Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Этимологизация лексики одного из языков, представленного в полиэтничном регионе, существенно осложняется в том случае, если исследуемое слово распространено в нескольких языках. Возникает множество вариантов интерпретации слова: исконное для исследуемого языка, заимствованное из языка А, языка В и т.д., заимствованное из языка А через посредство языка В, заимствованное из языка В через посредство языка А и т.п. (возможны также случаи двойного посредства), обратное заимствование и т.п. Относительно таких слов проблема может быть решена только путем выявления всего комплекса связанных с исследуемой лексемой фактов во всех языках региона и скрупулезного анализа их связей. Вместе с тем, анализ возникновения лексем, известных в нескольких языках региона, может дать чрезвычайно ценные результаты общего характера: могут быть выявлены основные пути миграции лексем в межъязыковом пространстве, определены языки–доноры (эпицентры распространения лексем) и языки реципиенты, описаны сравнительные семантические характеристики заимствуемого и распространяемого. Результаты такого исследования могут быть затем использованы в качестве основных принципов на анализ отдельных лексем региона (представленных в двух языках; более темных по происхождению) в качестве магистральных направлений и могут уберечь от заведомо неверных решений.

В данной статье рассматривается географическая лексика русского, ненецкого и коми языков, имеющая ненецкое происхождение, фиксируемая в зоне пограничья распространения указанных языков в современности.

Роль ненецкого языка в формировании географической терминологии северо–востока Русского Севера (бассейн р.Мезень, низовья р.Печоры) нельзя назвать высокой. Правые притоки реки Мезень считаются западной границей традиционного расселения ненцев, хотя известно, что ранее отдельные ненецкие семьи доходили до Северной Двины и даже до Онежского озера [1] . Коми на исследуемых территориях (бассейн р.Мезень, низовья р.Печоры) появились относительно поздно. В XVI в. начинает складываться этнографическая группа коми–ижемцев, которые завязывают наиболее тесные (из всех коми) контакты с ненцами и русскими региона [2] . Коми заимствовали, а затем и усовершенствовали многие стороны ненецкой оленеводческой культуры. К XVII в. ижемцы начали самостоятельно заниматься оленеводством [3] . У русского населения региона оленеводство также получает сво¨ развитие, однако в основном русские не выпасают оленей, а нанимают ненцев в качестве пастухов [4] . Во время полевых работ Топонимической экспедиции Уральского государственного университета (УрГУ) в Лешуконском и Мезенском районах Архангельской области выяснилось также, что еще в середине XX в. русские нередко нанимались на работу к ненцам–оленеводам [5] . Географическая лексика в ненецко–коми–русском взаимодействии предавалась менее активно, чем термины хозяйствования, однако несколько ненецких географических терминов, используемых русскими и коми, отмечено: нен. ерсей ‘то, что разделяет, прорезает какое–либо сплошное место’, лабта, лапта ‘равнина, плоская низменность, низина; поле’, тaбэй ‘сухой, песчаный’, ‘песчаное место’, тальбя ‘скала; ущелье, углубление, выем’, хаср¨ ‘заболоченное озеро’.

Ранее географических лексем ненецкого происхождения, заимствованных и коми, и русскими, вероятно, было больше, ср. коми иж. хадыл’эй ‘поросль, молодой лес’ (← нен. хады ‘ель’) [6] , сядей ‘холмик’ (← нен. седа ‘сопка’, седе ‘большая сопка’) [7] или (← нен. ся''(д) ‘горный кряж’, ‘крутой берег’), пен’дзэй ‘высохший ручей, овраг, ложбина’ (← нен. пензя ‘лог, овраг, высохший ручей с крутыми берегами’). [8] Судя по финали–эй, могли войти в коми через посредство русского языка, поскольку оформление заимствованного слова по мужскому роду финалями -эй, -ой, -уй является общей закономерностью для русских диалектов Примезенья (и шире – Беломорья). Перечисленные географические термины ненецкого происхождения интернационализировались в среде оленеводов (ненцев, коми–ижемцев и русских Примезенья и Припечорья), как и множество других лексем, связанных с уходом за оленями. Выявляемые случаи русского посредства при заимствовании географических терминов из ненецкого в коми позволяют предполагать, что северноруссы встретились с ненецким населением несколько раньше, чем коми, что согласуется и с историческими данными: Примезенье и Припечорье, согласно историческим документам, осваивалось новгородцами с начала II тыс. н.э. [9] , в то время как данные о встречах коми и ненцев относятся к середине XV в [10] .

Известно некоторое количество слов с географической семантикой, заимствованных из ненецкого отдельно в коми или в русский. В коми: иж. манюку ‘хребет, возвышенность из голых камней’, садуку ‘болотистое место в тундре, заросшее травой’, ходырей ‘песчано–гравийные холмы, закрепленные кустарниковой, лишайниковой и древесной растительностью’, юнко ‘протока’, ярей ‘безлесная равнина в тундре с песчано–гравийной почвой’; с сомнением ненецкими по происхождению также считают коми иж. ламда ‘низкий холмик’, кал’анда ‘вытоптанное место’, тандара ‘место скучивания оленей в жару (на возвышениях, ровных площадках с хорошо задернованной поверхностью, слабоувлажненных торфяниках)’ [11] . В русских диалектах Примезенья нам известно только два географических термина ненецкого происхождения: хo'йка ‘сухая возвышенность, холм, бугор в тундре’ [12] , варe'я ‘место на холмах, лишеннное зимой снега и покрытое оленьим мхом’ (← нен. варе ‘проталина’).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Особого рассмотрения заслуживают севернорусские термины, для которых можно говорить о семантическом или фонетическом воздействии со стороны ненецких слов (межъязыковой контаминации). Такого рода воздействие можно предполагать для русск. e'дома, e'рa' (е'ра), а решник. Эти слова имеют более широкую географию, нежели географические термины ненецкого происхождения. Это связано с иным механизмом взаимодействия: здесь происходит осознание чужого как своего, не заимствование, но впитывание чужих элементов. Если заимствование географического термина связано прежде всего с попыткой перехода в чужую систему описания ландшафта, обусловленной необходимостью совместного использования территории, то внедрение чужого в родное слово не требует выхода за рамки уже сложившейся собственной системы, а значит, может происходить при менее глубоком типе контактов.

В целом, влияние ненецкого языка на формирование географической терминологии Европейского Севера России ограничивается ижемским диалектом коми языка и русскими говорами Примезенья и Нижней Печоры (семантическое влияние возможно также в соседних регинах – на Пинеге, в низовьях Северной Двины). Степень влияния невысока: в ижемском диалекте коми насчитывается около полутора десятков географических терминов ненецкого происхождения (из них семь, возможно, заимствованы через посредство русского языка), в русских диалектах – вдвое меньше (семь слов). Это пропорция (2:1) характеризует и в целом ненецкие пласты в коми и в русском: в коми языке (преимущественно в ижемском диалекте) обнаруживается около 140 ненецких заимствований [13] , в русском – около 700 [14] . Сохранность ненецкой лексики в диалекте коми–ижемцев понятна: оленеводство стало их основным занятием, а тундровый ландшафт – основной средой обитания. В результате контакты ненцев и коми–ижемцев приобрели глубокий и продолжительный характер. Известно, что большинство большеземельских ненцев перешло на ижемский диалект коми языка, а группа колвинских ненцев была полностью ассимилирована коми–ижемцами [15] . Лексика ненецкого происхождения (в том числе, географическая) в ижемском диалекте коми языка может, таким образом, рассматриваться и как заимствованная, и как привнесенная в этот диалект самим ненецким населением в ситуации двуязычия.

Контакты ненцев и русских на Европейском Севере России преимущественно имели обменно–торговый характер и лишь в незначительной степени были связаны с общей областью хозяйствования – оленеводством. В силу этого русско–ненецкое языковое взаимодействие оказалось более поверхностным. В русских диалектах Примезенья географическая лексика ненецкого происхождения имеет остаточный характер: в ходе работ Топонимической экспедиции УрГУ в 1990 и 1992 гг. удалось зафиксировать только три лексемы – ерсe'й (ерисе й), хасурeй (хасырeй), хo'йка) – которые известны в отдельных населенных пунктах Мезенского района (ерисе й – г.Мезень, д.Семжа, д.Усть–Няфта, д. Целегора; остальные лексемы – с.Долгощелье, д.Нижа) и фиксируются преимущественно в речи старожилов, которые помнят о том, как ненцы кочевали на этих территориях, либо сами занимались оленеводством вместе с ненцами. К 90-м гг. XX в. на территории Мезенского района Архангельской области локальные группы ненцев не отмечены. Очевидно, указанные здесь слова в русских диалектах являются реликтами контактов с ненцами, которые в 30-х годах ХХ в. кочевали в пределах лесной зоны по рекам Пеза, Кулой и Сояна [16] , по крайней мере, география лексем ерсe'й (ерисе й), хасурeй (хасырeй), хo'йка полностью совпадает с этой зоной.

Географическая терминология ненецкого происхождения в диалектах Русского Севера может быть определена как лексика преимущественно позднего времени заимствования, имеющая адстратный характер, целиком связанная с профессиональной средой оленеводов, распространенная не западнее р.Кулой и не южнее нижнего течения р.Мезень (т.е. на территориях современного или относительно недавнего пребывания ненцев) и обнаруживающая незначительную степень сохранности. Представленная лингвогеографическая характеристика относится только к географической терминологии и не может быть распространена на всю лексику ненецкого происхождения, что связано с отличиями в миграции лексики различных тематических групп. Заимствованная географическая лексика сохраняется обычно только в самом регионе контакта, поскольку связана с зоной совместного хозяйствования (распространение за пределы зоны возможно только в случае миграции населения) и конкретными ландшафтными условиями, в то время как так называемая «культурная» лексика, например, названия предметов одежды, утвари, может иметь весьма широкую географию и ее движение происходит и в обратном относительно колонизационных потоков направлении, прежде всего, в соответствии с торговыми путями.

При этимологизации заимствованной географической терминологии Русского Севера выделенные выше критерии для слов с предполагаемым ненецким происхождением должны строго выдерживаться, иначе возможность ненецкого источника будет маловероятна, а обнаруживаемые параллели, скорее всего, случайны. Есть целый ряд севернорусских лексем, для которых сопоставление с ненецкими фактами возможно фонетически и семантически: русск. лa'нгина ‘окно воды в болоте’ (Арх: Прим) и нен. лаңг ‘обрыв, яр, обрывистый, отвесный спуск’; русск. сaдера ‘низкое заболоченное место’, ‘труднопроходимые заросли мелких деревьев или кустарника на болоте’ (Арх: Плес), ‘густой лес, растущий на кочковатом болоте’ (Арх: Шенк) и нен. садар ‘большая мелкая лужа; сырое место с лужами’; русск. хa'лья ‘возвышенность, бугор’ (Арх: В–Т, Пин), ‘пустое, лишенное растительности место’ (Арх: В–Т) и нен. хăл, хăлко ‘небольшой бугорок округлой формы’; русск. я'рма ‘яма, заполненная водой’ (Арх: Лен), ‘яма на берегу реки’ (Арх: В–Т), ‘глубокое место на реке’ (Арх: В–Т, Кон, Холм, Уст) и нен. я’ ер’’ма ‘борозда’; русск. сeндух, сeндуха ‘ночевка под открытым небом’ (Арх: В–Т), сeндух (Арх: В–Т, Леш, Холм), сe'ндуха (Арх: Леш), сeнтух (Арх: В–Т) ‘пространство вне дома, на свежем воздухе’ и нен. сеңгă (сь) ‘ночевать’, сеңгарма ‘место многократных ночевок’, сеңгва ‘ночевка’. Однако распространение всех этих лексем западнее и южнее очерченной нами крайней зоны распространения географических терминов ненецкого происхождения (Мезенский район) не позволяет рассматривать приведенные параллели иначе как поразительные, но случайные совпадения.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] См. подробнее: Хомич Л.В. Ненцы: Очерки традиционной культуры. СПб., 1995. С.16–17.
• [2] Лашук Л.П. Очерки этнической истории Печорского края. Сыктывкар, 1958. С. 60, 95–96.
• [3] Там же. С.161.
• [4] Терентьев А.А. Погромы ненцами ясачной казны в 1641 и 1642 г. // Советская этнография. 1934. №5. С.18–20.
• [5] По личным записям автора.
• [6] Сахарова М.А., Сельков Н.Н. Ижемский диалект коми языка. Сыктывкар, 1976. С.232.
• [7] Туркин А.И. Коми местные географические термины ненецкого и обско–угорского происхождения // Топонимия Урала и севера Европейской части СССР. Свердловск, 1985. С.120.
• [8] Там же.
• [9] См.: Хомич Л.В. Ненцы: Очерки традиционной культуры… С.42.
• [10] См.: Туркин А. Коми–ненецкие языковые контакты // Советское финно–угроведение. 1985. №3. С.190.
• [11] Лыткин В.И., Гуляев Е.С. Краткий этимологический словарь коми языка. М., 1970; Туркин А.И. Коми местные географические термины… С.117–125.
• [12] Матвеев А.К. Новые данные о ненецких заимствованиях в севернорусских говорах // Этимологические исследования. Екатеринбург, 1996. Вып.6. С.78.
• [13] Туркин А.И. Коми местные географические термины… С.118.
• [14] Пантелеева А.А. Ненецкие заимствования в севернорусских говорах // Взаимодействие языков. Свердловск, 1969. С.45–57. Матвеев А.К. Новые данные о ненецких заимствованиях… С.79.
• [15] См.: Хомич Л.В. Ненцы: Очерки традиционной культуры… С.24–25.
• [16] Там же. С.24.