яйца, хлеб, водку), вызывает хозяина и уговаривается с ним о плате: от коровы из стада до одного яйца, бутылки водки или рубахи. Нарративы на эту тему не дают развернутого описания обряда, из них обычно нельзя составить отчетливой картины ритуала. Нередко сами пастухи путают или смешивают ЛО и БО при их описании: Лесной отпуск – обойдёшь коров всех, прочитаешь вот эту писулю, а потом протягиваешь шнур и ворота такие сделаны, в ворота пропускаешь. И тут трубу кладёшь. Рожок. Ну и отпускаешь в лес. Потом домой надо, так струбишь в этот рожок – оне идут все домой (Каргопольский архив этнолингвистической экспедиции Российского государственного гуманитарного университета (далее: КА); зап. в с.Хотеново от пастуха П.А.Панова, 1923 г.р.). В данной цитате описаны действия, характерные для БО, что не мешает информанту называть его ЛО.

Согласно общему мнению, ЛО более эффективен, требует меньшей работы от пастуха, но более сложен с точки зрения выполнения запретов и ответственности за их нарушение. При сравнении нередко отмечается различие между видами наказания пастуха за нарушение запретов: при БО страдает стадо (хищник может задрать одно или несколько животных, коровы могут разбрестись по лесу, и потребуется много времени и усилий, чтобы их найти), во втором – сам пастух (леший может побить, исхлестать ветками/вершинами деревьев, а то и просто убить его: Лесной [отпуск] строгий. Если лесной отпуск нарушишь, может самово пастуха лесной так наказать, или может даже напополам разорвать. А божественный отпуск нарушишь, значит, в стаде зверь скотину повредит. Да, это обязательно (КА; зап. в 1996 г. в д.Дуброво от Б.Ф.Миронова, 1936 г.р.). Иногда подчеркивается, что с ЛО пасти грешно: А лесом он пасёт, так ему легче, потому что он только, уж там – без него пасут. Вот уж четыре часа – он протрубит – коровы сами к нему идут. Вот это лесом пасут – худо лесом пасти, нать самим пасти (КА; зап. в 1997 г. в с.Лядины от А.П.Поповой, 1924 г.р.). Это объясняется тем, что при принятии ЛО пастух вступает в контакт с нечистой силой. Предпочтение обыкновенно оказывается БО, и нередко в пастушеских нарративах выбор мотивируется одной из приведенных причин (страшно или грешно).

Иногда отмечаются различия в запретах, которые пастух должен соблюдать. Правда, эти различия в основном касаются деталей: Берёшь отпуск, чёрных, вот, например, божественным [отпуском] пасёшь, то чёрных ягод йисть нельзя, а если уже лесным, так красных есть нельзя, а чёрные если вишь. Например, сморода чёрная. Гнёс [гнезд] зорить [разорять] нельзя, заюшков имать, переходить, если скот идёт, то дороги не пересекают (КА; зап. в 1994 г. в с.Тихманьга от пастуха П.М.Нестерова, 1924 г.р.). Впрочем, эти отличия далеко не всегда связываются с типом отпуска: Кому черных нельзя было есть, красные одни можно было, а кому красных нельзя было есь одни черные. Ведь там по–разному написано [2] и всё (КА; зап. в 1995 г. в с.Архангело от пастуха М.М.Ласикова). Среди других запретов, налагаемых отпуском на пастуха, выделяются такие, которые требуют от него соблюдения ритуальной чистоты (запреты на половую жизнь, использование бранной лексики, участие в похоронах и проч.), и те, которые подчеркивают, в том числе и внешне, его принадлежность к ”чужому» миру, выделяют его из общины и сообщают ему признаки потустороннего персонажа (пастух не должен стричься, бриться, прикасаться к другим людям, здороваться за руку). При всей кажущейся противоречивости этих двух групп запретов на практике они действуют одновременно, и никакого их разграничения в зависимости от того, ЛО или БО пользуется пастух, не существует [3] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

При подробном рассмотрении большого корпуса нарративов о пастьбе и пастухах снимается и ряд других признаков, по которым, якобы, противопоставлены ЛО и БО. Так, в отношении типа наказания за нарушение запретов: когда мы сталкиваемся с описанием конкретных случаев пастушеской практики или общими рассуждениями о характере пастьбы с отпуском (без противопоставления), различия между ЛО и БО отсутствуют. Так, П.С.Ефименко приводит быличку о том, как старый пастух перед смертью передал свое знание более молодому, запретив ходить за стадом в лес. Когда тот спьяну нарушил запрет, он увидал лешачиху, пасущую коров, после чего виновнику пришлось работать самому [4] . Это следует понимать как прекращение действия отпуска. Пастух избегает телесного наказания за нарушение ЛО. Ниже приводится высказывание пастуха, который, по его словам, никогда не брал ЛО: Лесной, если провиниссе, так накажет. Отхлыщет, отлупит ли, помнёт. Например, не надо красных ягод йись, а ты поел, так он или тебя накажет или скотом обидит. Што-ни из двух, одно што-ни сделает (КА; зап. в 1994 г. в с.Тихманьга от пастуха П.М.Нестерова, 1924 г.р.).

Даже при сравнительном описании ЛО и БО отмечается участие хозяина в пастьбе и контроль с его стороны за поведением человека вне зависимости от типа обряда. Нападение хищников на стадо всегда предпринято или санкционировано им: Нельзя з женщиной ему жить, нельзя волос стрикчи, значцит, это вот не делают. А то можот прикрыть. Кто там прикрываёт–то, чёрт ли, леший, прости, Господи. Животную твою. Можот животную прикрыть. [«Прикрыть» – это что?] Так вот… ну и… или волк там схватит, или она потеряеца софсем ли, не знаю. (КА; зап. в 2001 г. в с.Лукино от М.А.Кремленко, 1930 г.р.). Зверь не столько субъект действия, сколько один из возможных его инструментов. Наказание всегда идет со стороны лешего, персонально или посредством хищника, и никогда – со стороны Бога.

Бог наказывает пастуха в момент смерти. Пастушество с отпуском приравнивается традицией к знатью колдуна, понимается как греховное и непременно влекущее наказание в виде долгой и мучительной смерти, если его не передать (сдать). Наказание следует безотносительно к тому, пользовался пастух ЛО или БО.

Нейтрализация оппозиции БО/ЛО наблюдается и при описании способа пастьбы. При прямом противопоставлении подчеркивается, что лесом пасти легче, потому что не надо следить/ходить за скотом, в противоположность БО: Отпуск брали по–разному. Иной берёт, что сам пасёт. А другой отпуск – уж лесной пасёт. А уж ему лесной пасёт […] Тут пастух в лес не ходит. За деревню выгонит коров, протрубит, там, раньше трубки были, три раза протрубит и пошёл домой. Весь день в лес не ходит. Опять на это же место выходит, где скотину обходил, опять три раза протрубит – скотина его вся пригонена (КА; зап. в 1996 г. в д.Данилово от Л.К.Шубниковой, 1930 г.р.). Из цитаты складывается впечатление, что не существует разницы между пастьбой с ним и вообще без отпуска. Однако пастьба без отпуска считалась нежелательной или неприемлемой [5] , а одна из основных функций любого отпуска – освободить пастуха от необходимости ходить в лесу за скотом. В рассказах о БО также отмечается, что пастух не пасет скота: Вот под Каргополем пас. Вот рядом, я все деревни пас. И всё было нормально. Повалюсь спать, дак пока не встану, коровы все лежат. И молока тогда много было […][Что такое отпуск?] Божественные слова. […] Бывает, пасёшь с отпуском – медведь в стаде ходит. Твой хозяин. Ты его видишь, а он никово не трогает, и всё. Волк тут тожо ходит в стаде. На волка. Тожо это всё видишь (КА; зап. в 1997 г. в с.Печниково от пастуха Г.Ф.Казанина, 1937 г.р.).

Итак, мы видим, что при отдельном описании пастьбы ЛО и с БО ни виды запретов, ни степень сложности их соблюдения, ни тип кары за их нарушение и степень ее тяжести, ни затраты труда со стороны пастуха, ни характер взаимоотношений с лешим принципиально не различаются. Существенные различия имеются в произносимых в том и в другом случае текстах и в действиях пастуха при совершении обряда первого выгона.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

При описании принятия ЛО информанты ограничиваются воспроизведением лишь неформализованного диалога пастуха с лешим, не восрпроизводя самих текстов. Атмосфера тайны вокруг них послужила поводом для создания в научной литературе завесы загадочности. Так, Г.П.Дурасов уверяет, что отпуска «„неблагословенные“, или „страшные“, окутаны покровом таинственности» [6] . Другие исследователи отговариваются тем, что о ЛО известно чрезвычайно мало, т.к. они относятся к тайному знанию пастухов, не подлежащему разглашению [7] .

В действительности же дело обстоит не совсем так. Во-первых, малое распространение в научном обороте и трудности фиксации текстов ЛО не могут быть объяснены степенью эзотеричности знания, ибо аналогичные обращения к лешему, произносимые, например, при поиске пропавшего в лесу животного, фиксируются в достаточном количестве. То же касается текстов, в которых к лешему или домовому с просьбой беречь скот обращаются не пастухи, а хозяйки. Поскольку для севернорусской магии первого выгона характерна дублетность действий хозяек и пастуха и даже своеобразная конкуренция между ними [8] , можно предположить, что пастушеские обращения к лешему носили тот же характер, что и со стороны владельцев. Учитывая, что во всех остальных случаях в коммуникации человека с лешим (как и с другими хозяевами) используются приговоры с вполне жесткой структурой, надо думать, что и диалог пастуха с лешим должен строиться по тем же правилам, а не как свободная беседа, что мы обычно имеем в соответствующих описаниях.

Во-вторых, искомые записи все-таки существуют, причем даже весьма старые. В опубликованном В.И.Срезневским олонецком сборнике заговоров XVII в. содержится среди нескольких БО и один ЛО [9] (правда, эти термины ни в рукописи, ни издателем не употребляются). Он подтверждает наши предположения относительно содержания и структуры таких текстов.

В большом разнообразии описаний обрядов ЛО почти нет повторяемости, все такие описания весьма сильно отличаются друг от друга и совпадают лишь в отдельных деталях. Такие описания больше напоминают сюжеты бывальщин, чем изложение реальной обрядовой практики [10] . При ближайшем же рассмотрении, если устранить «беллетристические» детали и вычленить общее из описаний, обряд будет выглядеть существенно проще: следует отнести соответствующие дары в лес, положить их в определенное место (под куст, в муравейник, под пень и т.п.) и произнести приговор.

Изложенное наводит на мысль, что мы имеем дело не столько с объективно существовавшим ритуалом, сколько с фантомом, порожденным особой формой репрезентации тайного знания, когда под воздействием общего восприятия пастуха как знающего и не без участия самих пастухов, стремящихся поддержать собственное положение в глазах «клиентуры» на должном уровне (особенно если учесть, что, по распространенной во славянском мире традиции, в пастухи шли люди ущербные в физическом или социальном плане [11] , а статус пастуха в глазах общины был чрезвычайно низок). В результате обряд, не сильно отличающийся по структуре, содержанию, сложности и опасности от поисков пропавшего в лесу человека или животного, тела утопленника в воде, вызывания дворового и др., стал и в народной, и в научной традиции восприниматься как специфический ритуал, покрытый флером таинственности.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

ЛО как самостоятельного обряда могло вполне не быть вообще. Не исключено, что это лишь компонент ритуального цикла первого выгона. Примером такого же фантома могут служить рассказы о чернокнижниках. Верование в наличие и практикуемость ритуала может быть не свидетельством его объективного существования, а лишь маркером восприятия того или иного персонажа в культурной традиции.

• [1] См.: Ефименко П.С. Договор найма пастухов. СПб., 1878; Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. М., 1877–1878. Т.1–2; Ребров В. Молитва скоту // Олонецкий сборник: Материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. Петрозаводск, 1886. Вып.2, отд.1. С.49–54; Георгиевский М.Д. Из народной жизни // Олонецкие губернские ведомости. 1890. 3 окт., №76; Дурасов Г.П. Обряды, связанные с обиходом скота в сельской общине Каргополья в XIX – начале ХХ в. // Русские: семейный и общественный быт. М., 1989. С.265–282; Бобров А.Г., Финченко А.Е. Рукописный отпуск в пастушеской обрядности Русского Севера (конец XVIII–XIX в.) // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986. С.135–164; Щепанская Т.Б. «Знание» пастуха в связи с его статусом // Там же. С.165–172 и др.
• [2] Имеются в виду указания пастуху, содержащиеся обычно в письменных отпусках после собственно заговора.
• [3] Мороз А.Б. Севернорусские пастушеские отпуска и магия первого выгона скота у славян // Восточнославянский этнолингвистический сборник. М., 2001. С.240–243.
• [4] Ефименко П.С. Демонология жителей Архангельской губернии // Памятная книжка Архангельской губернии на 1864 год. Архангельск, 1864. С.52–53.
• [5] Щепанская Т.Б. «Знание» пастуха… С. 166; Каменев А.А. Два условия в договоре найма пастуха в Кемском уезде Архангельской губернии // Живая старина. 1913. №1/2. С.183; Ефименко П.С. Договор найма пастухов. С.18–19.
• [6] Дурасов Г.П. Обряды связанные с обиходом скота… С.276.
• [7] Харузин Н. Из материалов, собранных среди крестьян Пудожского уезда Олонецкой губ. // Олонецкий сборник: материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. Петрозаводск, 1894. Вып.3. С.315–316; Криничная Н.А. Леший и пастух (по материалам северно–русских мифологических рассказов, поверий, обрядов) // Обряды и верования народов Карелии. Человек и его жизненный цикл. Петрозаводск, 1994. С.157.
• [8] Мороз А.Б. Севернорусские пастушеские отпуска… С.247–249; Мороз А.Б. Пастушеская обрядность в восприятии пастуха и крестьянской общины (в печати).
• [9] Срезневский В.И. Описание рукописей, собранных для Императорской Академии наук в Олонецком крае. СПб., 1913. С.496–497, №58.
• [10] Такой текст приводит, например, В.Н.Перетц: Деревня Будагоща и ее предания // Живая старина. 1894. №1. С.7.
• [11] Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии // Известия Общества любителей ест естествознания, антропологии и этнографии. М., 1877. Т.30, ч.1. С.107; Иваницкий Н.А. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Известия Общества любителей ест естествознания, антропологии и этнографии. М., 1890. Т.69, вып.1. С.38; Калинин И. Обязательства по обычаям крестьян Онежского уезда Архангельской губернии // Живая старина. 1913. №3/4. С.255 и др.