Метки текста:

Мифология Ремизов Русский Север Рябининские чтения

Тырышкина Е.В. (г.Новосибирск)
Мифология "Русского Севера" в раннем творчестве А.М.Ремизова Vkontakte@kizhi

Мифологизация А.М.Ремизовым Русского Севера обусловлена идеализацией допетровской Руси. Русский Север — это локус «потерянного рая». Этот локус никогда не наделен конкретными чертами, а связан с чудесным прошлым или тем будущим, куда так стремятся герои в своих мечтах.

В «Крестовых сестрах» современность предстает кощунственным искажением прошлого, а само прошлое в снах Адонии Ивойловны Журавлевой — поморки, окрашено в идиллические тона: «Ей снится ее родина, родные реки — Онега–река, Двина–река, Пинега–река, Мезень–река, Печора–река, и тяжелая парча старорусских нарядов, белый жемчуг и розовый лапландский, киты, тюлени, лопари, самоеды, сказки и старины, долгие зимние ночи и полунощное солнце, Соловки и хороводы» [1] .

В цикле сказок «К морю–океану» путешествие Алалея и Лейлы к Студеному морю представляет собой в иносказательной форме путь к обретению истинной веры. «Святые места» — это места северно–русские, в «Рождестве Христовом» (цикл «Отреченные повести») со Студеного моря приходят волхвы(!). А.М.Ремизов в духе народной традиции русифицирует библейский сюжет.

Общеизвестно, что Русский Север — место поселения первой волны староообрядцев и указания на культуру раскола становятся прямыми или косвенными отсылками к мифу о «потерянном рае». Писатель обращается к ряду апокрифических памятников, популярных в старообрядческой среде. В романе «Пруд» детские моления братьев Огорелышевых и пение стиха об «Иосафе–царевиче индейском» противопоставляются «игре в большие священники», пародирующей официальную церковь. Незамутненный образ «мати–пустыни», где «овца ляжет около тигра», станет для Александра Огорелышева светлым воспоминанием ранней юности. В «Пруде» образ «потерянного рая» является сплавом традиционных образов: «пустыни» и Китеж–града.

В сборнике «Весеннее порошье» обращение к памятнику старообрядчества становится очевидным из авторских комментариев: слово «порошье» взято им из «Жития инока Епифания». Напомним, что Епифаний был сподвижником Аввакума и овеян таким ореолом святости, что повествование о кончине инока заканчивается тем, что он не сгорел, подобно собратьям, а вознесся.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Однако отсылка к «Житию…» в данном случае связана не с возвышенными и сакральными ценностями, а, скорее, со специфическим чувством юмора А.М.Ремизова; в примечаниях он объясняет происхождение названия своего сборника: слово «порошье» появляется в самом «пикантном» фрагменте «Жития…», привлекающем внимание Ремизова: «Что же по сих, невозможе бо диявол пакости cотворити ми, келий моей сожещи, он же злодей инако покусися: насадил бо ми в келью червей множество много, глаголемых мравии…. И начаше у мене те черви мураши тайныя уды ясти зело горько и больно до слез….И аз гнездо их кошницею носил в воду, а они болши тово наносят всяково порошья туды» [2] .

В этом сборнике образ потерянного рая также воплощается в уже привычном варианте — в авторской версии духовного стиха «Прекрасная пустыня» [3] . Пустынное житие было для безымянного героя «милостью и правдой», но он вынужден с ним расстаться («теперь ты огню предаешься, […] ты горишь в которую страну посылаешь?»). Герой изгнан самой жизнью из тихой обители и идет в мир, чтобы стать пророком: “[…] буду о тебе рассказывать, о твоей правде и милости и защите. […] будут бить меня больно, все претерплю ради правды твоей, прекрасная пустыня, любимая моя мати. […] И уйду за тобой с легким сердцем […] в жизнь вековую […] [4] . На основе одного из вариантов духовного стиха Ремизов создает свою версию: только из «пустыни» могут появиться пророки, но они обречены.

В «Крестовых сестрах» символом гибнущей традиционной культуры является Вера Кликачева, олицетворяющая «Святую Русь», которой суждено умереть на костре (намек на самосожжения раскольников). Песенный репертуар Кликачевой представляет особый интерес. Его анализ показал, что А.М.Ремизов включил туда былину о «Встрече и поездке Ильи Муромца со Святогором» [5] . Эта героиня поет оригинальную «старину», в которой Богородица плачет над всею Русью–Святорусской и заходит в Неву–реку. «Старина» Кликачевой является осовремененной контаминацией сюжетных линий былин «Батыга и Василий Игнатьевич» и «Туры» [6] .

Этими примерами, конечно, не исчерпывается маркирование культуры Русского Севера как особой — истинной — системы ценностей, но и они уже позволяют говорить об определенной авторской концепции. В. Розанов в «Психологии русского раскола» писал о «вечных усилиях найти древнее, правильное, целостное христианство» [7] . А.М.Ремизов пытался осуществить ту же идею, только своими средствами, и создал свою концепцию «Святой Руси», где миф о Русском Севере является ее составляющей. Образ «Святой Руси» в творчестве Ремизова — это не только строгий скит в «пустыне», но и игры скоморохов, верования «народного христианства» (сочетание языческих и христианских элементов наблюдается нередко в одном и том же тексте — например, «Страсти Христовы») [8] . Писатель создает свой собственный образ истинно русского, выдерживая только один принцип – «что старо, то свято» (принадлежащий, кстати, старообрядцам, в чем и заключается своеобразный парадокс художественного мышления А.М.Ремизова).

// Рябининские чтения – 2003
Редколлегия: Т.Г.Иванова (отв. ред.) и др.
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2003.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф