Метки текста:

Антропонимия Вологда Ономастика Рябининские чтения

Комлева Н.В. (г.Вологда)
Житель Вологодского уезда XVII в. в зеркале антропонимикона Vkontakte@kizhi

Статья выполнена приподдержке гранта РГНФ № 07-04-00125а – «История промысловой лексики Северной Руси».

Личные наименования людей способны не только отражать уровень социально–экономического развития общества, но и содержат в себе информацию более широкого этнокультурного плана. Современная русская антропонимическая система включает в наименование лица три элемента: имя, отчество и фамилию. В XVI–XVII вв. существовала иная антропонимическая система, соответствующая восприятию мира человеком того времени.

К концу XVII в. резко активизируется процесс вытеснения некалендарных личных имен календарными, некалендарные онимы перестают употребляться на позиции личных имен в модели именования лица в официальных документах.

В составе группы некалендарных антропонимов, восходящих к апеллятивам, обладающим яркой внутренней формой, наиболее активны имена, характеризующие именуемых с точки зрения морально–этических норм. При этом наблюдается явное преобладание лексем, в значении которых содержатся семы с пейоративной маркировкой. Наибольшее порицание вызывают такие свойства человеческого характера и поведения, как пьянство (Брага, Горемыка), развратность (Заброда, Волокита), гневливость, нетерпимость к чужому мнению (Ощера, Грызня, Зворыка), медлительность, нерешительность (Неел, Розвара, Морока). Именные и фамильные основы с характеристикой положительных качеств занимают незначительное место. Отмечаются высокие умственные способности человека, его работоспособность (Образец, Коптяга), ловкость (Крутко, Быструня), старательность (Копотило, Кропотка).

Анализ антропонимов, мотивированных определёнными характеристиками внешнего вида человека, показывает, что внимание обращалось, в первую очередь, на такие внешние признаки, которые могли быть помехой в успешной работе. Помехой в работе могли стать как излишняя полнота (Жиряк, Туша), так и излишняя худоба именуемого (Сухан, Тонкушка), какие–либо физические недостатки человека (Шадра, Косой, Кривоножка), отсутствие силы, здоровья (Ознобиха, Хилко, Огрызок). Лишь в редких случаях отмечаются именования человека по внешнему виду, содержащие положительную оценку: Голова,Басенко, Погожко, Король и некоторые другие.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Наблюдение над частотой употребления прозвищных имен каждого из рассмотренных лексических множеств в моделях именования людей разных сословий позволяет сделать определенные выводы о сословной соотнесенности некоторых лексем, лежащих в основе некалендарных антропонимов. Ряд лексем, лежащих в основе прозвищных имен с характеристикой свойств личности и поведения человека, имеют внесоциальный характер. Однако некоторые прозвищные имена отмечены только в одном из сословий либо преобладают в одном из сословий, что позволяет говорить о наиболее актуальных для каждого сословия духовных ценностях. Так, в сословии служилых людей чаще используются прозвищные имена, называющие те свойства личности, которые не соответствуют облику достойного дворянина: Иоаким Иванов с. Трусов (Дан., 1558, САСК (К), №171) [1] , ср. в говорах трус ‘робкий, боязливый человек’ [ВФ, 103]; ‘ложь, хвастовство’ — Иев Демидович Голохвастов, думный дворянин (КПВу, III, 1678, 66), ср. голохваст ‘бахвал, хвастун, пускающий пыль в глаза’ [Ганж., 132]. В именах рабочего посадского населения Вологды конца XVI–XVII вв. акцентируется внимание на способности человека трудиться: Осипко Ивановъ с. Крутко (ПКВ, 1629, 52), прозв. Крутко, ср. в говорах крутой ‘скорый, проворный, быстрый’ волог., ярс., пск., смл. [ВФ, 54]; Ондрюшка Семеновъ с. Копотиловъ, каменщикъ (ПКВ, 1629, 136), ср. копотиться ‘пытаться, стараться’ Верх. Булыч. [СВГ, И–К, 101]; Тренка Валов (ДКВ, 1616—1617, 366), ср. в говорах вал ‘лентяй, лежебока’ костр., новг., волог. [ВФ, 20]. Прозвищные имена крестьян осуждают лень, пьянство, праздность и некоторые другие человеческие пороки: Заноза Дмитриев (КПВу, 1589, 42), ср. заноза ‘задира’ [Д, I, 609]; Брага Неверов (КПВу, 1589, 9), ср. Брага ‘гуляка, пьяница’ [Селищ., 110]; Шумилка Каплюга, владеет варницей (ПОВу, 1630, №10, 267), ср. Каплюга ‘пьяница’ [Д, II, 87].

Юридические документы XVI – XVII вв. в редких случаях содержат женские именования. По данной причине изучение состава женских имён в указанный исторический период крайне затруднено, и в первую очередь затруднено изучение состава некалендарных женских имён и прозвищ. В вологодских памятниках официально–деловой письменности (писцовых и переписных книгах, а также в документах частно–делового характера) некалендарные личные имена женщин в очень незначительном количестве отмечены лишь в некоторых документах конца XVI – первой половины XVII в. Вероятно, одним из наиболее популярных некалендарных женских имён было имя Кунава, которое зафиксировано в восьми случаях: вдова Кунавка Якушкова жена Кирилова (ПКВ, 1629, 173); вдова Кунавка Иванова жена Тебенкова, нищая старица (ПКВ, 1629, 175); вдова Кунавка Ивановская жена Мишунина (ПОВу, 1630, №2, 197) и др. Имена Кунава, Кунавка, Кунавица мотивированы нарицательным существительным «куница», «куна», означающим животное из семейства кошачьих. Формант — ава был продуктивным и в других древнерусских именах, ср.: Милава, племянница помещика (Челоб., 1626, С–I, №20, 295); вдова Милавка (ДКВ, 1616–1617, 349); Милавка Тимофеева жена Попова съ дѣтьми съ Ивашкомъ да съ Максимкомъ, ходитъ по миру (ПКВ, 1629, 176); Любава Яковлевская жена Олешева, сноха помещика (Челоб., 1626, С–I, №20, 295).

Отмечены два некалендарных женских имени неясной этимологии: вд. Духанка Сергеевская жена (КПВу, 1589, 41); вдова Маурка Левинская жена (КПВ, 1589, 15). Имя Маурка созвучно названию горы Мауры, находящейся в Кирилловском районе Вологодской области. Происхождение названия этой горы А. В. Кузнецов связывает с вепсскими словами ma ‘земля’, vaara, vuori ‘гора’ – «земляная гора» [2] . Женское имя СурьянаСурьяна Савинова жена Степанова сына Неѣлова (Челоб., 1652, ОСВ, вып. 7, 9) – возможно, восходит к этнониму сыряне, зыряне ‘устаревшее название коми или какой–то группы чуди заволочской’ [ГНВО, 140].

Эти немногие примеры употребления некалендарных личных имён в моделях именования женщин свидетельствуют о том, что данные имена имели место в именованиях представительниц всех сословий: их давали и крестьянкам, и посадским жёнам, и дворянкам.

Для календарного именника вологжан XVII в. характерно отсутствие социальной и территориальной закрепленности за отдельными именами. Многообразие репертуара календарных имен создавалось за счет большой доли редких имен в именованиях лиц всех сословий, в то время как количество наиболее популярных календарных имен было ограничено не более чем десятком имен, имевших повсеместное распространение на территории всего Русского государства: Иван, Фёдор, Василий, Семён, Пётр, Григорий, Мария, Анна и некоторые другие. Отсутствие социальных различий в выборе календарных личных имён людьми всех сословий XVI–XVII вв. характеризует менталитет русского народа в целом на данном этапе исторического развития. Это говорит о широком распространении ассоциативного фона календарных личных имён, обусловленного сменой мировоззрения: языческого на христианское.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Следующим фактором, обусловливающим специфику антропосистемы памятников деловой письменности XVI–XVII вв., является социальная неоднородность определённых антропонимических единиц и ставшая в тот период времени насущной потребностью необходимость формирования трёхчленной модели официального именования лица.

Основным источником формирования современных отчеств и фамилий послужили составные патронимические образования XVI–XVII вв., которые представляли собой особый тип именования, совмещающий в себе функции как отчества, так и фамильного прозвания.

Процесс образования русских фамилий носил разновременный характер как применительно к различным сословиям населения, так и к различным регионам России. Местоположение Вологодского уезда в социально–экономической зоне преобладающего поместно–вотчинного землевладения определило некоторые региональные особенности процесса формирования третьего компонента модели именования лица.

Анализ данных вологодских документов даёт право утверждать, что к началу XVII в. уже сформировались фамилии в высшем сословии служилых людей (дворянство, помещики), у населения г. Вологды употребляются ещё фамильные прозвания, но активно идёт процесс формирования фамилий в среде потомственных ремесленников.

Некоторые фамильные прозвания вологжан фиксируются на страницах писцовых и переписных книг с начала XVII по первую половину XVIII в.: ул. Богородская: Гришка Бобошин (ПКВ, 1629, 173) — Ивашка Федоровъ с. Бобошинъ (КПВ, 1678, 168) – Иван Семенов Бобошин (ПКВ, 1711, 133 об. — 134) [3] ; Заречье: Ивашка Козулин (ПКВ, 1629, 183) — Якушко Ѳедоровъ с. Козулинъ (КПВ, 1678, 259) – Иван и Борис Яковлевы дети Козулины (ПКВ, 1711, 162); Верхний Дол: Петрушка Тебенков (ПКВ, 1629, 175) — Серешка Ѳалеевъ с. Тебенковъ (КПВ, 1678, 181) – Елфим Алексеев Тебенков (ПКВ, 1711, 142 об.).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Средствами жизни у посадских людей были ремесло и мелкая торговля. Город славился своими мастерами, кузнецами, плотниками, каменщиками, иконописцами. Профессии передавались из поколения в поколение, появлялись потомственные мастера, ремесленники. На страницах Писцовой книги Вологды 1629 г. и Переписной книги 1678 г. содержится множество указаний на род занятий посадских людей. Ср.: Д. тяглой сапожника Терешки Семенова сына Быструни, да пирожника Нестерка Гаврилова, да масленика Гришки Ерохова … (ПКВ, 1629, 177); Д. тяглой рыбниковъ Якушки да Тренки Ѳедоровыхъ дѣтей Воробьевыхъ (ПКВ, 1629, 182); Д. вологодского каменщика Андрюшки Аверкиева сына Бабушкина (КПВ, 1678, 97 об.) и др.

Следующие данные позволяют судить о том, что в XVII в. в Вологде идёт сложный процесс становления профессионально–должностных фамилий, функционировавших в среде ремесленников и торговцев: Захарко Васильевъ с. прядильщикъ (ПКВ, 1629, 114) и Куземка Потаповъ с. Прядильщиков (ПКВ, 1629, 183); Патрекейка квасник, бобыль (ПКВ, 1629, 107) и Захарко Патрекѣевъ с. Квасников (КПВ, 1678, 287).

В Вологде XVII в. было достаточно многочисленным купеческое сословие. Все купцы, зафиксированные в писцовых документах, имеют сформировавшиеся фамильные прозвания. Известны целые династии крупных вологодских купцов XVII в.: Алачугины, Верещагины, Гладышевы, Белавинские, Глазуновы, Желвунцовы, Сычуговы и др. Ср.: Пол. — л. п. ч. Лазарка Алачугина (ПКВ, 1629, 38); Двѣ лавки п. ч. Лазарька Алачугина, по лицу въ сапожной рядъ 5 саженъ съ третью (ПКВ, 1629, 35); Гаврилко Исаковъ с. Алачугин, кожевникъ (ПКВ, 1629, 178); Д. гостиной сотни Микиѳора Констянтинова сына Парфеньева (КПВ, 1678, 280 об.); «Д. пуст гостя Гаврила Мартьянова сына Ѳетиева» (КПВ, 1678, 57 об.).

У частно–владельческих (помещичьих) крестьян, как правило, отсутствует третий компонент в модели именования в писцовых и некоторых других документах, но у монастырских детёнышей (крестьян, приписанных к монастырю и обрабатывающих монастырскую пашню), третий компонент, напротив, зачастую присутствует в тех же самых документах. Ср.: Авдюшка Осипов (КПВу, I, 1678, 54); Гаврилко Елизарьевъ с. Боранъ (КПВу, I, 1678, 386) и «бежали детеныши крестьянские дѣти живущие в монастыре поблизости и работающие найму казённого … Аничка Григорьев сынъ Зиновьевской мухинъ, Ивашко Ѳедоровъ с. Прозвание раковъ» (КПВу, I, 1678, 396).

Следовательно, определяющим для процесса закрепления фамилий в официальном именовании, является такой экстралингвистический фактор, как степень юридической самостоятельности именуемого. Степень же юридической самостоятельности лица обусловлена, в свою очередь, правовым статусом человека, проживающего в той или иной экономической зоне Русского государства XVI – XVII вв. Документы массовой переписи используют в основном однотипные двучленные модели для именования однородной массы помещичьих крестьян, перечисляющихся в документе после упоминания полного имени их владельца – помещика. Вероятнее всего, в быту фамильные прозвания крестьян в рассматриваемый период времени уже существовали, но процесс закрепления их как самостоятельной антропонимической категории в официальных документах Вологодского уезда конца XVI – XVII вв. значительно опаздывал по сравнению с теми территориями Северо–Запада России, где преобладало государственное землевладение.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Сокращения

// Рябининские чтения – 2007
Отв. ред Т.Г.Иванова
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2007. 497 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф