Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 22Территория Северо-Запада России представляет зону сложных и неоднозначных межэтнических контактов. Главные «действующие» силы этого взаимодействия (начиная с конца I тыс. н.э.) – массивы славянского и финно-угорского населения. Кроме них в отдельные исторические периоды здесь появлялись и другие народы. Например, в самом начале такими «гостями» оказались варяги [1] . Все это неизбежно рождало систему координат, оценивающую соседние локальные группы и вновь появившиеся коллективы по шкале «свой – чужой», которая находилась в динамике, изменялась в зависимости от точки наблюдений и времени. В ХХ в. феномен контактной зоны между локальными группами разных народов продолжал оставаться актуальным.

Процессы этнического взаимодействия, протекающие между русскими и финно-уграми (карелами, вепсами) не раз оказывались объектом специальных наблюдений исследователей [2] . В данной работе будут затронуты механизмы взаимодействия народов на территории Межозерья, но с учетом «вклада» в них очередных «гостей» – цыган.

На территории Северо-Запада России сложилась группа цыган, так называемых, русских цыган (русска рома), говорящих на северорусском диалекте цыганского языка [3] . Отдельные роды этой этнографической группы имели строго установленные зоны кочёвок [4] . Передвигались они небольшими группами, которые состояли из одной или нескольких семей. Основные занятия русских цыган – барышничество, гадание, исполнение песен. После принятия указа об оседлом образе жизни в 1956 г. цыганские семьи поселяются в деревнях и поселках Северо-Запада России по трассе своих бывших маршрутов. Позже часть из них перебирается в крупные города.

В течение нескольких столетий сложилась специфическая система взаимодействия местного (оседлого) населения и кочующих цыганских групп. Такая ситуация неизбежно рождала в себе стереотипы восприятия «другого» и определенные сценарии взаимодействия. Рассмотрим данную проблему с точки зрения русских и вепсов [5] и, в первую очередь, коснемся особенностей восприятия ими цыган.

Сложение сбалансированной системы взаимодействия породило несколько оценочнокоммуникатив-ных схем данного общения. Они строились на периодическом появлении в деревне той или иной цыганской семьи (семей), что порождало определенную повторяемость некоторых действий, а также событий деревенской жизни. Таким образом, складывались устойчивые признаки «чужого», его образ. Вместе с тем, в народном нарративе вырабатывались устойчивые мотивы и темы, описывающие пришельцев [6] . Особенность контактов заключалась в том, что общение местного и кочевого населения происходило в поколениях, что оказалось закрепленным специальным термином – «наши цыгане» [7] . Процесс освоения «чужого» – длительный и взаимонаправленный. Он порождает целый спектр «градаций» чужого и форм его освоения. Представим лишь некоторые линии разграничения/объединения оседлого населения (русские и вепсы) и кочевых цыганских групп.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Цыганские топонимы. Устойчивые маршруты передвижения, знание особенностей каждого населенного пункта и его жителей, а также представления о подходящем месте для остановки табора породили специфическийстр. 23 пласт топонимов Севера-Запада России – «цыганские топонимы». Например: Цыганский плёс, Цыганский лес, Цыганский пляж, Цыгановщина, Цыганская поляна, Цыганская горка и др. Они отражают своеобразные «узлы» на трассах кочевок родов русских цыган и маркируют места традиционных остановок в пути около городов либо крупных деревенских кустов. Как правило, такие места имеют устойчивый набор характеристик: они занимали ключевое положение относительно всего куста деревень (но не входили в зону интенсивного хозяйственного освоения местного населения), чаще всего приходились на сосновый бор или открытое, продуваемое место, вблизи от источника воды и недалеко от дороги. Вместе с тем, «цыганское» мес-то должно быть уединенным.

Деревенский социум. Летом цыганские группы жили в палатках, зимой просились на постой в дома. Среди деревенских жителей были «свои» – те, которые постоянно принимали таких гостей: «…иной не пустит, а иной попроще и пустит к ночи». Отношение деревенских жителей к ним было неоднозначным даже в пределах одного населенного пункта или поселенческой структуры. Оно варьировалось от подозрительного до дружеского. Ключевым фактором тут были отношения (и степень знакомства) между хозяевами и главами цыганских семей. Приведем два примера, записанных в кусте деревень Пялья (верхнее течение реки Паша). Около д.Макарьино есть взгорок, который называется Цыганская Горка. Цыган не пускали в деревню и им разрешали только здесь «сидеть на этой горке», поэтому место и было так названо. Деревенские жители боялись цыган, думали «что детей уворуют» (В.М.Вильховецкая, русская, 1954 г.р.). В той же д.Макарьино рассказывали следующее. У отца моей собеседницы были друзья-цыгане – Ваня и Федя Пискуны. «Дак, они к ему… к нам всё и приставали. А изба была небольшая – цыганят, да нас семья. Набросают на пол… цыганята и мы – вместе спали; под одним одеялом, на полу». Цыгане не пакостили – «ведь, друзья, ничего плохого не замечали» (Иванова Е.И., русская, 1930 г.р.). Основное ремесло цыганок – просьба подаяния и гадание вызывали некоторую настороженность. «Не даёшь им, там просят, могут спортить… Да выманят как-то, говорят, и что-то. Обдурят» (Иванова Е.И., русская, 1930 г.р.). И вместе с тем: «Цыгане в деревне, где жили, ничего не трогали, не воровали. Даже и сейчас (в отличие от деревенских) цыгане со всеми поздороваются, о здоровье родных справятся – „всё расспросят“» (Коротков Н.П. русский, 1926 г.р.; Короткова А.Д., русская, 1931 г.р.).

Цыганская помощь. Особый статус цыган – людей дорожных и знающих – находил выражение в помощи хозяевам избы, приютивших кочевую семью. «Были цыгане. Я помню, в старом доме… К нам приходили цыгане. Ещё было очень много клопов. <…> Цыган всунул какой-то пучок травы вот куда-то под матицу и все клопы исчезли» (Горская М.В., вепс, 1940 г.р.). Помощь оказывалась и по хозяйству – например, в использовании лошадей [8] . «Один раз цыгане ночевали в доме. А было сено накошено в Новой Деревне [урочище в лесу – место бывшей деревни]. В колхозе для его вывоза лошади не дали. Хозяин пустил цыган на постой и на их лошади вывез это сено» (Доркичева М.Г., вепс, 1930 г.р.).

Гуляние молодежи. При очередном появлении цыган деревенская молодежь шла на знакомое место остановки табора. Во время гулянья происходило знакомство с песенными и музыкальными «новинками». «И вот эти таборы цыганские все люди ждут, что вот табор цыганский прейдёт, так это веселье, это праздник какой-то был! <…> Вот они свои пляски покажут, а теперь вот наши кадриль пляшут: они же с гармонью пришли, наши-то ребята. Кадриль… А те − под гитару, обычно, те под гитару» (Кипко З.В., русская, 1936 г.р.).

Таким образом, можно предположить, что подобные гулянья являются одним из механизмов проникновения «новой» (городской) лирики в деревню в конце XIX – первой пол. ХХ в.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В такой ситуации общего веселья между молодыми людьми могли возникнуть особые отношения.

«Мы бегали на костёр, да они песни пели, плясали для нас. Однажды местный парень Ваня Платонов влюбился в цыганку. Тогда табор с неделю стоял в поле. <…> Ваня с гармошкой туда пойдёт, а мы пойдём все слушать, ребятишки... Так он не уехал с ними, и она не осталась в деревне» (Калинина А.В., вепс, 1939 г.р.).

Маркеры иного. В рассказах о цыганах, как людях «чужих», на первый план выходят устойчивые признаки инаковости и непохожести на деревенских жителей. Это выражается в их внешнем виде: цыгане „черные“» [9] . Особо запомнилась другая одежда. «У женщин были длинные широкие со складками юбки; цветные, цветы яркие. Платки у них красивые были. Потом что-то… каки-то висюльки то ли на руках, то ли где ещё были. В ушах – серьги были: таки длинные. Цыганки были одеты ярко» (Горская М.В., вепс, 1940 г.р.).

Атрибут цыгана – кнут, с которым связан анекдот о выпрашивании сена. Общее место в нарративе – подчеркивание многодетности семей. «Ребятишек куча в кресле [в перине]… голые, всякие – без штанов. Бывало, когда цыганята зимой выбегали из кибитки босяком и обратно под перину нырк, как мышки» (Бойцева А.Н., русская, 1933 г.р.). Привлекали внимание и особенности кочевого хозяйства, например, устройство кибитки или расставляемых летом палаток.

стр. 24Другие цыгане. Устойчивый уклад жизни, в который входило периодическое появление в деревне цыган, изменился в конце 1950-х гг. Где-то с 1990-х гг. в деревню начали приходить представители других цыганских групп (например, цыгане-кэлдэрары). Именно тогда оказалась крайне важной разница между «своими» и «чужими» цыганами. Например: «Ну, цыганы-то тоже разные были: одные чёрные были… – Ну, смуглые так и не очень. Теперь цыгане-то есть молдаванские и всяки… Молдаване приедут или что – как цыгане тожё, да» (Калинин А.П., вепс, 1930-х г.р.; Калинина А.В., вепс, 1939 г.р.).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Итак, опыт восприятия оседлым населением цыган дает возможность оценить механизмы освоения «чужого» отдельными локальными группами населения Северо-Запада России. Это была крайне динамичная система, в которой через постоянные личностные контакты представителей разных этносов пришельцы включались в пространство сельского сообщества; становились частью этого – «своего» – мира.

• [1] См.: Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. СПб., 2005; Санкина С.Л. Скандинавские группы Древней Руси // Европа – Азия: Проблемы этнокультурных контактов СПб., 2002. С.139−143.
• [2] См. некоторые работы по теме: Пименов В.В. Вепсы. Очерк этнической истории и генезиса культуры. М.; Л., 1965; Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси. СПб., 1997; Муллонен И.И. Топонимия Присвирья: Проблемы этноязыкового контактирования. Петрозаводск, 2002; Лапин В.А. Фольклорное двуязычие: Феномен и процесс // Искусство устной традиции. Историческая морфология. СПб., 2002. С.28−38; Прибалтийско-финские народы России. М., 2003; Фишман О.М. Жизнь по вере: Тихвинские карелы-старообрядцы. М., 2003; Мызников С.А. Лексика финно-угорского происхождения в русских говорах Северо-Запада. Этимологический и лингвогеографический анализ. СПб., 2004.
• [3] Цыгане пришли на территорию России в начале XVIII в. с территории Великого Княжества Литовского. См. некоторые работы по теме: Язык цыганский весь в загадках: Народные афоризмы русских цыган из архива И.М.Андрониковой / Сост., подгот. текстов, вступ. статья и справ. аппарат С.В.Кучепатовой. СПб., 2006; Абраменко О.А. Свадебная обрядность цыган Северо-Запада России // Живая старина. 2007. №2. С.19–21; Кучепатова С.В. Цыганский фольклор: фольклорное двуязычие, смешение переключение кодов или?.. // Лапинские мотивы: К 65-летию Виктора Аркадиевича Лапина. СПб., 2008. С.66−72 (Временник Зубовского института; Вып. 1); Черенков Л.Н. Музыка в цыганской культурной традиции (звук у цыган) // Звук и отзвук. М., 2010. С.226−243.
• [4] Андроникова И.М. Закономерности расселения русских цыган в связи с их миграцией // Язык цыганский весь в загадках: Народные афоризмы русских цыган из архива И.М.Андрониковой. СПб., 2006. С.585−593.
• [5] Материалы, послужившие основанием работы, были записаны автором в 2003−2010 гг. в ходе фольклорно-этнографических изысканий в Лодейнопольском и Тихвинском районах Ленинградской области.
• [6] В настоящей работе опускаются такие тексты, как сказки, анекдоты, частушки, в которых главный персонаж – цыган. Они требуют особого рассмотрения.
• [7] См., об этом также: Виноградов В.В. «Наши цыгане» // Живая старина. 2008. №2. С.41−44. Об отдельных аспектах взаимодействия цыган и местного населения см.: Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. М., 2005.
• [8] Использование колхозных лошадей в крестьянском хозяйстве было ограничено, а иногда вообще невозможно.
• [9] Вспомним, что святочные «цыгане» тоже все черные – вымазанные сажей.