Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: Самобытная народная культура Русского Севера, представленная в литературном творчестве Б. Шергина, С. Писахова, О. Озаровской, многогранна. Картины быта и нравов поморов, изложенные «северным языком», содержат уникальные описания не только отдельных предметов костюмного комплекса, но и отражают своеобразие образного мышления по отношению к такому явлению, как мода.

Ключевые слова: народная культура; мода; костюм; самобытный язык; юмор;

Summary: The original folk culture of the Russian North, represented in the literary works of B. Shergin, S. Pisakhov, O. Ozarovskaya is multifaceted. The pictures of everyday life and customs of the Pomors, presented in the «northern language», contain unique descriptions not only of individual items of the costume complex, but also reflect the originality of imaginative thinking in relation to such a phenomenon as fashion.

Keywords: folk culture; fashion; costume; original language; humor;

По мнению исследователя Русского Севера А. Б. Пермиловской, «Северорусская культура представляет особый интерес, ибо сохранила основной корпус констант традиционного русского уклада жизни и русской ментальности» [1] . Эти грани народного характера повлияли в XIX - первой трети XX в. на формирование своеобразного отношения поморского населения Русского Севера к такому социальному явлению, как мода.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Наиболее интересно, на мой взгляд, это проявилось в фольклоре и литературе, опирающейся на фольклорные традиции (былины и сказки Бориса Шергина, Степана Писахова и записи Ольги Озаровской).

Начиная с эпохи Петра I в установленном столетиями быте поморов Русского Севера происходят изменения, связанные с внедрением буржуазных концепций развития, ориентированных на «западный манер» образа жизни. Особенно активно этот процесс развивается в век промышленных революций, во второй половине XIX - начала XX в., когда в привычный традиционный жизненный уклад активно стали вмешиваться новые социальные явления, на которые обязаны были реагировать, откликаться и к которым нужно было приспосабливаться. Одним из таких явлений стала мода. Основой ее распространения обозначилась городская среда, где представители провинциальных купеческих сословий ориентировались на тенденции моды российского дворянства, в первую очередь столичного. Таким образом, центром «мод» поморского населения России стали Архангельск и крупные поселения Беломорья.

Мода поморами воспринималась неоднозначно. В основном если не негативно, то скорее философски и несколько скептически. Интересно, что так же думали многие представители русской элиты, для которых, судя по всему, народ по-прежнему должен был жить традиционно «по понятиям». Вот как воспринимает жительниц Белозерска (1847) известный в то время исследователь Русского Севера С. П. Шевырев: «При въезде в город я встречал красивые лица крестьянок. Гулявшие по валу купеческие дочки не обнаруживали того же. Белила и румяна служили тому главным препятствием. Притом же, платья нового фасона, длинные платки и длинные за локоть перчатки показывают влияние городских мод на здешних горожанок» [2] . Но жизнь менялась, и с этим приходилось считаться. Сохраняющиеся еще долгое время детали привычного уклада жизни определили особое к моде отношение. Был найден действительно самобытный способ ее трактовки, восприятия и потребления, характерный для традиционной народной культуры, - народный юмор, являющийся одной из уникальных граней русского фольклора, в том числе и северного. Он будет выражаться не только в своеобразном отношении к этой стороне «новой» жизни, но и приведет к появлению новых терминов особого «северного языка», которые получат распространение в повседневном обиходе (например, не мода, а «моды»).

Это отношение и специфику восприятия моды мы находим в былинах и сказаниях известных писателей Русского Севера.

Из поморской были Б. Шергина «Детство в Архангельске» можно узнать как о «правильном» поведении девушки («...не любила ни в гости, ни гулянья. В будни посиживала за работой, в праздники - с толстой поморской книгой...»), так и превратном («Насколько Аннушка была домоседлива и скромна, настолько замужняя ее сестра - модница и любительница ходить по гостям») [3] . В «Мимолетном виденье» описан прием гостей, где предлагается выпить модный в ту эпоху напиток кофе: «Этак сидим однажды у Хионьи, не то по пятой, не то по девятой чашечки кофейку налили...» [4] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Особое место в былях Б. Шергина занимают рассказы о мастерстве поморских крестьян-ремесленников. Так, в сказе «Дождь» находим: «Наша деревенька вся, - красильщики-набойщики. А соседняя - швецы-портные. Не хвалясь, скажу: мы мужики по званью и художники по знанью. Искони втянулись в ремесло и достигаем мастерства» [5] . Чувство собственного достоинства русского мастера, высокий художественный вкус и качество исполнения - главное в сказе писателя. Чтобы противопоставить подобному самоуважению заморского купца, Шергин использует прием острословия, сатирической оценки модного товара: «Иноземцы при постройке балагана снова показали хитрость и затейку. Поставили себе шатер особенно. Сверху налепили ленту-вывеску: „Базар де мод“. А уж товар у них! Коляра пронзительные. Кофта: по огненному полю синие лимоны. Юбка: желтая земля, синие дороги... Зазывает: - Бальный туалет! Американ фурор! Модерн костюм! Повалил народ.. .» [6] . При этом, помимо описания популярных цветов и костюмов, узнаем и еще одно модное веяние на Русском Севере тех лет - «моду на Америку». И далее следует описание выбора товара, которое подтверждает, что человека вне моды не существует, она часть нашей жизни: «Покупательницы из-за кофт дерутся. Юбки друг у дружки отымают...» [7] . Мода проникла в глубинку, изменив привычные обычаи и обряды. «Гулянье началось на лугу, - продолжает Б. Шергин. - Расселись, как в театре, по бревнам, по изгородям, по пригоркам. Все знают, что сегодня не в старинных штофниках и сарафанах бабы-девки явятся, а в модных туалетах. Ждать долго, потому что от слободки, где бабы-девки белятся-румянятся, в туалеты рядятся, до гульбища - версты полторы» [8] .

Если у Б. Шергина описание моды и костюма имеет отдельные элементы гротеска, то у С. Писахова это искрящаяся сатирическая устная поэзия, фольклор, где особое восприятие моды не только показывает уникальный самобытный талант поморов в области устного народного творчества (найденные образные термины), но и демонстрирует новые детали быта и нравов того времени. Достаточно перечислить название ряда сказок (былей) автора: «Брюки восемнадцать верст длины», «Как наряжаются», «Громка мода», «Модница» и т. п. «Прихожу домой, а у нас франтиха-модница в гостях сидит, из городу приперлась, чаи пьет, - пишет в рассказе „Громка мода“ С. Писахов. - Гостья локти расставила, пальцы растопырила для особо модного фасону, чашку в двух перстах едва держит...» [9] . Или, например, в рассказе «Подруженьки» описан процесс питья чая так, как было принято следовать модным тенденциям того времени. «Чай пили - одна вприкуску, друга - внакладку. Одной надо, чтобы чашечка была с цветочком: „Коли есть цветочек, я буди в саду сижу!“. Другой надо чашечку с золотом, - значит, чашечка нарядна! Одна пила с блюдечка: на растопыренных пальчиках его держит и с краю выфыркивает, да так тонкозвучно, будто птичка поет. Друга чашечку за ручку двумя пальчиками поддержи- ват над блюдечком и чаем булькает» [10] . И далее можно отметить, на мой взгляд, замечательную импровизацию о «нарядности», которая является достойным примером творческого восприятия поморами проявления моды. «И така я вся нарядна, така нарядна, что от меня буди свет идет. Мне даже совестно, что нарядне меня нет никого. Дошла до речки. Глянула я в воду - на свою нарядность полюбоваться, - рыбы увидали меня, от удивления рты растворили, на меня смотрят-любуются.» [11] .

Автором демонстрируется не только придуманная народом новая оригинальная терминология, показаны примеры уникального творческого мышления поморов, дается предельно сжатая, но в то же время точная и исчерпывающе образная характеристика модных тенденций эпохи. Узнаваемым оказывается и модный женский костюм середины XIX в., отмечаются главные его качества и дается народная оценка: «С ней, модницей-франтихой, рядом-то не очень сядешь - така она широка. Кофта вся в оборках, рукава пузырями, а юбка двадцать три метра в подоле. Эка модность никудышна, не по моему ндраву...» [12] .

Еще больший гротеск и острословие можно наблюдать в рассказе «Модница»: «Приходит в магазин модница. Вся гнется, ковыляется - нарядну походку выделывает. Руки раскинула, пальчики растопырила. Говорить почала, и голосок тоже вывертывает, то скрозь нос, то скрозь зубы, то голос как на каблуки вздынет.., пришла, фасонность и ногами, и руками, и всем телом проделала, головой по-особенному мотнула: Надобно мне-ка материи на платье! И самой модной-размодной! Чтобы была сама распоследня мода!» [13] . В рассказе присутствует нескрываемая насмешка - это и есть реальное отношение народа к любительницам модных туалетов: «Руками (материю) пощупала, ей и не очень нравится, а коли модная материя, то что будешь делать? ...Купила-таки модница материю цвета лежантин, с отделкой про вас, дур.. .» [14] .

Модные тенденции переосмысливались населением и приспосабливались к требуемым новым укладам жизни. При этом решались проблемы органичного соединения традиций и новых веяний. И народный юмор, облаченный в художественную форму, был одним из инструментов этой взаимосвязи. В сказке-фантазии «Апельсин» можно отметить проявление моды на экзотические фрукты, которые с развитием торгово-промышленных связей Русского Севера с центром России и заграницей стали доступны отдельным наиболее обеспеченным слоям населения. Вот и появилось апельсиновое дерево посредине реки. В этом присутствует особая самобытная и достаточно гуманная логика мышления простого народа, где еще сохраняется общественный быт, где каждый - часть целого. «Наш край летом богат светом. Солнце круглосуточно. Апельсины незамедлительно поспели .апельсинов множество, видать, крупны, сочны.» [15] . Если много света - значит апельсины вырастут, созреют и будут для всех. «Пятнадцать карбасов да лодку с апельсинами в деревню пригнал. Вся деревня всю зиму апельсинами сыта была» [16] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В отличие от сказов и былин Б. Шергина и С. Писахова, сборник «Пятиречье» О. Озаровской включает более древние предания и более уникальный «северный язык». Тем не менее элементы проявлений моды, в первую очередь в костюме, также встречаются. И здесь они тоже имеют детали, подчеркивающие образную характеристику героев поморских сказок. «Капитонко укараулил, што царя нету, сейчас модной сертук на прокат взял, брюки клеш, камаши с калошами, кепку.» (сказка «Золоченые лбы») [17] . Более того, один из модных предметов - брюки клеш - может рассказать о времени рассказа сказки - 1870-е гг., когда в мужской моде были расклешенные брюки. В сказке «Волшебное кольцо» модный костюм Ваньки и его матери - это способ самоутверждения и удовлетворения амбиций, что является одним из психологических свойств моды. «Ванька купил себе пинжак с карманами, а матери платье модно со шлейфом, шляпу в цветах и в перьях, и зонтик [.] матерь в модно платье средилась, шляпу широкоперу наложила и побрела ко дворцу, в палату зашла, на шляпы кажной цветок трясется.» [18] . В данном случае описание модного костюма показывает изменение социальных отношений в России того времени, становление возможности выбора образа жизни всеми слоями населения, т. е. концепцию «равенства возможностей», свойственных буржуазному обществу.

Таким образом, костюм и «моды» в былинах и сказках исследователей устного фольклора поморского населения Русского Севера раскрывают особую грань народной жизни, дают нам представление о тех изменениях, которые происходили в России в эпоху промышленных революций. Изложенные «северным языком», они усиливают образно-художественное восприятие народного быта, способствуя более глубокому пониманию истории нашей многогранной культуры.

Литература

1. Озаровская О. Э. Пятиречье. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1931.
2. Пермиловская А. Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера (XIX - начало ХХ века). Архангельск, 2005.
3. Шевырев С. П. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. М.: Индрик, 2009.
4. Шергин Б. В., Писахов С. Г. Сказы и сказки. М.: Современник, 1985.

• [1] Пермиловская А. Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера (XIX - начало ХХ века). Архангельск, 2005. С. 11.
• [2] Шевырев С. П. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. М.: Индрик, 2009. С. 385.
• [3] Шергин Б. В., Писахов С. Г. Сказы и сказки. М.: Современник, 1985. С. 28.
• [4] Там же. С. 117.
• [5] Там же. С. 133.
• [6] Там же. С. 135.
• [7]  Там же. С. 135.
• [8]  Там же. С. 136.
• [9] Там же. С. 241.
• [10] Там же. С. 298.
• [11] Там же. С. 297.
• [12] Шергин Б. В., Писахов С. Г. Сказы и сказки. М.: Современник, 1985. С. 242.
• [13] Там же. С. 296.
• [14] Там же. С. 296-297.
• [15] Там же. С. 282.
• [16] Там же. С. 282.
• [17] Азаровская О. Э. Пятиречье. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1931. С. 147.
• [18] Там же. С. 261.