Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 55Основными божествами леса у карелов являются Tapio (Тапио) и Hiisi (Хийси). Особенно часто эти персонажи встречаются в эпических песнях и заговорах. М.Агрикола называл первого богом хяме, второго – карелов; он писал:

Страну, в которой живет Тапио, называют в рунах и заклинаниях Tapiola (Тапиола), или Metsola (Метсола), а где обитает Хийси – Hiitoila (Хийтола). Таинственное «лесное царство» само по себе является «иным миром» для человека, но его деление на две страны подчеркивает оппозицию «свой–чужой», «близкий–дальний», «верхний–нижний», «добрый–злой». Данные локусы описываются и воспринимаются совершенно по-разному. При описании Тапиолы создается очень светлый, теплый образ, это некое родное, безопасное место.

Хийтола чаще всего – это олицетворение темного, злого, чуждого мира; его синонимами являются Похъела и Манала. Чаще всего названия этих стран противопоставляются друг другу, хотя в некоторых случаях они синонимичны. Так, руна о певце Вяйнямейнене рассказывает, как «мудрый старец Тапиолы» выходит из медной горы на золотой холм, чтобы послушать чудесное пение [2] . А в севернокарельском заклинании от болезней создается совершенно противоположный образ «иного мира»: герой отправляется на «лыжах Хийси», с «ольховыми палками Лемпо» в «темную Похъелу, скупую Тапиолу», где его ждет «мясо без костей и рыба без голов» [3] . Этот образ гораздо больше похож на описание мрачной Хийтолы.

Изначально слова «tapio» и «hiisi» употреблялись просто в значении «лес». Говорили: tammitapio (дубовый лес), tapiossa taulat tehdan (доски заготовлены в лесу); медведя называли «золотой король в подмышке леса» [4] . В рунах обожествлялся сам лес-тапио, он воспринимался как живое существо и сам был объектом по-клонения. Синонимами к слову tapio были korpi (чаща), metsä (лес).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Постепенно tapio стал восприниматься как некое существо, дух леса, наделенный только положительными чертами: «Золотой король леса, красивый лесной Тапио» (SKVR. VII. 5. 3222) [5] . У него «шапка из хвои, борода из лишайников» (SKVR. VII. 5. 3301). У господина огромного леса и «пастуха острова» «шелковые завязки на чулках» и «серебряные подвязки на штанах». У мудрого «лесного старика» белая или седая борода, голова сверкает золотом, шапка из хвои или перьев, кафтан из тины или мха, серебряный пояс (SKVR. VII. 5. 3233, 3246, 3305).

В его руках золотой топор, медный молоток, золотые ключи от «лесных кладовых, шерстяных (т.е. богатых) подвалов». Карелы говорили: в старину охотнику «не надо было бояться, что оскудеют леса, так были обильны стада Тапио». К. Ганандер видел истоки изобилия зверья и дичи в лесу в мистическом союзе могущественного Тапио и рачительной Тапиотар, великой матери и прародительницы всего лесного богатства. От Тапио зависит удача в охоте. Он может привести добычу даже с чужих земель (SKVR. VII. 5. 3230). Охотники, идя на охоту, всегда обращались за покровительством к хозяевам леса, приносили подарки и читали заговоры. Например, когда шли за тетеревами, необходимо было трижды (два раза по солнцу и один против) обойти стаю, оставить в качестве жертвы ртуть и произнести трижды слова заговора, в котором просили «сильного правителя леса» связать крылья птицам (SKVR. II. 969).

Важно было, чтобы Тапио принял и собак, с которыми идут охотиться. Для этого требовалось плюнуть через левое плечо, пропустить собаку через три больших еловых ветви и произнести заклинание, в котором просили «лесного короля» сделать собаку своей и дать ей много сил (SKVR. II. 955). Самым сильным охотникам, владеющим тайными знаниями, достаточно было констатации факта: «Собака уже лает, мужик уже стреляет», и хозяин леса открывал свои кладовые и отдавал животных во власть охотника [6] .

Вообще охотничьи заговоры наиболее ярко отразили трансформацию ритуала почитания хозяев леса. В наиболее архаичных вариантах могут обращаться за помощью и к самому лесу («kostu korbi» – «встань, лес глухой»); к зверям, которых считают подобными человеку (так мать-белка может оплакивать убитую дочь и просить Бога возродить ее) [7] . В самых поздних заговорах фигурируют образы Верховного Бога-Творца и Девыстр. 56 Марии (SKVR. II. 946). Но основная часть текстов обращена к «золотому лесному королю», его дочери Анникке и ко всему его семейству, при этом основным эпитетом является «золотой» (SKVR. II. 961). Зверей и птиц лесных, которыми полны «лесные амбары», тоже часто называют «золотом–серебром».

Для особого ритуала поклонения хозяину леса карелы использовали своеобразный алтарь, «стол Тапио». Для него выбирали молодую низкорослую раскидистую елочку или можжевельник, ветви которых на уровне стола росли в стороны, параллельно земле. Иногда это была сосна с обрезанной верхушкой, разрастающаяся в стороны. В Беломорской Карелии «стол Тапио» мог находиться и прямо на выступающих корнях дерева [8] . В качестве алтаря для жертвы, для разговора с хозяином леса мог быть и муравейник или перекресток – места, которые также являются, по народным верованиям, домом лесных духов [9] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В Северной Карелии для того, чтобы охота была удачной, первую подстреленную птицу варили прямо с перьями. Затем ее относили на стол Тапио, ели сами, остатки оставляли на трое суток, а потом выливали под корень. В финской провинции Хяме во время первого выхода в лес надо было подстрелить сойку, найти пышную елочку, на ветки положить мох, а сверху – птицу. Это была жертва хозяину леса. В Южной Финляндии на «ладонь Тапио» (карелы и сейчас называют стол «Jumalan kämmen», «Божья ладонь») клали мясо первого зайца и наливали немного вина. Маленькая, разросшаяся в стороны елочка, дом metsän emä (матери леса) была местом жертвы и для пастухов. Перед первым и последним выгоном скота они укладывали на верхние широкие ветки листья, затем различную еду, а сверху закрывали лапником [10] .

У хозяина Тапиолы есть жена, дочь и сын и множество родственников, особенно женского пола (лесных дев). Образы Тапио и различных дев-хозяек леса хорошо сохранились в карельских заговорах и эпических песнях. Хозяйка дома Тапио вся в золоте и серебре (SKVR. VII. 5. 3308). Иногда она в синих «прекрасных модных» одеждах. Красавицей изображается и дочь Тапио Анникка. У нее «медовый рот», синие или красные чулки, желтые каблучки. Ее часто называют «хозяйкой болот». Именно она очень часто открывает лесные кладовые отца, расположенные на горе. Она гремит золотыми ключами, звенит кольцами и «расписной крышкой» Сампо (SKVR. VII. 5. 3308, 3246, 3233). Живут в Тапиоле и Тууликки, дочь Тапио, и сын Нююрикки, «чистый парень краснокудрый» (SKVR. VII. 5. 3246), Мииритар «лесная невестка» (SKVR. VII. 5. 3273), Миелотар «маленькая лесная дева» (SKVR. VII. 5. 3269). Лесное царство населено девамипокровительница-ми священных деревьев, сосен и можжевельника: «Хонготар, хозяйка добрая, Катаятар, славная красотка» [11] .

М. Хаавио пишет, что в Беломорской Карелии самым распространенным именем девы леса было Миеликки. Основные эпитеты, которыми она характеризуется: kaunis neito (красивая дева), tarkka tyttö (рачительная девушка), käyrä neitti (кудрявая дева). Живет она в темном бору, на синем острове; она не только бегает по лесу, но может и белочкой по ветвям скакать, и птицей летать [12] .

К. Ганандер на основе народных песен попытался представить топографию Тапиолы. По его мнению, Тапиола – это глубокая чаща лиственного леса. Ее противоположностью (лишь в этой детали) является Метсола, которая находится в хвойном лесу. При описании Тапиолы (Метсолы), являющейся владениями Тапио, и ее обитателей тоже используются самые яркие краски. Иногда Тапио называют «хозяином острова» (SKVR. VII. 5. 3219), на котором «позолочены елки.., а все ветви в медных кольцах» [13] .

Болота, горы, острова – это все элементы мифологической топографии, локусы «лесного царства». Они являются признаками и подземного мира первопредков, в который ведет «мифическая» река. Лай собак, который часто слышат в Тапиоле, – также признак «другого измерения». В некоторых сюжетах владелец лесных кладовых мыслится именно как первопредок, и тогда в описании локального пространства появляется элемент порога, который выступает одной из границ оппозиции свой–чужой, внешний–внутренний, нижнийверхний, живой–мертвый [14] : «Много в лесу порогов: Один деревянный, другой костяной, Там даритель живет Под елью с цветущей верхушкой Сверху маленькой сосны» (SKVR. VII. 5. 3226).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Таким образом, в фольклоре создается образ светлой и богатой Тапиолы, населенной большим семейством мудрого правителя Тапио. Основными цветами при описании являются голубой–синий, цвета небесного, верхнего мира, и красный, цвет жизненной силы. Очень часто встречается упоминание золотых красок.

Согласно В.Я.Проппу, золотая окраска – это печать иного царства. К примеру, в Греции золото постепенно из атрибута мертвых становилось достоянием праведных [15] . Это же можно сказать и о голубом цвете.

В карельских рунах и заговорах и сами кладовые золотые, и ключи золотые, а амбары полны золота, т.е. зверей. Т.А.Новичкова пишет, что «желание иметь золото объясняется стремлением к обладанию атрибутами –стр. 57 посредниками между людьми и священным миром, что обеспечивает долголетие, бессмертие … золотые предметы в фольклоре сакральны … священность золота генетически восходит к греческому культу солнца» [16] . Причем открываются лесные кладовые и достаются «золото-звери» далеко не всем. Надо строго соблюсти все правила ритуала. Золото «получает только избранный, оно рассыпается в прах у тех, кто не соблюдает „правила игры“ с сакральным миром… в русской мифологической прозе золото – живое существо» [17] .

В карельских фольклорных жанрах, созданных на основе калевальской метрики, часто встречается имя и еще одного покровителя лесного царства – Хийси. В чем-то он похож на Тапио (у М. Агриколы это боги разных народов, но по сути своей они идентичны), но постепенно его образ эволюционировал до отрицательного персонажа. Изначально в финском языке «хийси» так же, как и «tapio», означало «лес» [18] . В.Я.Петрухин пишет, что имя Хийси «восходит к названию священной рощи, где запрещалось ломать ветки и рубить деревья и где в древности хоронили умерших» [19] . Отсюда и параллельное название загробного мира Маналы и северной страны Похъелы – Хийтола. Позже «хийси» стало означать святого духа – покровителя святых мест [20] .

Отголоском этого почитания можно считать также такие образы, часто встречающиеся в рунах, как огромный «лось Хийси», сторогий бык, пчелка – «птичка Хийси», приносящая мазь от ожогов. В некоторых рунах есть отголоски былого почитания Хийси, например, встречается упоминание о церквях, стоящих в Хийтоле; подчеркивается, что «много мудрости у Хийси» [21] . В эстонской мифологии производные от этого имени выступают в значении «леший, лесной великан» (hiidlaine, hiius, hiid, Hiisi); этимологически эти слова тождественны саамскому seida, сакральным камням, вместилищам духов. Эстонцы груды камней называют садами Хийси: по преданиям, они возникли из-за того, что великаны Хийси забрасывали друг друга камнями [22] . Но в результате трансформации образ Хийси все больше приобретал негативную окраску, пока не превратился в некое «плохое» существо, злой дух, близкий karu (черту). Пособниками Хийси в рунах и заговорах являются вредоносные насекомые: шершень – «пташка Хийси», паучиха – «шлюха из рода Хийси». «Стрелы Хийси» несут людям болезни. В Хийтоле же живет огромная щука Хийси, рыба, «евшая мужчин» [23] . Согласно этимологическому словарю hiisi – это «место языческих жертвоприношений, глухое страшное место, хозяин леса и т.д.» [24] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Царство Хийси в карельских рунах носит название Хийтолы. Рисуется оно достаточно мрачными красками; поэтическим параллелизмом к нему, как уже говорилось выше, является Похъела (семантику этого слова можно вести от двух основных понятий: «север» и «дно» – оба характеризуют локусы нечистых духов).

Когда Илмоллине собирается свататься «к дочери хийтольского Хийси, к внучке духа гор», его предупреждают, что «На дворе хийтольского Хийси Сто столбов; – Сто голов на столбах; Один столб без головы» (SKVR. II. 90). Стоит Хийтола в ельнике, а охраняет ее собака – все это маркировки царства мертвых (SKVR. II. 96).

Путь в Хийтолу нелегок, опасно и пребывание там. Об этом свидетельствует и повторяющееся число три (дается три задания, три дня длится дорога и т.д.). А как пишут исследователи, число три не только представляет собой идеальную структуру с выделенным началом, серединой и концом, но также «на первых порах троичность воспринимается просто как символ множественности» [25] . Таким образом, путь в Хийтолу до бесконечности сложен и долог.

В одном из вариантов сюжета о сватовстве в Хийтоле невесту называют «дочь ночи, дева сумерек» (SKVR.VII.1.428), т.е. временное пространство сродни локальному и ассоциируется с темнотой, в нем сконцентрировано зло. Пространственно-временной локус Хийтолы чужд не только положительным героям рун, но и всему человеческому миру.

Чтобы приманить лесную удачу, существовал ритуал, в котором охотник отдавал себя во власть Хийси, который мыслится не кем иным, как дьяволом. Необходимо было написать кровью безымянного пальца: «Возьми теперь, Хийси, в сыновья, Лемпо – в дети. Нет в Боге дающего, В Творце обещающего» (SKVR. VII. 5. 3209).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Одна из карельских рун, в которой ярко отразился процесс христианизации карелов, рассказывает о том, как Хийси превратился в сатану. Творец (Luoja) спасается на лыжах от преследований язычников, которые все-таки настигают его на святой горе, сажают в глубокую яму и заваливают камнями. Но злой кузнец Хийси требует, чтобы Творца заковали в цепь, которую он изготовил. Тем временем Luoja молит солнце,стр. 58 чтобы оно выпустило его на свободу. Солнце растопило камни и советует Творцу отправиться к кузнецу Хийси. Кузнец не узнает Luoja и, поддавшись его советам, испытывает на себе прочность цепи. Тут-то Творец и заговаривает цепь на шее у сатаны, чтобы тот не смог вырваться. Здесь возникают ассоциации с греческими мифами. Вспомним образ Гефеста, бога огня и кузнечного дела, сына Геры и Зевса. Он – небожитель, живет на Олимпе, и в то же время он будет низвержен с горы. А его хромота – тоже признак «нечистости».

А. Ф. Лосев пишет, что Гефест – «и Олимп, и преисподняя, и высшее творчество, и стихийный демонизм» [26] .

Напоминает карельская руна и о библейском сюжете, когда Люцифер, любимый Божий ангел, будет сброшен за непослушание с небес на землю и превратится в Сатану, борющегося с Богом за людские души.

В Приладожской Карелии считали, что именно «лесной хийси» прячет и не выпускает людей из леса.

Случалось это, во-первых, если кто-то проклинал человека, а во-вторых, человек мог случайно попасть на «плохую» тропу, т.е. следы Хийси. Если человек очутится на такой тропе, он теряет ориентацию и представление о действительности; он больше не знает, где дом и в каком направлении следует двигаться. Он, как зачарованный, оказывается в совершенно незнакомом месте, в «ином мире», в «ином измерении», где и время и пространство движется совершенно иначе, чем в мире человеческом. М. Хаавио пишет, что «потустороннюю землю отделяет от этой некая мистическая завеса, которая так непроницаема, что „оказавшись за ней, даже в дождь не промокнешь“» [27] . Человек может видеть хозяев леса, находиться в их власти, а может просто блуждать по совершенно незнакомым местам. Спасает от происков Хийси обращение родственников к знахарю, который своими методами «поворачивает» время и пространство в нужное направление. И тогда хозяева в образе мужиков или сами приносят человека на знакомую ему тропинку; или, к примеру, маленькая птичка, прыгая с кочки на кочку, показывает ему дорогу и исчезает, когда начинает слышаться звон колоколов (боязнь колокольного звона – это также признак нечистой силы), всегда ассоциировавшийся с теплым и светлым локусом родины.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

М.Хаавио пишет, что лесной хийси (metsän hiisi), которого могли называть и черт (karu, piru), иногда представал в виде маленького ребенка лешего, черного мужика, черной птицы, ворона, лесного животного [28] .

Таким образом, два «лесных царства» карелов – Тапиола и Хийтола – являются яркой иллюстрацией к оппозициям «свой–чужой», «светлый–темный», «добрый–злой».

• [1] Hautala J. Suomalainen kansanrunouden tutkimus. Helsinki, 1954. S.27–30.
• [2] Петрухин В.Я. Мифы финно-угров. М., 2003. С.86.
• [3] Virtaranta P. Vienan kansa muistelee. Porvoo; Helsinki, 1958. S.113.
• [4] Harva U. Suomalaisten muinaisusko. Porvoo; Helsinki, 1948. S.349.
• [5] Suomen kansan vahnat runot. Римская цифра обозначает номер тома (если есть арабская – номер части в нем); затем номер текста и стиха.
• [6] Haavio M. Suomalainen mytologis. Porvoo; Helsinki, 1967. S.70–77.
• [7] Карело-финский народный эпос / Сост. В.Я.Евсеев. М., 1994. Т.2. С.111.
• [8] Haavio M. Soumalainen mytologia. Porvoo; Helsinki, 1967. S.64–65.
• [9] Harva U. Suomalaisten muinaisusko. Porvoo; Helsinki, 1948. S.357.
• [10] Ibid. S.356.
• [11] Карело-финский народный эпос / Сост. В.Я.Евсеев. М., 1994. Т.2. С.116.
• [12] Haavio M. Suomalaisen mytologia. Helsinki; Porvoo, 1967. S.62.
• [13] Карело-финский народный эпос / Сост. В.Я.Евсеев. М., 1994. Т.2. С.116.
• [14] Лавонен Н.А. Функциональная роль порога в фольклоре и верованиях карел // Фольклор и этнография. Л., 1984. С.171–179.
• [15] Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С.284–285.
• [16] Новичкова Т.А. Эпос и миф. СПб., 2001. С. 181, 185.
• [17] Там же. С.183.
• [18] Harva U. Suomalaisten muinasusko. Porvoo; Helsinki, 1948. S.350.
• [19] Петрухин В.Я. Мифы финно-угров. М., 2003. С.83.
• [20] Haavio M. Suomalaisen muinas runouden mailma. 1935. S.341.
• [21] Карело-финский народный эпос / Сост. В.Я.Евсеев. М., 1994. Т.2. С. 157, 176, 229.
• [22] Мифы народов мира. М., 1988. Т.2. С.592.
• [23] Карело-финский народный эпос / Сост. В.Я.Евсеев. М., 1994. Т.2. С.159.
• [24] Suomen kansan etymologinen sanakirja. Helsinki, 1985. S.74.
• [25] Нейгебауер О. Лекции по истории античных математических наук. М.; Л., 1937. Т.1. С.100.
• [26] Мифы народов мира. Т.1. М., 1987. Т.1. С.299.
• [27] Haavio M. Suomalaisen muinasrunouden maailma. 1935. S.341.
• [28] Ibid.