Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

О русской диалектологии начала XXI в. можно сказать то, что писал в 1982 г. Н.И.Толстой прежде всего о польской: «Развитие славянской диалектологической науки…свидетельствует о возрастающей роли и авторитете дисциплины, изучающей народные говоры, в системе филологических и ряда других гуманитарных наук (этнографии, истории, археологии)» [1] . Успехи диалектной лексикологии (семасиологии) и лингвогеографии особенно обязаны значимости «диалектно–лексических фактов и отношений для теоретической семасиологии и семантики», «для внешнелингвистических (исторических, этнографических и др.) проблем и задач». [2] Показательно сопоставление и сближение Н.И.Толстым диалектологии «с фольклором, этнографией, наукой о народной культуре во всех ее проявлениях», что «требует от диалектолога комплексного подхода к предмету исследования, к диалекту». [3] Не смешивая лингвистическое и этнографическое, необходимо проводить «параллельное или одновременное лексикологическо–этнографическое изучение хотя бы для того, чтобы выявить особенности бытования слова и реалии». [4]

Имея в виду соображения Н.И.Толстого в связи с лингвогеографическим картографированием приходится отстаивать необходимость показа и специфических наименований (отдельных слов или описательных словосочетаний), совпадающих с общерусскими, но, может быть, различающихся семантическими особенностями, при выяснении наименований для фактов и артефактов в связи с Программой собирания сведений для Лексического атласа русских народных говоров. [5] Так, на псковской территории, как и на территории русских говоров Карелии и сопредельных областей, да и на других территориях, для реалии «брюква» на карте необходимо фиксировать не только пришедшие с корнем кал’- из финских языков слова калива, каливка и др. с разнообразием в говорах освоения корня и с использованием разных аффиксов (ср. ПОС [6] 16: 419–421; Мызников 2004 [7] : 158–161; 2003 [8] : 124–126), но и общеизвестные в русском языке наименования типа брюква. В противном случае исказится понимание языковой картины мира сельского населения: не заполненное на карте соответствующими наименованиями пространство ошибочно будет свидетельствовать, что население якобы не знает реалии. То же касается и описательных наименований типа белый гриб наряду с общерусским боровик (для карты «Боровик»); чистый, хороший, съедомый, съестный (и др. с корнем ед-) гриб наряду со съедобный гриб (для карты, требующей представить общие наименования реалии «съедобный гриб», в отличие от реалии «несъедобный гриб»).

Еще ответственнее поиски и отбор наименований для реалий, связанных с обычаями, характеризующими народный быт и народную культуру. Ср.: для понятий «сватать», «сват», «сваха» в псковских говорах обычно используются общерусские наименования сватать, сват, сваха; для наименований понятий «невеста», «жених» на разных этапах свадебного обряда обычны общерусские наименования невеста, жених, особенно в конце XX–начале XXI вв., а такие, как суженая, суженый; княгиня, князь, для соответствующих моментов обряда изредка вспоминаются диалектоносителями как пришедшие из фольклорных текстов, как чрезвычайно редкие архаизмы в речи при рассказе о современной свадьбе или при воспроизведении прошлого события. При сборе материала не стоит отказываться от общерусских названий, так как именно они помогают заполнить лексическое пространство, в частности, обрядовых наименований, и свидетельствуют о динамике номинативных процессов в народной речи.

Характерно, что к фиксации на лингвогеографических картах названий отдельных русских зон, «в первую очередь зон традиционного обследования — Олонецкой, Вологодской, Архангельской, Псковской, Брянской, Западносибирской и др.», призывал Н.И.Толстой. [9] Справедливо, что было признано «комплексное, или, лучше сказать, — синкретическое, изучение диалектов и народной духовной культуры». [10] Поэтому так дороги для всех, кто занимается подобными исследованиями, продолжающиеся и завершающиеся лексикографические труды. Ведь через слово с его толкованием сохраняется взгляд народа на культуру, на условия быта в зависимости от вековых традиций.

Псковский областной словарь с историческими данными, включающий и общеизвестные (общерусские) слова и выражения, по мнению Б.А.Ларина, неизбежно должен показать специфику диалектных объединений языка при развитии местной семантики у лексем и системность лексико–фразеологического состава говоров. Исторические данные призваны отразить историческую преемственность лексики и фразеологии и специфику местных наименований на фоне общерусского богатства лексико–фразеологической системы. [11] Последовательные наблюдения при создании словаря полного типа (отражение всех слов, попадающих в поле зрения собирателя с выяснением их семантики и с представлением лексико–семантических особенностей в системе) позволяют выяснить схождения и расхождения в говорах Северо–Запада с отражением культурной и бытовой специфики на соответствующей территории. Так, широко известная в говорах лексема косуля в ПОС и в СРГК [12] справедливо подается как несколько омонимов, сближавшихся исходно общей семой ‘косой’, но разошедшихся в результате разрыва полисемии при обозначении очень разных реалий из области специфического крестьянского быта и окружающей человека природы. ПОС выделяет 5 омонимов, СРГК — три. Главный омоним связан с сельскохозяйственной деятельностью сельских жителей: обозначает 1) ‘деревянное сельскохозяйственное орудие для вспашки земли: род сохи с отвалом и железным лемехом’ (ПОС 16: 5) (ср. аналогичное пояснение ‘вид сохи, чаще с присохом, предназначенным для отвала земли набок при вспашке’ в СРГК 2: 446); как семы отмечается следующее: ‘соха как деревянное орудие для вспашки’, ‘приспособление для отвала земли’, ‘металлический нож–лемех’; ср.: Саха — касулёй раньшэ называли, деревянный верьх, а нис жалезный (ПОС); Пахали сохами, косулям, косуля валит набок (СРГК); 2) ‘плуг’ (ПОС 16: 5), что показывает перенос сохраняющегося названия косуля на металлическое орудие для пахоты: Принёс жалезную касулю на себе, плуга и касуля, па–фсякаму, как хош назави. А тяперь касуля, ёй пашуть. Яна фся залезная (ПОС); это значение не зафиксировано в СРГК.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Омоним косуля2 означает следующее: ‘ручное сельскохозяйственное орудие для скашивания травы, овса и т. п.; коса’ (ПОС 16: 5; подчеркивается расширение значения — ‘любая коса’: Касуля — каса, каторай косят траву); в СРГК значение ‘коса–горбуша’ (3: 446) указывает на особую разновидность косы. Какую? В СРГК читатель не находит лексемы горбуша в значении косы; суффиксальный же омоним горбушка1 первым значением отмечает ‘горбуша (коса)’, без показа основных этнографических особенностей именно косы, хотя второе значение (‘металлическая часть серпа’) наводит на понимание возможности семы ‘изогнутый’, поскольку это предполагает сам корень горб–и знание читателем, что такое реалия «серп» (см. СРГК 1: 367). На помощь приходит, например, ПОС, где фиксируется многозначное слово горбуша, среди значений которого есть и интересующее нас: ‘коса с сильно изогнутым лезвием и коротким косовищем’: Гарбушанападобия сярпа, идёш згарбатифшы; Гарбуша — яна насажъна иначы, на нидлинную палку (7: 97). Поддерживает и уточняет представление о реалии и СРГНП, [13] фиксирующий одно значение у слова горбуша: ‘коса с короткой изогнутой ручкой, которой косят согнувшись’ (1: 147). Словарь противопоставляет косу–горбушу косе–стойке (литовке): последняя с длинной ручкой, поэтому ею косят стоя, не сгибаясь. Подробные иллюстрации со слов диалектоносителей объясняют названия: Литовканазываем, потому что в Литве вырабатывали…(СРГНП 1: 387); Литофка — этъ литыйи косы, з завода йих привадили (ПОС 17: 96).

Возможность получить сведения не просто об отнесенности лексемы к соответствующей реалии, а и о минимуме этнографических сведений — историко–культурная и лингвистическая ценность словарей. Тогда исследователь может даже только из толкового диалектного словаря получить значимые данные, например, о таком как будто известном, но очень специфическом в каждой из местностей (особенно в конце XX–начале XXI вв.) обряде, как свадебный. Проиллюстрируем одним актом в системе свадебных действий, связанных со свадебной реалией, называемой словом краса. Это слово в псковских говорах имеет и общерусские значения ‘что–н. красивое, прекрасное, красота’, ‘красивая, привлекательная внешность, красота’ со своеобразными народными устойчивыми выражениями, употреблениями: в самую кросу ‘в полном расцвете красоты, привлекательности’; не краса ‘некрасивый поступок’ (в пределах первого значения); во втором значении находятся образные метафорические речения под знаком «треугольника», относящиеся, в частности, к свадебному обряду: провожать свою красу, носить (девичью) красу, красу относить, красу прогуливать, разносить красу — в значении ‘гулять по деревне с песнями, прощаясь с девичеством (о невесте с подружками)’; красу чью–н. выкупать (продавать) ‘брать выкуп за невесту’; красу откупить (окручать) ‘получить (получать) выкуп за невесту’; выкупить красу ‘подарками заставить дружка невесты и ее «боярок» снять с нее покрывало’ — ПОС 16: 70–71). Значение ‘украшение чего–н.’ (Зьделъют красу на ёлку, канфет навертють) иллюстрируется и фольклорными примерами (На жилеточке часы, Не втеряй, милой, красы), включает устойчивое выражение для (гли) красы. Помимо этого, еще 4 значения из 7 связаны только со свадебным обрядом: ‘свадебные украшения невесты как символ девичества и красоты’, ‘небольшая елочка или букет из еловых веток, украшенные цветами, бусами, цветными тряпочками. Символ девичества’, ‘решето, накрытое шелковым платком, иногда украшенное лентами, в него кладут свадебные подарки, деньги, угощение’, ‘девичья коса’.

Эти значения в системе всех значений в словарной статье на слово краса (ПОС 16: 70–74), сопровождаемые яркими иллюстрациями–фрагментами рассказов о свадьбе, включающие оттенки значений, устойчивые народные выражения, — ценнейшие свидетельства народной памяти о, к сожалению, разрушающейся строгой системе одного из самых значимых в жизни человека обрядов. Приведенное построение словарной статьи — образец того, что толковый областной словарь представляет и этнографические сведения, позволяющие уяснить специфику псковского свадебного обряда как разновидности севернорусского свадебного обряда. [14]

СРГК добавляет сведения о том, что слово краса на Северо–Западе имеет значение ‘в свадебном обряде: красная лента как элемент обряда’ (3: 8).

Так воссоздается и сопоставляется специфика действий, реалий по говорам на разных территориях.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Ценны исторические сведения в ПОС: или 1) они подтверждают значения, идущие из далекого прошлого; ср. в Русско–немецком разговорнике Т. Фенне, созданном немецким купцом в Пскове в 1607 г., есть слово красный в значении ‘дорогой по качеству, цене’ (Красныителятины; Красна соль), как и в современных псковских говорах (ПОС 16: 100, 98); или 2) сообщаются древние топонимические сведения: Красный Крест ‘название части древнего Пскова’ в памятниках XVII в.; или 3) поддерживается производная единица в словообразовательном гнезде: красование ‘наслаждение’ в Псковской летописи под 1505 г. — ср. в современных говорах отмечено красованье только в фольклорном тексте в устойчивом сочетании девичье (девочкое) красованье ‘гуляние молодых, красивых девушек’ (ПОС 16: 100–101); или 4) узнаем о таком значении у слова в прошлом, которого в современных говорах уже нет: красоваться — ‘радоваться, ликовать’ (ПОС 16: 101).

Чтение словарей обогащает наше знание о русском языке вообще и о народном языке в частности. Исследование ни одного говора сейчас не может проводиться, минуя сопоставление, сравнение с близкотерриториальными или более далекими говорами, даже языками, разными по степени родства. Интересным оказался путь, когда А.С.Герд постарался проверить свидетельства лексики об исходной основе псковских говоров: выбранные десятки явно севернорусских и псковских слов (точнее лексем) были взаимно проверены на территориях бытования разных говоров. Общность многих единиц позволяла исследователю делать выводы о природе и развитии псковских говоров. [15]

Исследования, преимущественно касающиеся фонетики, лексики, этимологии отдельных слов и групп единиц (Л.П.Михайлова, [16] С.А.Мызников [17] ), помогают выяснить взаимоотношения носителей языков сходное и различное восприятие человеком действительности и отражение ее в языке при фиксации культурно–исторических, этнографических, производственных, бытовых и пр. отношений людей — хранителей и «пользователей» языка как непреходящей ценности.

• [1] Толстой Н.И. Диалектология в этнолингвистической перспективе // Системные отношения в лексике севернорусских говоров. Вологда, 1982. С.3.
• [2] Там же. С.4.
• [3] Там же. С.4–5.
• [4] Там же. С.5.
• [5] Программа собирания сведений для Лексического атласа русских народных говоров. СПб., 1994. Ч.1–2.
• [6] Псковский областной словарь с историческими данными. Л.; СПб., 1967–2005. Вып.1–17.
• [7] Мызников С.А. Лексика финно–угорского происхождения в русских говорах Северо–Запада: Этимологический и лингвогеографический анализ. СПб., 2004.
• [8] Мызников С.А. Атлас субстратной и заимствованной лексики русских говоров Северо–Запада. СПб., 2003.
• [9] Толстой Н.И. Диалектология в этнолингвистической перспективе. С.6.
• [10] Там же. С.7.
• [11] Ларин Б.А. [Введение] // Псковский областной словарь с историческими данными. Л., 1967. Вып.1. С.3.
• [12] Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей / Гл. ред. А.С.Герд. СПб., 1994–2005. Вып.1–6.
• [13] Словарь русских говоров Низовой Печоры / Под ред. Л.А. Ивашко. СПб., 2003–2005. Т.1–2.
• [14] Н.Ю. Таратынова, аспирантка кафедры русского языка Псковского педуниверситета, исследует лексико–этнографические особенности псковского свадебного обряда.
• [15] Герд А.С. О севернорусской лексике в псковских говорах // Эволюция лексической системы севернорусских говоров. Вологда, 1984. С.3–8.
• [16] См., например: Михайлова Л.П. История края в народном слове: Русские говоры Карелии. Петрозаводск, 2004.
• [17] См.: Мызников С.А. Русские говоры Обонежья: Ареально–этимологическое исследование лексики прибалтийско–финского происхождения. СПб., 2003.