Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Материалом для настоящего сообщения послужили экспедиционные записи, произведенные автором в ходе полевых исследований 2006 г. [1] в Сегежском и Беломорском районах Карелии по обследованию фольклорной традиции населения Онежско–Беломорского водораздела (Выгозерья и района оз.Сумозеро). Этномузыковедческие исследования на избранной территории носили прежде всего разведывательный характер [2] и проводились в режиме так называемого «сплошного полевого обследования».

На территории Сегежского района были обследованы деревни Надвоицы и Дуброво, а также поселок Валдай (в который были переселены жители затопленных при строительстве каскада Выгских ГЭС островных деревень), в Беломорском районе поселок Хвойный, деревни Лапино, Сумостров, Ендогуба, Воренжа. В Валдае были также опрошены уроженцы заброшенных деревень Тайгеницы, Хижозеро и Нюхчезеро (последняя – на территории современной Архангельской области), в Беломорском районе – уроженцы бывшей д. Коросозеро. В состоянии запустения в настоящее время находится и большинство сумозерских деревень (Сумозеро, Ендогуба и Воренжа), коренное население которых очень малочисленно.

Собранные материалы в жанровом отношении представляют собой:

1. Автобиографические рассказы местных жителей, содержащие ценную этнографическую информацию, в том числе касающуюся исторических событий ХХ в. в жизни местного населения (коллективизация, репрессии, затопление деревень);
2. Сведения о хозяйственной деятельности местного населения, их праздниках, обычаях и обрядах; описания разных версий календарных, свадебного, погребального обрядов; поверья, приметы, заговоры; рассказы о религиозной жизни местного населения и старообрядчестве, о местных почитаемых, «святых» местах и т.д.
3. а) Образцы песенных и причетных форм местной традиции: свадебные и похоронные причитания, байки (колыбельные), выкрики и имитационные формы; поздние лирические песни, плясовые песни и частушки; б) образцы допесенных форм – переклички в лесу, зовы животных, вызывания ветра и дождя, трудовые сигналы и пр.; образцы детского фольклора – дразнилки, считалки, описания детских традиционных игр, некоторые из них зафиксированы впервые; в) заговоры и рассказы о традиционной медицине, траволечении; былички о водяном, лешем, колдунах и пр.

Обследованная территория является зоной влияния двух русских (обонежской и поморской) и средне–и севернокарельской традиций. Сложившаяся на основе обонежского музыкально–фольклорного комплекса местная традиция в позднее средневековье испытала сильнейшее воздействие поморской культуры, вследствие установления брачных связей (прежде всего с Сумским Посадом, Нюхчей и Колежмой) и заимствования ряда промысловых техник. Распространившееся в XVIII в. старообрядчество, крупнейшим центром которого в данном районе являлась Выгорецкая пустынь, завершило формирование облика местной фольклорной традиции. На современном этапе исследования традиции Онежско–Беломорского водораздела представляется актуальным прояснение этнической принадлежности и этнических компонентов в традиционной культуре населения края, а также выявление основных черт местного музыкального фольклора.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Певческая и плачевая традиция на обследованной территории собирателями зафиксирована в стадии разрушения. Следует констатировать неизбежное и стремительное забвение обрядовых практик и музыкально–поэтических обрядовых форм. Опрошенные информаторы редко соглашались исполнить традиционные песни, а те, которые удалось зафиксировать, они помнили лишь в объеме 2–3 строф. Кроме того, в этом районе уже практически исчезли певческие ансамбли, которые в других местностях, благодаря деятельности работников клубов, еще существуют. Неблагоприятные экономические условия вынуждают местных жителей преклонного возраста переселяться в города, что разрушает некогда функционировавшие певческие ансамбли и группы, а также и певческую традицию в целом.

Детали свадебногообряда вспоминаются информаторами с большим трудом. Зафиксированные нами данные исключительно фрагментарны и неустойчивы, что практически исключает возможность качественного сопоставления местной версии свадебного обряда по записанным рассказам с региональными карельскими и поморскими версиями обряда. Однако некоторые полученные данные позволяют тем не менее, хотя бы гипотетически, идентифицировать генетические связи местного свадебного обряда с северными и восточными обонежскими локальными его версиями. Информаторы упоминали основные сюжеты свадебных песен «Из–за лесу темного», «За столами, за дубовыми» и «Мы не знали да не ведали», которые скорее всего распространились на исследуемую территорию с запада. Дополнительным аргументом в этой гипотезе может также служить обрядовая терминология свадьбы: причитания, исполнявшиеся во время свадебного обряда, именовались местным населением «вoпами», а сама причетница – «вoпленицей» (зафиксировано от жителей д.Тайгеницы и Воренжа). Указанные народные термины широко известны жителям северного и восточного Обонежья и противопоставляются поморским терминам «стих» и «стиховодница», которые упоминала в интервью уроженка д. Нюхчезеро Онежского района А.И.Зуева.

На обследованной территории этномузыковедами выявлено несколько образцов причитаний свадебного и погребально–поминального обрядовых циклов. Версии причитаний в целом неустойчивы по стиховой и музыкально–ритмической композиции, однако в основных своих чертах могут быть идентифицированы на два типа. Первый тип причетных напевов, зафиксированный в п.Валдай от жительницы д. Тайгеницы, и названный ею «вoпом», отличается слоговой мелодикой, нешироким диапазоном и нисходящим мелодическим контуром. По музыкально–ритмическим характеристикам он восходит к обонежской плачевой традиции. Вместе с тем исполнительница отметила, что подобные «вoпы» могли возникать и вне обряда – «на случай». Это позволяет предположить участие в формировании местной фольклорной традиции карел, для которых характерно исполнение плачей окказионально, «на случай», и что, в то же время не характерно для русских Обонежья. Второй тип причетных напевов, записанный от уроженки д.Нюхчезеро, жительницы п.Валдай А.И.Зуевой, по основным своим мелодико–ритмическим чертам восходит к поморской традиции свадебных «стихов» с их развитой мелизматической мелодикой и расширенной стиховой и ритмической композицией. Осталось невыясненным, насколько широко этот тип был распространен на данной территории, но очевидно, что он был занесен сюда в процессе браков с жителями деревень Поморского берега Белого моря. Уроженцы Поморья, проживающие в деревнях Лапино и Сумостров, тем не менее отмечали, что причетные напевы данного типа были сходными у певиц Колежмы, Нюхчи, Сумского Посада и местных жительниц.

Несравнимо ярче в памяти информаторов сохранились календарные обряды, прежде всего, святочного цикла. Егорьевские и масленичные обряды, а также летние праздники (Иванов, Петров и Ильин дни) оказались представлены весьма скромно, даже в сравнении с соседними северными и западными территориями. Способы маскирования ряженых «хухольников», святочные инсценировки и обрядовые гадания местных жителей и населения соседних карельских и поморских деревень, с одной стороны, имеют ряд сходных характеристик (и типологически могут быть отнесены к единому ареалу), с другой, имеют достаточно четкие отличия, что позволяет говорить о смешанных источниках святочной обрядности у жителей Онежско–Беломорского водораздела. В целом, по предварительным данным, местная традиция святочного ряжения и гадания восходит к двум источникам – к поморской и северно–карельской. С поморским обрядовым комплексом исследуемую традицию связывает использование в ряжении колокольчиков, гадание на шкуре, у проруби с чулком, весьма популярное у жителей Поморья и у карел и зафиксированное также от уроженцев Сумозерья. Поморские святочные традиции были заимствованы местными жителями лишь частично. Это выясняется в ходе интервьюирования уроженцев Поморья, демонстрировавших типично поморские гадания «полоть снег» и на тени в снегу, а также обряд осыпания зерном, не известные жителям Онежско–Беломорского водораздела. Вместе с тем в местной традиции были зафиксированы гадания по отражению месяца в зеркале, что во множестве версий фиксировалось от карел и финнов, но не было записано у русских Обонежья. Кроме того, от местных жителей были получены описания неизвестных ранее, но, несомненно, весьма древних гаданий: «кричать в трубу» и «с миской у проруби» (их еще предстоит идентифицировать и исследовать). Они составляют уникальное «ядро» местной традиции.

Корпус календарных напевов и допесенных форм в местной традиции весьма скромен. В ряде версий зафиксирован текст святочной песни «Коляда», а также фрагмент «Христославия», исполнявшегося в Рождество, что может свидетельствовать о сравнительно позднем включении этих форм в местную традицию (скорее всего они пришли с юга – из Обонежья), что привело к недостаточному закреплению и освоению их местными жителями, а в изменившихся социально–экономических условиях ХХ в. – к стремительному разрушению святочных песен.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Допесенные формы народного музыкального творчества – сигналы сборщиков грибов и ягод в лесу, зовы домашних животных – зафиксированы на обследованной территории во впечатляющем многообразии. Очевидно, что эта сфера местной традиционной культуры была «открытой» для всевозможных влияний соседних традиций. Животноводческие сигналы, записанные в количестве 60 образцов и 27 звуковых версий, могут служить великолепным материалом для ареального исследования Онежско–Беломорского водораздела. Особенно разнообразными оказались призывы овец, которые, будучи картографированы, образовали два крупных ареала, генетически восходящих к разным этническим традициям с своеобразным «белым пятном» посередине. В ареале Надвоицы – Валдай овец подзывали к себе сигналами «кич–кич» или «борьки», которые тяготеют к территории Обонежья; в районе Хвойный – Ендогуба сигнал «кич–кич» трансформировался (предположим, что в связи с карельским языковым влиянием) в «иц–киц» или «ица–ица». Второй ареал образуют деревни Воренжа, Сумостров и Лапино, где овец подзывали «есть–есть» и «бони–бони» (сигналы восходят также к северно–карельской традиции, но через медиатора – Поморье), а также разнообразными сигнальными формами «бели», «серы», «мальки». И, наконец, загадкой остается сигнал «яры», которым подзывали овец в д. Дуброво и который больше нигде не был зафиксирован. Исследования о его генезисе в настоящее время продолжаются на основании сопоставительного описания ряда образцов различных локальных традиций Карелии.

Лесные сигналы Онежско–Беломорского водораздела записаны в количестве около 20 звуковых версий и 42 образцов. Они разнообразны по своим музыкально–интонационным и фонетическим структурам и обнаруживают множественные источники: близкие обонежские, поморские и северно–карельские версии. На карте распространения сигнальных форм лесных кличей в общую, в целом однородную область (повсеместно известные сигналы «Ау!», «Эй!» и «У–ху–ху!»), с севера клином входит ареал распространения зова «Алё!», зафиксированный нами в районе деревень Сумостров–Воренжа–Лапино. По сопоставительным данным, подобная сигнальная форма известна в Карельском Поморье и, следовательно, была привнесена в местную традицию, сложившуюся на основе обонежских форм, переселенцами из северных поморских сел.

Среди допесенных форм встретились также сигналы вызывания ветра, характерные для поморской традиции. По сравнению с поморскими версиями сигналы Онежско–Беломорского водораздела менее развиты и сводятся преимущественно к ритмизованному свисту. Однако от жителя д. Сумостров Б. Титова удалось зафиксировать приговор, исполнявшийся для вызывания попутного ветра «Деточкам – пoветерь, старику–еретику – в зубы», который очень близко может быть соотнесен с аналогичными формами с Карельского и Поморского берегов Белого моря, и, следовательно, был заимствован местным населением от поморов и использовался в озерном рыболовстве.

На обследованной территории жители еще хорошо себе представляют танец «Утушка» и помнят некоторые напевы утушных песен – жанра, сформировавшегося в Поморье и позднее распространившегося на соседние русские и карельские территории. Исполненные информаторами утушные песни, как показала последующая их камеральная обработка, представляют собой локальную разновидность поморских напевов.

Песенная традиция населения Онежско–Беломорского водораздела сегодня в целом отражает общую для Русского Севера ситуацию забвения традиционных лирических песен. В репертуаре народных исполнителей преобладают преимущественно лирические песни позднего сложения и многочисленные баллады, городские «жестокие романсы», количество которых весьма скромно. Впрочем, записи даже поздних лирических песен и романсов позволяют продолжить исследования традиционной манеры исполнения местных жителей – одного из важнейших показателей для этнической идентификации музыкальных фольклорных фактов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

К сожалению, в 2006 г. собирателям не удалось зафиксировать старообрядческих музыкально–поэтических форм, которые могли быть распространены здесь в конце XIX – начале ХХ вв. По рассказам информаторов, прямо не относящих себя к старообрядцам, многие их старшие родственники были приверженцами «старой веры» (в том числе и уроженцы поморских сел). Кроме того, через Выгозеро и Сумозеро проходили пути паломников–старообрядцев в Выговскую пустынь и на Соловки.

На основании первичной обработки собранных материалов можно сделать следующие выводы:

Музыкальная традиция населения Онежско–Беломорского водораздела находится на одной из последних стадий разрушения в плане форм, жанров и исполнительской стилистики. Наряду с повсеместным угасанием обрядовых форм, на обследованной территории тем не менее весьма широко оказался представлен пласт традиции, связанный с календарными святочными и бытовыми формами, генетически восходящий как к русскому, так и к карельскому этническому субстрату.

Фольклорная традиция в репертуарном и музыкально–интонационном плане представляет собой смешанную, пограничную, переходную форму. Она сложилась на основе обонежской традиции с более поздними, но оказавшими сильнейшее воздействие на облик местной традиции «вкраплениями» обрядовых представлений и практик, а также музыкально–фольклорных жанров и форм, сформировавшихся в Поморье. Так, к обонежской музыкальной традиции в населенных пунктах Онежско–Беломорского водораздела восходят свадебные песни, один из причетных типов напевов и основная масса допесенных форм. К поморской традиции (Карельского и Поморского берегов Белого моря) восходит целый ряд явлений местной традиционной культуры, среди которых святочные гадания, формы ряжения, лесные и животноводческие сигналы, утушная хореографическая и музыкальная традиция, песенные и причетные напевы и пр. Кроме того, в латентной форме в местной традиции обнаруживается и карельское влияние, проявившееся среди прочего в ряде древних форм обрядовых святочных гаданий, причетов, а также выразившееся в фонетической трансформации допесенных сигналов.

Допесенные формы населения Онежско–Беломорского водораздела обнаруживают множественные генетические связи как с русскими локальными традициями (обонежской и поморской), так и с северно–карельской – в интонационной и фонетической их характеристике. В настоящее время, в связи с недостаточностью песенного материала допесенные формы становятся важнейшим материалом для картографических, ареальных исследований местной музыкально–фольклорной традиции.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Старообрядчество, являвшееся одной из доминант местной культуры в конце XIX – начале ХХ вв., сегодня сохранилось лишь в топонимике края и воспоминаниях местных жителей.

• [1] Проект «Комплексное экспедиционное обследование Онежско–Беломорского водораздела» (грант №06–04–03205е РГНФ, руководитель В.П.Орфинский). В работе этномузыковедческой группы приняли участие М.В.Заозерный, П.Б.Легкая и А.П.Конкка.
• [2] Немногочисленные записи музыкального фольклора были осуществлены на Выгозере и Сумозере в конце XIX века Ф.М.Истоминым и Г.О.Дютшем (Песни русского народа, собраны в губерниях Архангельской и Олонецкой в 1886 году. СПб, 1894. II, №7; VI, №13, 36).