Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Одной из интереснейших, но малоизученных станиц в истории Заонежья является старообрядчество. Длительное время приверженность «древлему православию» определяла образ жизни не одного поколения местных жителей. Определение масштабов распространения этого явления, его состава, эволюционных особенностей и персоналий лидеров представляется наиболее значимыми факторами в характеристике местного староверия. Выбор временных рамок первой половины XIX в. объясним чрезвычайной важностью этого периода в истории старообрядчества. Именно тогда власти пытались выяснить истинные масштабы распространения староверия в стране, определяя приоритеты собственной антистарообрядческой политики. Нельзя не учитывать и еще одного важного обстоятельства — наличия соответствующей исследованию базы источников. Основу их составляют документы епархиального и гражданского ведомств, хранящиеся в фондах Национального архива Республики Карелия.

Первые статистические данные о масштабе распространения староверия на территории Заонежья достаточно скудны. Долгое время как на общероссийском, так и на местном уровнях «счислению» подлежали лишь «записные» старообрядцы, то есть потомки тех, кто некогда платил «двойной оклад». К началу XIX в. на территории всего Петрозаводского уезда их оказалось 202 человека [1] . Однако, за всей скупостью официальных цифр просматриваются истинные масштабы этого явления. Так, например, в Шуньгском приходе, где было всего 67 «записных» старообрядца, зафиксировано огромное число лиц, «не радеющих о христианском долге». На 4744 жителя данной местности таковых оказалось 3886 человек, то есть 81,9% [2] . Подобная картина была типична и для заонежских приходов Петрозаводского уезда.

По мере развития качества и уровня отечественной статистики данные оказывались более объективными. К 1821 г. на территории Заонежья было зафиксировано уже не менее 840 старообрядцев [3] , причем треть из них проживала в Толвуйском приходе. Через десять лет власти констатировали «прочные позиции» заонежского староверия и рост численности его последователей до 952 человек [4] . Статистические данные более позднего времени назовут эту категорию старообрядцев «явными», то есть теми, кто не скрывал своей принадлежности к «древлему православию» ни перед духовными, ни перед светскими официальными властями. К началу 50–х годов XIX века официальная статистика прибавит к данной группе еще две категории лиц, исповедовавших «древлее православие», – «тайные» и «колеблющиеся». Как в Заонежье, так и по всей губернии их оказалось достаточно много. Сведения, собранные «по секрету» чиновниками Министерства внутренних дел, повествуют, что из всех 4685 жителей Шуньгского прихода оказались «явными» старообрядцами 30 человек (0,6%), «тайными» — 1043 человек (22,3%), а 3610 местных жителя (77%) «склонными к расколу» и «колеблющимися» [5] . Оказался «в сильной степени заражен расколом» и Вырозерский приход, где из всех 882 обитателей «исполнили христианский долг» лишь 58 человек, преимущественно дети [6] .

В этой связи представляется интересным выявление географической локализации старообрядцев Заонежья. Их расселение было достаточно компактным, чему, с одной стороны способствовала ландшафтно–географическая специфика региона, а с другой стороны лучшая возможность выживания в условиях преследований со стороны властей. На протяжении всего исследуемого периода наличие старообрядцев было отмечено во всех заонежских приходах, но в каждом из них были целые старообрядческие деревни:

• Кижский приход: Кургеницы, Корба, Лахта, Волкостров, Барщиньево, Чекиха.
• Яндомозерский приход: Потаповщина, Борецкая, Логиновская, Марковщина, Паньково.
• Великогубский приход: Верховье, Вигово, Вегорукса, Мижостров, Грязная сельга.
• Сенногубский приход: Клементьевская, Леликово, Гарница, Конда, Ясельская.
• Толвуйский приход: Плаксино, Тявзия, Долгие Нивы, Зарецкая, Борская, Гавриловская.
• Вырозерский приход: Демеховская, Софроновская, Житницкая, Игумновская, Вырозеро, Раньково.
• Кузарандский приход: Угольская, Тарутино, Трошевская, Афонино, Юсова Гора.
• Фоймогубский приход: Кярзино, Фоймогуба, Мустовская, Северная, Харлово, Тучково, Щелейки.
• Космозерский приход: Денисова Гора, Тереховская
• Шуньгский приход: Тугариново, Драгуново, Драницино, Шуньга, Одинцово, Шабалино.

Интересно, что из этих мест компактного проживания старообрядцев Заонежья преимущественно формировалось значительное число обитателей Выговской старообрядческой обители. Длительное время существовавшая практика приема на воспитание детей из старообрядческих семей была поставлена под жесткий контроль архиепископом Игнатием (1828–1842 гг.). Однако, еще к 1837 г. среди проживавших на Выге «крестьянских детей» находились 47 заонежских девочек. Более половины из них были уроженками Толвуйского прихода (27 чел.), треть – из Кузарандского и Фоймогубского приходов (16 чел.), остальные – из деревень Типиницкого и Вырозерского приходов [7] . Многие из них на Выг впоследствии «перечислялись по ревизиям» [8] , иные же «проживая с малолетства в Даниловском раскольничьем монастыре, присылались раскольниками домой и действовали там в духе раскола» [9] . Окончательная ликвидация Выга, последовавшая в начале 50–х годов, сопровождалась массовыми выселениями ее обитателей к местам их «действительной приписки». Это неизбежно должно было затронуть и заонежских старообрядцев. Так, осенью 1854 г. из 57 высланных из Данилово и Лекса старообрядцев 41 человек (72%) составляли староверы Заонежья. Это были «монастырки» преимущественно из Шуньгского (9 чел.), Толвуйского (7 чел.) и Вырозерского (6 чел.) приходов [10] . Через некоторое время из обители были высланы еще 52 человека, 39 из которых (75%) составили опять же заонежские старообрядцы [11] . После этого погрома в киновии «остались на жительство 259 человек» [12] .

Примечательно, что именно заонежским старообрядцам принадлежит огромная роль в попытке возрождения Выговской старообрядческой обители, предпринятая сразу же после смерти императора Николая I. В этом процессе значительное место заняли несколько факторов. Преобладающее значение имели капиталы местных старообрядцев, а также их широкие корпоративные и конфессиональные связи с иными старообрядческими центрами. Известно, что «торговая и промышленная деятельность составляли жизнь Заонежья» [13] . Большую известность имели заонежские столяры и плотники. Именно заонежскими старообрядцами в Петербурге были организованы целые «столярные артели», главную рабочую силу в которых составляли заонежские крестьяне [14] . Особую известность в этой связи имели предприятия Ф.И.Лапина (уроженца Яндомозерского прихода), Я.С.Коневалова (уроженца Сенногубского прихода) и его землячки А.Т.Копычевой. Этих людей власти считали «главной опорой заонежского раскола» [15] . Интенсивная торговля хлебом, рыбой и лесом, в чем особенно преуспели богатые заонежские старообрядцы П.Д.Захарьев и семья Горевых, привела к тому, что «богатые раскольники Заонежья состояли даже в родстве с купечеством Санкт–Петербурга и других его торговых сословий» [16] . Именно богатым толвуйским крестьянином–старообрядцем А.И.Горевым в 1857 г. было пожертвовано для выговских обитателей 360 «кулей хлеба», доставленных в обитель старообрядцем А.Тукачевым [17] . Чуть позже староверами Заонежья для Выга был собран и овес [18] .

Отчеты приходского священства епархиальному начальству свидетельствуют, что первыми вернулись на Выг опять таки старообрядцы Заонежья. Так, священник И.Ребольский в отчете архиепископу Аркадию 20 июня 1859 г. сообщал, что «в Петров пост из Толвуйского и Шуньгского погостов значительно переходило раскольников и раскольниц в Данилово и Лекса» [19] , в том числе старообрядцы Горевы. Некоторые из старообрядцев Заонежья возвращались в обитель даже с детьми, в результате чего «половинное количество их опять возвратилось и проживает доныне там же постоянно» [20] . Священник И.Румянцев в отчете от 13 июня1858 г. отмечал, что обитель активно посещали не только старообрядцы, но «с ними смежноговорящие православные Толвуи, Шуньги, Вырозера и окрестных селений» [21] .

Оставшиеся на местах приписки «монастырки» представляли, по мнению властей, не меньшую угрозу официальному православию, ибо «сделались настоящими пропагандистками раскола, служили молебны и панихиды, стояли псалтыри, принимали прихожан на исповедь» [22] . Действительно, крепость позиций староверия Заонежья в немалой степени определялась авторитетом старообрядческого наставничества. До начала 50–х годов XIX века сведения о наставниках в среде заонежских старообрядцев достаточно скудны. Во многом это обстоятельство объяснялось тем фактором, что сами приходские священники находились в экономической зависимости от этих, как правило, состоятельных старообрядцев. В результате, как например, в случае с толвуйским священником Баженовым, «крайняя нужда в содержании семейства вынуждала часто прибегать к ним за необходимыми потребностями для жизни, заставляя умалчивать о заблуждениях» [23] . Удалось выяснить, что в старообрядческой среде Олонецкой губернии губернии в это время было не менее 165 наставника [24] . Из них на долю мужчин приходилось 125 человек, женщин – 40. Из всех наставников 126 человек принадлежали к умеренному даниловскому согласию, остальные – к радикальным (30 – к филипповскому, 4 – федосеевскому, 5 – аристовскому). Сравним эти данные с численностью, составом и географической локализацией старообрядческого наставничества на территории Заонежья, введя в оборот деление по возрастам и внутриконфессиональной специфике. Полученные характеристики представим в виде таблицы «Старообрядческие наставники Заонежья в середине XIX века».

Как видно из таблицы, в старообрядческой среде Заонежья насчитывалось 36 наставников, то есть каждый пятый старообрядческий лидер Олонецкого края проживал именно в Заонежье. География их расселения отражала типичную для данного региона картину мест компактного проживания старообрядцев. Треть наставников приходилась на старообрядческие деревни Толвуйского прихода. Если в общегубернской картине наставничества явно доминировали лица мужского пола (75,8%), то среди заонежских наставников было достаточно много и женщин. В большинстве своем они получили воспитание и навык учительства в Выговской обители. Особенно активна в этой связи была деятельность вырозерских (М.Фокина, Д.Ерофеева), толвуйских (Ф.Мартынова, Т.Богданова, М.Тимофеева) и великогубских (С.Бахвалова, А.Коневалова) наставниц.

Примечательно, что внутриконфессиональный состав женского наставничества моноконфессионален. Все они принадлежали к умеренному даниловскому согласию. Заонежские даниловцы активно контактировали с петербургскими «покровителями» — купцами Галашевской, Пиккиевым, Скрябиной, Кокоревой. Внутриконфессиональный состав мужчин–наставников достаточно пестр. Помимо традиционного для Заонежья даниловского согласия, именно среди них были представители наиболее радикальных согласий. И хотя в общей массе их было немного, но будучи по мнению властей, «наиболее вредными сектами», они отличались бескомпромиссностью своих взглядов, широкими корпоративными и внутриконфессиональными связями. Так среди заонежских филипповцев особую известность имели сенногубские наставники – А.Горожанкин, Я.Минин и Л.Титов, которые «часто отлучались в Петербург, где имели независимые свидания со лжеучителями раскольничьими, от чего весьма упорны к обращению в православие» [25] . Весьма примечательно и федосеевское наставничество Заонежья, представленное крестьянином деревни Пегрила Великогубского прихода А.Федоровым. Заонежские федосеевцы Великогубского и Сенногубского приходов имели давние и прочные связи со старообрядческими столярными артелями федосеевцев в Петербурге, с купцом Ф.Косцовым и его моленной у Апраксина двора.

В 40–е годы XIX века в Заонежье «ворвалась аристовщина» [26] , появившаяся в старообрядческой среде Петербурга и, по мнению властей, «особенно вредная секта по фанатичности» [27] . Первым последователем аристовцев в Олонецком крае был шуньгский крестьянин И.Мянда. Представители данного согласия присутствовали в Толвуйском (деревня Тявзия) и Вырозерском (деревня Демеховская) приходах. Их моленная в деревне Северная была ликвидирована в 1850 г., наставник Г.Дементьев подвергся преследованиям властей. Тем не менее среди заонежских аристовцев вскоре появились новые лидеры – это демеховские крестьяне Е.Иванов и Е.Юрьев [28] . Интересен возрастной состав заонежских наставников. Можно наблюдать традиционное для наставничества небольшое число лиц молодого возраста, представленное в основном девушками – «монастырками». Однако, нельзя признать и отсутствие явного доминирования лиц пожилого возраста. Основное число наставников все же имело от 50 до 59 лет. Таким образом, выбор руководителей старообрядческих общин Заонежья определялся не только возрастным фактором, но и принципами «всеобщего авторитета», благочестивости жизни, хозяйственной состоятельности, богослужебной грамотности. Высоким уровнем грамотности отличалось большинство заонежских старообрядцев, в среде которых «между раскольниками грамотность в значительном развитии по причине благосостояния и богатства крестьян, особенно в Заонежье» [29] .

Год смерти императора Николая I ознаменовал собой конец крупнейшего в нашей стране периода антистарообрядческих гонений. Несмотря на уничтожение старообрядческих центров, закрытие молелен, репрессии против старообрядческих лидеров, исповедовать «древлее православие» в губернии продолжали не менее 12012 старообрядцев [30] . Каждый пятый из них был жителем Петрозаводского уезда. В одном только Толвуйском приходе статистика выявила наличие 950 старообрядцев [31] . Жители Вырозерского прихода, как свидетельствовало духовенство, «почитаемые православными, более сочувствуют расколу, чем православию» [32] и «постоянно соприкасаются с высланными из Данилово и Лекса» [33] . И духовные, и светские власти все больше приходили к выводу, что «искоренению раскола» должны более способствовать «безукоризненная жизнь местного священства, назидательные богослужения, пастырские собеседования, строительство новых церквей и народные училища» [34] . Отражение этих мер на эволюции численности, состава и локализации заонежского старообрядчества продемонстрирует история местного староверия во второй половине XIX века.

Таким образом, история заонежского старообрядчества, при всех его ландшафтно–географических, этнокультурных, социально–демографических особенностях, представляет собой яркую иллюстрацию общероссийской истории староверия. Исследование старообрядчества Заонежья помогает нам лучше понять самих себя и свое прошлое, ибо реконструирует малоизученную сущность явления, ставшего реальностью в судьбах наших предков.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Национальный архив Республики Карелия, ф.25, оп.21, д.29/80, л.1–739 (далее: НАРК).
• [2] Там же, л.557–739.
• [3] Там же, ф.1, оп.36, д.18/1, л.1–512.
• [4] Там же, ф.25, оп.20, д.79/917, л.1–267.
• [5] Там же, ф.1, оп.10, д.12/90, л.1–54.
• [6] Там же, ф.25, оп.8, д.17/18, л.2–2об.
• [7] Там же, ф.1, оп.46, д.6/136, л.1–44.
• [8] Там же, ф.25, оп.16, д.63/22, л.9.
• [9] Там же, ф.25, оп.19, д.24/349, л.32об.
• [10] Там же, ф.1, оп.46, д.20/494, л.68–74.
• [11] Там же, оп.48, д.2/10, л.96–98.
• [12] Там же.
• [13] Там же, ф.25, оп.16, д.63/22, л.5.
• [14] Там же. л.7.
• [15] Там же. л.8.
• [16] Там же. л.6.
• [17] Там же, ф.1, оп.36, д.86/17, л.9а об.
• [18] Там же. л.197об.
• [19] Там же. л.3а.
• [20] Там же. л.4а об.
• [21] Там же. л.10а об.
• [22] Там же, ф.25, оп.8, д.17/18, л.3.
• [23] Там же, ф.25, оп.2, д.3/57, л.5 об.
• [24] Сводные данные источников: НАРК, ф.1, оп.10, д.12/89, л.140–142; д.12/90, л.1–78, д.12/91, Лл.1–8; д.12/92, л.1–24; д.12/93, л.1–49; оп.55, д.3/21, л.35–144; оп.36, д.18/1, л.1–26; д.86/17, л.32об.; ф.25, оп.2, д.2/33, л.1–180об.; оп.8, д.2/3, л.1–244; д.2/11; оп.15, д.48/1073, л.1–46; оп.16, д.62/174, л.144об.; оп.19, д.25/353, л.1–47; оп.20, д.83/960, л.330об.–337.
• [25] НА РК. Ф.25. Оп.2. Д.3/54. Л.5.
• [26] НАРК. Ф.25, оп.20, д.83/960, л.151.
• [27] Там же, оп.16, д.63/22, л.18об.
• [28] Там же, оп.8, д.17/18, л.3; оп.20, д.83/960, л.348.
• [29] Там же, оп.16, д.63/22, л.12об.
• [30] Там же, ф.1, оп.46, д.28/775, л.1–78.
• [31] Там же.
• [32] Там же, ф.25, оп.8, д.17/18, л.3.
• [33] Там же, оп.20, д.83/960, л.151.
• [34] Там же, оп.8, д.17/18, л.4 об.–5.