Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Изучая самоуправление традиционной крестьянской общины, каждый исследователь неизбежно сталкивается с яркими примерами проявления правовой культуры в ее жизнедеятельности. Правовая культура крестьянства имела под собой твердые основания. Во-первых, традиционное крестьянское самоуправление базировалось на обычном праве – своде неписаных правовых норм (обычаев), которыми во взаимоотношениях между собой руководствовались как отдельные общинники, так и целые общины. Во-вторых, правовыми, то есть основанными на законе, являлись их взаимоотношения с государством. Между тем в отечественной историографии данный аспект истории крестьянства в Средние века и начале Нового времени отдельно не изучался [1] . Рассмотрим проблемный вопрос о правовой культуре российского крестьянства, основываясь на обильном материале истории Карелии конца XV – начала XVII вв. При этом более всего нас будут занимать сюжеты, связанные с государственным фиском и системой землевладения, в которых данный вопрос проявлялся наиболее выпукло.

Приступая к освещению избранных сюжетов, следует напомнить, что главные рычаги сложной системы фиска находились у монарха. Сама эта система исповедовала основной принцип, четко выраженный в «наказах» конца XVI – начала XVII вв. приказчикам дворцовых Заонежских погостов: »как бы государевой казне было прибыльней» [2] . Конечно, феодальная рента собиралась старостами боярщин и в новгородское время, а сбор налогов входил в компетенцию волостных старост Карелии уже в первой половине XVI в. Так, в 1548 г. староста черносошной Шальской волости («шальский десяцкий») взял у стоявшего на ее земле Спасского монастыря подати государству и волостелин корм, а в феврале 1553 г. (до начала проведения общегосударственной реформы фиска) староста и крестьяне черносошной Сумской волости заплатили за провоз в Новгород всех собранных в волости налогов специально нанятым для этого людям [3] . В обоих случаях обратим внимание на строго юридическое оформление действий местного самоуправления: и шальский десяцкий, и староста сумлян дали расписки – заверенные документы, подтверждающие данные акты.

Единая налоговая система для всей страны создавалась только с рубежа 1553/54 г. В Новгородском уезде, в том числе в Карелии, ее контролировали влиятельные дьяки Великого Новгорода, а на самом низовом уровне сбор налогов был поручен избранным населением »данным старостам», т.е. крестьянскому и посадскому самоуправлению. По существу, с 1553/54 г. самоуправление повсеместно включалось государством в единую фискальную систему [4] . Соответственно, оно должно было исполнять ее юридические нормы.

Реформа фиска проводилась повсеместно в Карелии, и не только на территории Новгородского уезда. В Лопских погостах уезда, в том числе в их Кемской и Шуерецкой волостях, местные старосты сами собирали налоги и везли их в Новгород. Но такая же система фиска была характерна и для Корельского уезда. В 1560-х гг. крестьянские «выборные головы» собирали местные налоги и пошлины в Керети и Ковде, территориально принадлежавшие Двинской земле (уезду); они отвозили налоги прямо в Москву, в приказ Большого Прихода [5] .

1570-е гг. принесли существенные изменения. Отлаженная фискальная система Беломорья в связи с варзужским конфликтом и опалой на митрополита Филиппа в 1568 г. испытала на себе пристальный контроль со стороны местной государственной администрации, действовавшей по царским указам. После «Басаргина правежа» в Керети и Ковде фискальные сборы оказались уже в руках «государева данщика». Лишь с организацией в 1582 г. Кольского уезда, в который вошли Кереть и Кода, налогами здесь вновь стали ведать местные выборные «верные» и «судные» целовальники и «таможенные головы» [6] . Таким образом, несмотря на опричные репрессии грозного царя, фискальные полномочия крестьянского самоуправления устояли. И не случайно.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Источники XVI–XVII вв. зачастую именовали волостные власти «лучшими людьми», «крестьянами лучшими». Высокий для жителей статус выборных старост произрастал и подкреплялся собственным материальным благополучием. Так, староста г.Корелы в 1568 г. Илья Васильевич Бакланов являлся хозяином одного из самых обширных городских дворов и двух торговых амбаров, он был совладельцем богатых рыбных угодий; живший с ним брат – церковный дьячок – также имел амбар. Достаток избираемых в волостях старост отметила и Писцовая книга Обонежской пятины 1563 г.: в одних Заонежских погостах (Мегорском, Веницком) местные старосты обладали наибольшими сельхозугодьями, – по сравнению со среднестатистическими показаниями на одного тяглеца их боярщин, – а в других (Кижском, Пудожском, Шальском, Вытегорском) являлись совладельцами обширных рыбных промыслов или хозяевами торговых соляных и рыбных амбаров [7] . Но исполнение старостами и целовальниками своих обязанностей официально никем не оплачивалось. Учитывая данные обстоятельства, центральное правительство в своих Уставных грамотах на места специально запрещало выборным властям «корыствоваться», т.е. использовать свое положение в целях обогащения [8] .

Последнее требование звучит рефреном и в «наказах» – инструкциях приказчикам дворцовых Заонежских погостов [9] . Этот дворцовый округ был учрежден в 1584/85 г. на базе черносошно–оброчных и дворцовых земель Заонежских погостов. В жизнь данную важнейшую административную реформу на землях Карелии воплотили государевы писцы Леонтий Аксаков и Афанасий Жеребятичев. Переписав погосты, Л.Аксаков и А.Жеребятичев организовали сам округ, и ввели в нем по царскому указу новую податную систему. Они заменили обежный оклад вытным, а налоги деньгами – хлебным. Но последнее не удалось, и с 1585/86 г. налоги вновь собирались деньгами, но теперь уже по новому дворцовому письму [10] . Размеры же налогов для каждой из единиц фиска рассчитывались и оформлялись потом новгородскими дьяками в Платежных книгах. В свою очередь, на их основе создавались Приходные книги погостов, подлинники которых хранились в каждом из погостов у старост [11] .

Разберемся теперь подробнее во взаимоотношениях дворцового приказчика, самоуправления и уездных властей Новгорода в свете избранной нами темы. В этом нам помогут два первостепенных по ценности источника – наказы приказчику. Первая из инструкций сохранилась фрагментарно и относится к царствованию Бориса Годунова (1598–1605 гг.), а вторая – полностью, но составлялась она уже в Новгороде, при власти там шведов (22 ноября 1612 г.). Новгородский наказ дословно, кроме титула царя, повторял соответствующее место в «годуновском» фрагменте и требовал от дворцового управленца действовать «по–прежнему» [12] . Сличение двух наказов убеждают нас в том, что порядок администрирования дворцовыми погостами в целом сложился и действовал в неизменном виде и последние 15 лет XVI в., и в первое десятилетие XVII в.

Приказчик претворял здесь жесткую систему государственного управления на местном уровне. Под угрозой судебного преследования, огромных штрафов и опалы ему запрещалось использовать служебное положение в корыстных целях, причиняя тем ущерб жителям и государству. Поэтому его власть осуществлялась публично и «под запись». Важнейшими для приказчика являлись тесно связанные друг с другом области фиска и землепользования.

Не самолично, а только с помощью волостных старост и целовальников он собирал в своем округе все без исключения налоги, а основные из них самолично отвозил дьякам в Новгород. В его первейшие обязанности входила и защита от каких–либо посягательств полноценного крестьянского хозяйства как объекта устойчивого налогообложения. Приказчик также инвентаризовал весь земельный фонд с целью извлечения из него максимального дохода. Последнее достигалось в том числе отдачей на льготных условиях желающим пустовавших пашен и сенокосов и запретом их тайной безоброчной обработки; пресекался и наем дворцовыми крестьянами не дворцовой пашни на стороне, если своя пашня не обрабатывалась, тем самым уходя от налогов. Приказчик в интересах фиска заботился о создании новых хозяйств и возобновлении старых, привлекая на свободные земли вольных людей, детей и племянников местных крестьян и проводя сыск, следствие и возврат в свои поселения беглецов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Точно такими же фискальными и земельными вопросами на уровне каждого из погостов ведало самоуправление. Но приказчик осуществлял жесткий надзор за его деятельностью. При этом все без исключения акты администрирования исполнялись приказчиком совместно с избранными на местах должностными лицами. Так, старосты и целовальники имели важные и широкие права: собирали у себя в погостах налоги по подлинным, хранившимся у них платежным книгам и отвозили, вместе с приказчиком, эти подати в Новгород; совершали, наряду с приказчиком, все отведенные в сферу его компетенции публично–правовые действия в важнейшей области землевладения, в том числе – привлекали новых тяглецов. Они участвовать в суде дворцового администратора, хотя и не имели права выносить собственные приговоры, остававшееся за приказчиком. В неподсудных ему делах по тяжким уголовным преступлениям вместе со старостами приказчик проводил лишь следствие и поимку подозреваемых и отправлял их затем на суд в Новгород. Старосты и приказчик осуществляли полицейские функции дознания и ареста подозреваемых и сыска сбежавших или сведенных »на сторону» крестьян. Приказчик и старосты боролись с нарушителями казенной винной монополии, штрафуя и арестовывая подпольных винокурцев, держателей кабаков и пьющих в них людей.

Данные административные, фискально–землеустроительные и судебно–следственные действия всегда осуществлялись публично и протоколировались выбранными в каждом погосте земскими дьячками, с обязательным свидетельствованием подписями местных священников, причтом и волощанами, – «чтобы между лутчими и молодшими людьми вперед спору не было». Составленную документацию старосты отвозили на просмотр приказчику и дьякам Новгорода.

Из множества фиксировавшихся на бумаге актов самоуправления особняком стояли «выборные и излюбленные списки»– протоколы выдвижения и выборов кандидатов на все должности крестьянского самоуправления, заверенные участниками голосования. По «спискам» приказчик и дьяки определяли законность довольно демократичной процедуры избрания, а именно: участие в выборах всех крестьян, независимо от их достатка; соблюдение принципа ежегодной сменяемости избранных и их хорошая репутация (запрещалось выбирать «ябедников и воров»– уличенных в лжесвидетельстве и бывших преступников); отсутствие «сговора», т.е. обструкции выдвигаемых кандидатур. Избранных таким образом и утвержденных новгородскими дьяками старост и целовальников приказчик публично в их погостах приводил к должностной присяге.

Присяга налагала на волостные власти самоуправления ответственные обязанности «быть с приказчиком во всех государевых и земских делах», т.е. под надзором администратора принимать активное участие во всей обширной и разносторонней работе по управлению дворцовым Заонежьем. Так волостное самоуправление прочно связывалось с централизованной системой местного управления. Это позволяло государственным властям оперативно и расчетливо отвечать на запросы с мест, вмешиваться и разрешать возникавшие конфликты и строго пресекать любые незаконные действия волостных миров и органов, но главное – твердо и последовательно проводить внутреннюю политику центрального правительства на местах.

Итоги анализа наказов дворцовому управленцу убеждают нас в том, что данные инструкции нельзя рассматривать только в узкоутилитарном плане конкретного управления дворцовым округом Заонежских погостов. Перед нами – целостная программа воспитания подавляющего большинства населения Карелии современной на то время правовой культуры. Это – долговременная программа обучения многих поколений крестьян правовым навыкам взаимоотношений с государственной властью, как местной приказной в лице приказчика, так и новгородской, в лице знатного воеводы–боярина или окольничего, т.е. члена российского правительства Государевой Думы, и влиятельных дьяков Великого Новгорода, нередко занимавших в этом правительстве высокие посты.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В свете проделанного анализа наказов нет ничего удивительного в том, что не только в сфере фиска, но и в области землевладения северное крестьянство и его самоуправление показывали впечатляющие примеры устоявшихся юридических навыков и в целом правовой культуры. Как и в случае со сферой фиска, навыки эти вытекали из обычного права и получали мощное развитие в процессе взаимоотношений крестьян с государством [13] .

Проанализируем сведения 260 частноправовых актов сделок на землю, угодья и промыслы в Шуе, Кеми, Керети, Ковде, Умбе и Варзуге за 1484–1584 гг. Сделки совершали как местные жители, так и сторонние частные лица и монастыри [14] . Все акты свидетельствовались подписями местных уважаемых членов общин – «людьми добрыми», а также их старостами и целовальниками. Но между волостями выявилось и существенное различие. Если на шуерецкие, кемские, умбские и варзужские угодья приходится всего 13 из 219 актов, заверенных старостами или целовальниками этих волостей, а оставшиеся 206 сделок свидетельствовались только подписями «людей добрых» (6 и 94%% соответственно), то в Керети и Ковде наблюдается почти противоположная картина: из 41 сделки местные старосты и целовальники заверили 25 или 61% актов.

С нашей точки зрения, причина обнаруженного различия кроется в способах управления данными волостями. Если для первой группы их характерно управление с помощью периодических приездов новгородских или двинских подъячих и сборщиков, то в Керети и Ковде государевы данщики и слободчики жили постоянно. Именно это обстоятельство объективно повышало статус выборных защитников интересов волости перед государством и его не всегда бескорыстными местными агентами управления. В доказательство сошлемся на официальный публично–правовой акт – «Отводную» керетского данщика от 14 октября 1564 г. на пустое дворовое место одному из волощан. Отвод производился по прямому «царскому слову» данщиком и двумя выборными лицами волости, а «отводную», т. е. акт об исполнении царской воли, свидетельствовали (!) тогдашний староста волости Нечай Власьев и 13 волощан «людей добрых» [15] .

Поэтому, когда возникали тяжбы из-за границ волостей и по вопросам владения землей и угодьями, вступал в действие правовой механизм улаживания споров: уполномоченные представители сторон приходили к соглашению, которое закрепляли в письменной форме [16] . Также документировались сделки по аренде общинных земель, угодий и промыслов. В 1565 г. так поступили выгозерцы, чей староста и выборный судья Филипп Андронович Бурак от имени волощан передал право на владение изрядно истощившими свой рыбный запас угодьями в Золотице на реке Выг Соловецкому монастырю, а затем выгозерцы регулярно, под расписку получали от обители положенные к выплате в казну налоги, пока в 1582/83 г. писец А. Плещеев не отвел саму ловлю Соловецкому монастырю в вотчину [17] . Узаконенное государством право распоряжаться de facto своими землями, угодьями и промыслами оставалось за черносошным и дворцовым крестьянством Карелии и в XVII в.

Доказательством тому служат две «данные» 1621–1624 гг. старосты и жителей Пудожского погоста Палеостровскому монастырю на мельничное место на реке Рагнуксе. Тогда дворцовый Пудожский погост переживал последствия «Разорения» 1610-х гг. Многие его земли запустели оттого, что их владельцы или умерли, или сбежали, а оставшимся приходилось выплачивать ранее установленные налоги [18] . Поэтому 9 марта 1621 г. местные староста и целовальник от имени всех пудожан передали тяглое, но запустевшее строение мельницы игумену Палеостровского монастыря, заранее устраняясь от улаживания имущественных споров обители с отсутствовавшими пока владельцами промысла, но обязуясь «оборонять» новых держателей от собственных волощан, могущих их «обижать или с места сживать» [19] . Но вскоре старые владельцы, священник и пономарь, объявились, и в 1624 г. они, уже от своего имени, передали три четверти мельницы монастырю, вероятно, оставив четверть промысла за собою [20] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

А вот пример «от обратного». В 1598 г. крестьянин лопского Селецкого погоста Филипп купил в Лендерах Ребольского погоста пять сенокосных участков, их унаследовал его сын Федор. В 1620-е гг. в русскую Карелию, в том числе в Лендеры, хлынул поток карельских беженцев; лендерцы их приняли, а лендерские староста и крестьяне отобрали сенокосы у Федора, чтобы обеспечить ими беглецов. Они совершили юридически незаконный акт. Тут же Федор подал жалобу царю и в Лендеры приехал подъячий Б.Воломский [21] . Но в целом права на владения землями, угодьями и промыслами соблюдались, а центральное правительство закрепляло сложившуюся ситуацию кадастровым описанием [22] .

Располагая свободой распоряжаться и правом защищать свою собственность, черносошные и дворцовые крестьяне Карелии не раз прибегали к помощи центра – главного для них арбитра не только в местных спорах, но и при несправедливых, с их точки зрения, действиях государственной администрации. При этом крестьянское самоуправление проявляло отличное знание законодательства и умение им воспользоваться. Например, это выпукло проявились при разборе земельного спора дворцовых крестьян Кижского погоста с Клименецким монастырем в конце XVI в. Кратко, история этого конфликта такова.

В 1582/83 г. обитель получила в погосте некоторые земли в вотчину. Производил отвод посыльный воеводской администрации Новгорода с помощью местных старожильцев. А надо сказать, что обязательное участие старожильцев в определении границы – «межи» получило общегосударственное закрепление в Судебнике 1589 г. И в его краткой редакции (ст.17), и в пространной (ст.151) писалось почти одинаково: «А судити о землях сыскивати старожилцы, хто знает межи, или преж сего ту землю пахивал или живал» [23] . Произведя отвод, посыльный уехал, но местные крестьяне во главе со старостой запретили монастырю распахивать один из отведенных участков, расположенный, как они считали, в их общинном лесу. После жалобы игумена царю и ответной царской грамоты, Новгород прислал нового межевальщика, который, однако, так и не смог произвести отвод спорного участка по причине того, что кижане «не встали на межу», т. е. не выехали к спорной границе. Более того, они «не дали знатцев» – старожильцев. Без соблюдения обоих условий отвод земель являлся незаконным. Спор этот тянулся вплоть до 1599 г., пока царь Борис Годунов, по приговору суда высшей инстанции (кижан судили уже бояре), не потребовал своей грамотой произвести наконец размежевания. В этой царской «грамоте с прочетом», т.е. предназначенной для публичного зачитывания перед всеми вовлеченными в конфликт сторонами, скрупулезно записаны не только все юридические обстоятельства судебно–правового характера, но и подробная история длившегося почти два десятилетия земельного спора между монастырем и местной общиной кижских крестьян [24] . Иными словами, царю пришлось публично доказывать перед крестьянами правоту позиции не только обители, но и всех судебных органов, разбиравших тяжбу: и суда воеводы и дьяков Новгорода, и московского суда в приказе – «четверти» дьяка Ивана Нармацкого, и высшего суда Боярской Думы. Весьма примечательно, что боярский приговор, констатировав, что кижане «изоврались вконец», тем не менее, не наложил на них никаких денежных штрафов в пользу государства и монастыря, хотя обитель за эти годы понесла значительные денежных убытки от судебной волокиты, почти разорилась. Ведь старосты местной общины Кижского погоста имели полное право защищать в суде неприкосновенность границ своей общины.

Мы привели яркие и доказательные примеры отличного знания крестьянами и их волостным самоуправлением юридических норм законодательства, особенностей административно–государственного устройства своей страны, ее судебно–следственного и исполнительного аппарата власти; всем этим знанием северное крестьянство активно пользовалось при отстаивания собственных налоговых и владельческих интересов. Данные факты неопровержимо свидетельствуют о наличии в крестьянской среде правовой культуры, всякий раз проявлявшейся во взаимоотношениях крестьянского самоуправления как с отдельными крестьянами, различными общинами и сторонними вотчинниками, так и с государством, органами и лицами его власти и управления. Эти постоянные взаимоотношения, оттачивая юридическую правоприменительную практику, на деле поддерживали роль правовой культуры в жизнедеятельности крестьянского мира. Государство своим общим законодательством и подзаконными актами способствовало росту правосознания сельских жителей. Выработанная за XVI и XVII вв. в течение жизни многих поколений крестьянства правовая культура стала основой для взаимоотношений крестьянского самоуправления с государством в последующий, императорский период русской истории.

• [1] См., напр., главные работы о крестьянском самоуправлении: Богословский М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. М., 1909–1912. Т.1–2; Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969; Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994.
• [2] Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1846. Т.1 С.294–299 ("наказ" приказчику 1612 г.) (далее – ДАИ).
• [3] Материалы по истории Карелии XII–XVI вв.: Сборник документов. Петрозаводск, 1941. С.154 (Далее ( Материалы). Акты социально-экономической истории Севера России конца XV-XVI вв. Акты Соловецкого монастыря. 1478–1571 гг. Л., 1988. С.187 (Далее – АСМ, 1).
• [4] ДАИ. С. 144–146. Грамота Ивана IV новгородским дьякам от 20 января 1556 г.; Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. М.; Л., 1950. С.271–273; Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. С.484.
• [5] История Карелии XVI-XVII вв. в документах. Петрозаводск; Йоэнсуу, 1987. Т.1. С.185 (Далее (ИК, 1) (сведения о Шуе и Кеми в "Книге сбора данных и оброчных денег с тяглого населения Лопских погостов 1587/88 г."); Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. С.12–13; Акты XIII-XVIII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. Собрал и издал А.Юшков. М., 1898. Ч.1: 1257–1613 гг. С.188–189 (грамота Ивана IV в Корелу, 1577 г.); Сборник грамот Коллегии Экономии. Л., 1929. Т.2: Грамоты Двинского, Кольского, Кеврольско–Мезенского и Важинского уездов. Ст. 444, 446 (сведения "Сотной" 1563 г. с "описных книг" двинян Якима Романова и Никиты Путятина на волость Кереть) (Далее (СГКЭ, 2); АСМ, 1 С.184. (Указная грамота Ивана IV в Кереть, 1565 г.).
• [6] СГКЭ, 2. Ст.454 (сведения керетского "письма" 1574–1575 гг.), 469–481 (сведения керетского "письма" 1608–1609 гг.); Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею. СПб., 1836. Т.2. С.419–420 (Царская грамота в Кереть от 17 апреля 1590 г.).
• [7] ИК, 1. С.73–76 (сведения Писцовой книги Водской пятины 1568 г.); Писцовая книга Обонежской пятины 1563 г. // Материалы по истории народов СССР. Писцовая книга Обонежской пятины 1496 г. Писцовая книга Обонежской пятины 1563 г. Л., 1930. Вып.1. С. 168, 182, 203, 209, 215, 240, 244.
• [8] Материалы. С.192 (Из "Уставной грамоты" Ивана IV 1562 г. Кеми и Шуе).
• [9] Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею. Пг., 1917. Т.35; Архив П.М. Строева. Т.2. С.7–8 (Далее ( РИБ); ДАИ. С.294–299 ("Наказы" приказчикам Заонежских погостов, 1598–1605, 1612 гг.).
• [10] Российский государственный архив древних актов, ф.1209 (Поместный приказ, Вотчинная канцелярия, Вотчинный департамент), оп.3, д.16932 л.162–248 (фрагмент "письма" 1584/85 г.); оп.1, д.8554. Писцовая книга дворцовых Заонежских погостов 1615/16–1618/19 гг., л.930 об.–932 (сведения о переводе налогов на хлебные выплаты и обратно на деньги по письму Л.Аксакова и А.Жеребятичева).
• [11] ДАИ, 1. С.294.
• [12] РИБ. Пг., 1917. Т.35. С.7–8; ДАИ, 1. С.294–299.
• [13] Швейковская Е.Н.: 1) Государство и Крестьяне России. Поморье в XVII веке. М., 1997; 2) Нормы обычного права в земельно–распорядительных сделках крестьян Русского Севера первой половины XVII в. (по материалам Сольвычегодского уезда) // История СССР. 1985. №2. С.101.
• [14] АСМ, 1; Акты социально–экономической истории Севера России конца XV–XVI вв. Акты Соловецкого монастыря. 1572–1584 гг. Л., 1990 (Далее – АСМ, 2).
• [15] АСМ, 1. С.181–182.
• [16] См., напр.: АСМ, 1. С.43. ("Мировая запись" крестьян Нюхотской и Выгозерской волостей с Соловецким монастырем о рыбных ловлях в реках Выге и Сороке, 1530/31 г.); АСМ, 2. С.163–164 (Договорная "память" о порядке пользования рыбными ловлями между крестьянами Кемской волости и Соловецким монастырем от 21 июля 1581 г.).
• [17] АСМ, 1. С. 185–187, 190–191, 201–202, 208, 214; АСМ, 2. С. 6, 29, 44, 129, 203.
• [18] РГАДА, ф.1209, оп.1, д.8554, л.292–363.
• [19] Архив Карельского научного центра (КарНЦ) РАН, Разряд 1. Коллекция древних документов, оп.1, д.1, л.76.
• [20] Там же, л.66.
• [21] РГАДА, ф.27. Приказ Тайных дел, оп.1, д.18, л.146 ("Извет" Федора Филиппова на лендерцев, не ранее 12 января 1628 г.).
• [22] СГКЭ, 2. Ст.468 (сведения "Отдельной книги" на "четверть" Керети А.Толстого, 1607 г.).
• [23] Законодательные памятники Русского централизованного государства XV-XVII вв. М.; Л., 1952. С. 356, 400.
• [24] Материалы. С. 368–377 ("Грамота с прочетом" царя Бориса Годунова от 25 февраля 1599 г.).