Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 951. Исключительная особенность Русского Севера – его своеобычная вселенскость, открытость всей Ойкумене. Понятие всемирной отзывчивости Ф.М.Достоевский применил конкретно к А.С.Пушкину. Но мы вправе перенести его на наш регион. Волей судеб он стал перекрестком и средоточьем самых разных культурных влияний. Наложим их на страны света:

• с Юга на Север – по оси, задаваемой путем из варяг в греки, – поднимались индоиранские, грековизантийские, тюркоарабские реалии; срабатывал своего рода капиллярный эффект: Север втягивал в себя накопления нижележащих широт – усваивал и претворял их; великие реки – Днепр, Дон, Волга – содействовали этому;
• с Востока в направлении Беломорья и Обонежья двигались финноугорские племена; одни ассимилировались – другие сохранились; так или иначе, но именно им Русский Север обязан своей подпочвой, успевшей задолго до прихода ушкуйников напитаться архетипами и мифологемами; топонимика хранит этот след;
• обратив лицо на Запад, мы увидим, как к славянам от викингов идут мощные пассионарные импульсы, несущие наряду с энергией еще и бесценную информацию; тут имела место своеобразная передача момента движения – только угол изменился с южного на северовосточный: новгородцы, много чего получившие от Европы, устремили свою цивилизаторскую экспансию на туземные чудские земли.

2. Можно сказать так: эти потоки пересеклись в крестьянской избе – осели в ней многослойным культурным осадком. Планетарность своего отчего дома остро ощутил Н.А.Клюев.

Об Индии в русской светёлке,Где все разноверья и толки,Поёт, как струна, карандаш.

Характерен заявленный здесь максимализм: избе присуще всевмещение – она готова принять сколь угодно экзотических гостей.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Бедуинам и жёлтым корейцамНе будет запретным наш храм.

Перебирая духовные накопления, которые Русский Север надежно спрятал в тайник своего консерватизма и своей труднодоступности, мы можем разложить и сгруппировать их по трем признакам: 1) несомненные заимствования, воспринятые однако не механически, а органически, с элементами творческой переработки; 2) как бы гибриды автохтонного и пришлого; 3) чистые конвергенции.

Порой мы не различаем эти разновидности. Думается, что особый приоритет в наших глазах имеет установление генетических корреляций – это давление классической парадигмы с ее установкой на линейный детерминизм. Странствующие сюжеты, бродячие мотивы: эти феномены реальны – однако сходство далеко не всегда указывает на общий источник. Точнее говоря, этот источник иногда следует искать не в географическом пространстве, а скорее в мире идей, чьи воплощения – абсолютно независимые, не связанные друг с другом акции. В этих случаях мы имеем дело с явлением конвергенции.

Плачи всех народов похожи друг на друга. Этот жанр достиг своего апогея в творчестве Ирины Андреевны Федосовой. Она подняла древнюю традицию на небывалую высоту. Где начало? Вот причеть Гильгамеша:

Я об Энкиду, моём друге, плачу,Словно плакальщица, горько рыдаю.

А это «Плач по Адонису» Сафо:

Бейте в перси, взрыдав,Девы, по нём!Рвите хитоны!Умер Адонис. (Перевод Вяч.Иванова).

Карл Ясперс назвал смерть пограничной ситуацией. Возле этого экстремума сходятся в своих чувствах, попадают в полный унисон люди разных этносов. Вспомним плакальщицу Фёклу Михайловну Исакову (род.

в 1890 г.) из д.Сельга Медвежьегорского района. Она причитала и по-русски, и по-карельски. Поразительный феномен! Вот подстрочный перевод одного из плачей Ф.М.Исаковой. Легко понять, почему А.С.Степанова и Т.А.Коски привносят в него сразу узнаваемые стилевые фигуры – они едины для всех языков:стр. 96

Дай-ка, несчастная созданная,Попытаюсь тебя теперь разбудить.Не проснёшься ли иль не услышишь лиМои, жалкой горюшицы, жалобы?

Билингвизм Ф.М.Исаковой заслуживает пристального изучения. Горе универсально. Не суть важно, стенает Ярославна или мать Леминкяйнена: у голошения будет одинаковый интонационный строй. Но вот наша гипотетическая посылка: с ходом исторического времени в причети возрастает экзистенциальное напряжение. Это обусловлено усилением в человеке личностного начала. Тому свидетельство – плачи И.А.Федосовой. Изначальное неприятие смерти – невозможность примириться с ней, утешиться ложным посулом – обретает в них новую экспрессию. Хайдеггеровское бытие-к-смерти встречает у И.А.Федосовой сильнейшее сопротивление. Великая вопленица хочет – пусть в условном поэтическом пространстве – всячески обойти пагубу. Упование на чудо выражается с необыкновенной силой. Чаемое видится явным. Вот как плачея обращается к покойнику:

Не утай, скажи, красно моё на золоте:Мне с которой ждать тебя сторонушки?На кою глядеть путь-широку дороженьку?

Это самовнушение? Ссора с реальностью? Будто нет домовины – и сынок сейчас появится то ли в поле, то ли на пристани, то ли у церкви. Возможны метаморфозы – но кровное дитятко будет узнано:

Хоть к крылечику приди добрым молодцом,Хоть незнамой калекой перехожей,Хоть купцом приди московским!

По всем параметрам – и стилистическим, и психологическим – поэзия И.А.Федосовой беспрецедентна.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

3. Вернемся к индийским снам Русского Севера. Пусть нас вновь напутствует Н.А.Клюев:

А в хлевушке, где дух вымян,За удоем кривая ЛукерьяВьявь прозрела Индийских странСамоцветы, парчу и перья.

В 1835 г. Александр Павлович Брюллов выступил с таким утверждением: «В стиле церковной русской архитектуры ясно видны следы восточного вкуса и большое сближение с индийскою архитектурою» [1] . Несколько десятилетий мысль о восточных корнях отечественного зодчества владела умами наших теоретиков.

Дело дошло до того, что в 1871 г. Академия художеств планировала соответствующую экспедицию, которую должен был возглавить Лев Владимирович Даль. Замысел этот не был воплощен. Не стало ли его компенсацией посещение Л.В.Далем Кижей в 1876 г.? Его взгляду предстало то, что Н.А.Клюев назовет впоследствии Белой Индией – нечто сказочное, фантастическое. Силуэтно Преображенская церковь хорошо накладывается на многоярусные буддийские храмы. Тут можно вспомнить и Пурушапур (I в. до н.э.), и Мамалапурам (VII–VIII вв. н.э.). Инвариантов в наших необычных сравнительных рядах мы найдем не мало. Но сближения будут слишком общи, абстрактны. Сходство носит скорее ассоциативный характер, что весьма существенно в плане эстетического впечатления, однако повода для серьезной постановки вопроса о филетических связях оно все же не дает. Перед нами типично конвергентное подобие. Индийские и русские зодчие воплощают идею подъема, восхождения. Отсюда замечательные системные созвучья. Пытаясь углубить их до уровня генетического родства, мы отдаем дань романтизму – не зря Новалис говорил о том, что дух влечется к своей «индийской отчизне» [2] .

Восточные аллюзии вызывал прежде всего храм Покрова на Рву. Преображенская церковь в Кижах имеет с ним не мало общего. Насколько наивным и анахроничным выглядит сегодня намерение петербургской Академии художеств прощупать индийские истоки национального зодчества? Думается, к романтической идее следует вернуться, изменив при этом цель и направленность поиска. Нельзя русское прямо вывести из индийского. Однако сравнительный анализ может много дать для раскрытия проблем отечественной архитектуры. Назовем две из них: 1) преемственность деревянного и каменного зодчества; 2) происхождение закомары и бочки.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Действительно ли церковь в Коломенском (1532 г.) строилась на деревянное дело? В этом вопрошании заложено нечто осевое, ключевое для истории нашего зодчества. Однозначного ответа нет. И вряд ли он будет найден на фактической, документальной, надежно апробированной основе. Остаются аналогии. Индия свидетельствует:стр. 97 дерево первенствует. Читаем у С.И.Тюляева: «Важным фактором для понимания архитектуры при Маурьях и позднее, вплоть до Х в., является огромное влияние исконного и наиболее распространенного дере- вянного зодчества на каменную, в частности скальную, пещерную архитектуру» [3] . На одном из рельефов большой ступы в Санчи мы видим изображение Кушинагара. Здесь ушел в паринирвану Будда. Это был каменный город. Однако он кажется сколком со своего деревянного предшественника. Объемную реконструкцию Кушинагара сделал П.Браун. Мы видим бочечные покрытия. Больше того: вот стык двух бочек под прямым углом – это кажется заявкой на крещатую бочку. Таковая хорошо знакома нам по храмам Мезени и Пинеги. Сколь же далекая связь! Но какова ее природа – генетическая или конвергентная? Основные элементы деревянного зодчества – включая бочку с килевидным завершением – П.Браун относит к ведийскому периоду. Понятен искус увести туда нить традиции. Но здесь нужна предельная методологическая осторожность.

Абрис наших закомар и бочек мы без труда узнаем в так называемых солнечных окнах буддийских храмов. В них становится очевидной пучина – важнейший элемент бочечной структуры. Изумительно солнечное окно пещеры №19 в Аджанте (V в. н.э.). Интересно, что оно сохраняет рудименты деревянных конструкций – продольные ребра, утратившие функциональный смысл, однако обретшие декоративную значимость. В проеме этого окна – на бесконечном удалении – видятся наши Кижи. Игра на бочечных объемах и профилях предопределяет их красоту.

стр. 98Конечно, возможны спекулятивные предположения такого типа: внимательный русский путешественник – вроде Афанасия Никитина – привез из Индии архитектурные зарисовки. Они положили начало новым формам на Руси. Такая механическая трансляция не исключена. Но все же маловероятна. Покрытия наших храмов – купольные, бочечные, кубоватые – моделируют пламя. Перед индийскими зодчими могла стоять схожая задача. Отсюда конвергенция.

Криволинейные очертания ярко и утвердительно заявляют себя в севернорусском деревянном зодчестве во второй половине XVII в. Индия гораздо раньше открыла эстетический эффект кривизны. Храм Вайталы в Бхуванешваре (VIII в. н.э.) впечатляет выразительной выгнутостью своих линий. Здесь намечается пучина!

Топологически эту форму совсем не трудно преобразовать в куб. Индия и Россия черпали из единого источника идей.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

4. Южные влияния, воспринятые русской культурой, процеживала через себя скифская степь. Это принципиально важный момент. Скифы в художественном отношении обнаружили замечательную толерантность: свои причудливые замыслы они доверяли воплощать эллинским мастерам. Взаимодействие культур налицо. Вскоре к нему подключилась и Русь. Скифская змееногая богиня Апи – ее первообраз нам дает торевтика. Однако на стенах Георгиевского собора в Юрьеве Польском она предстает в своей белокаменной ипостаси. Поднявшись на Север, Апи занимает важное место в народной вышивке – хотя никто не помнит о ее происхождении. Металл – камень – ткань: переход от материала к материалу – как перевод на новые языки.

Полная адекватность здесь невозможна. Да и не нужна. Изначально предрасположенный к метаморфозам, образ Апи несет в себе поразительную текучесть и пластичность. Северная вышивка дает массу его вариаций.

Превращений не счесть. Это Древо жизни? Или рожаница в виде лягушки? Одно сквозит в другом – превращается в другое. Скифский мотив получил на Русском Севере небывалое развитие. Назвать это заимствованием? Разве лишь в условном и относительном контексте. Мы имеем дело с типично гибридным образом. На матрице чужого было создано свое.

Схожие трансформации претерпел и образ кентавра. Сколь восхитительны его каргопольские воплощения! Глиняные полканы свободно скачут в пространстве игры. Будем возводить их родословную к повести о Бове-королевиче? К апокрифу о Соломоне и Китоврасе? К античному Хирону? А.Н.Веселовский заглянул еще глубже: начавшись в Иудее, нить его поиска пересекла Иран – и ушла к индийским гандхарвам. Но это не предел. Недавно генеалогическое древо Китовраса дало неожиданное ответвление. Оно через Урал потянулось в сторону наших земель.

Эллинский кентавр – индийский гандхарв – иранский гундир – зырянский гундур: появление четвертого звена в этой известной цепи ошеломительно. Ведь здесь мы покидаем привычную индоиранскую последовательность, не без робости вторгаясь – под водительством блестящего ученого В. В. Напольских – в финноугорскую общность. Считать гундура иранизмом? Это имело место в III тысячелетии до н.э.: индоиранские и финноугорские племена взаимодействовали – языки сохранили память об этом. Но что было раньше?[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В. В. Напольских реконструирует исходное слово из гипотетического праязыка GenDarWv. От него идут несколько отводков – включая и финноугорский. Это ново! Ученый пишет: «Естественно, охарактеризовать общих мифологических прототипов греческих кентавров и арийских гандхарвов еще труднее, чем определить основные черты и функции последних <…> Тем большее значение приобретает привлечение пермского материала» [4] . Разве иранский Митра не вошел в пантеон манси под именем Мир-сусне-хум? Открывший эту связь В.Н.Топоров соединил казавшееся несоединимым. Взаимоотражения культур подчас настолько нетривиальны, что сознание поначалу сопротивляется, отказываясь принять парадоксальные сопоставления. Но безупречный анализ убеждает в их истинности.

Исследования такой направленности весьма значимы в философском отношении. Они опираются на идею монофилии: культуры вырастают из единого корня. Однако дивергенция является настолько широкой, что позже – на этапе зрелости – возникает основа для разнообразных параллелизмов. Будто перед нами абсолютно независимые линии! Изначальное родство забыто. Линии пересекаются, переплетаются. Рождаются гибридные формы. Возникает сложнейший интерференционный узор. Мы теряемся в умопомрачительном лабиринте – мы запамятовали его простую формулу. Но что делает наука? Она находит средство от исторической амнезии – удается вспомнить источное, основополагающее: вот начало – вот архетип. Русский Север предоставляет исключительные возможности для подобных исследований.

Эвристичны два сопоставления В.В.Напольских: 1) дракон гундур сопоставляется со Змеем Горынычем; 2) делается попытка угадать образ гундура в загадочных ящерах на камских сульдэ.

Эта мистериальная пластика схожа с вышивками Русского Севера в том отношении, что формы здесь обладают большими степенями свободы, являя нам характерную взаимоперетекаемость. Мир еще не застыл в жестко заданных границах. Он гибок, податлив. Отсюда безграничность игровых трансформаций. Миксатропныестр. 99 образы творятся в этот период. Два из них – змееногую богиню и кентавра – мы уже вспомнили.

Сульдэ подсказывают нам еще и человеколося.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В Египте – Анубис, на Крите – Минотавр, у саамов – Мяндаш: алгоритм формообразования тут одинаковый – задействована фантастическая комбинаторика. Она указует на тотемное родство животных и людей? Возможны разные подходы. Сегодня эти персонажи напоминают нам о ранней неразделенности человека и природы. Саамский Мяндаш – человекоолень; он потрясает своей жертвенностью: дает себя подстрелить, дабы сделать удачливой охоту людей. Миф запечатлел разрыв кровных связей, расщепление бытия на свое и чужое. Человек стихийно ощутил: промысел нарушает изначальную гармонию с природой – появляется смутное чувство вины перед нею. Но жизненная необходимость постоянно глушит это чувство. Не отражают ли поля карельских петроглифов все эти противоречия? Мы здесь находим и человеколосей, и человекооленей.

Как их соотнести с камскими сульдэ? И с кольским Мяндашем? На землях Русского Севера все четче начинает просматриваться протосаамский субстрат. Он не мог остаться безразличным для поздних напластований.

5. Миграция идей – их встречи и наложения – подчас весьма прихотливы. Вот начало записи одного из заонежских поверий, сделанной П. Н. Рыбниковым: «По досюльному окиян-морю плавало два гоголя: один бел гоголь, а другой чёрен гоголь. И тыми двумя гоголями плавали сам господь-вседержитель и сатана» [5] .

Сколько традиций стоит за этой контрастной картиной? Сразу включается множество ассоциаций. Вспоминается следующее: дуализм Заратустры; его трансформация в манихейство, увязавшее себя с гностицизмом; внедрение гностических представлений в павликианство; появление катаров и альбигойцев в Западной Европе, богомилов – среди южных славян: дуалистическая космогония вплотную приближается к Руси; ее усваивают калики перехожие? и переносят на Русский Север?; Белобог и Чернобог: это автохтонное представление? или за ним стоит иранская матрица?; водоплавающие птицы, играющие первую роль в сотворении мира: разве это не финноугорский мотив?

От утверждений мы перешли к вопрошаниям. До полных ответов еще далеко. Заонежское предание синтетично. Мы находим в нем сплав разных мифологий. Прихотливо? Но тут есть и цельность, и органичность.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Читая записи П.Н.Рыбникова, ощущаешь неисповедимое единство ноосферы. Внутри нее работает много изолирующих механизмов. Однако проникающая сила взаимодействий берет верх.

Русский Север – и Запад: в их отношениях бывало разное – от вполне дружелюбного призыва варягов до кровопролитных сражений. В ретроспективе мы видим преобладание прочных границ. Но для архетипов они всегда оставались прозрачными.

Объехав Норвегию и Русский Север, В.В.Суслов сделал интересное заключение: «Если мы будем сравнивать прялки, скалки, ящики и т.п. предметы, встречающиеся на нашем Севере, с таковыми же предметами в Стокгольмском северном музее, то в общих формах и в орнаментистике почти не увидим разницы.

Между тем, просматривая древние памятники церковной архитектуры той и другой страны, мы едва ли увидим и малейшее сходство» [6] . Эта знаменательная асимметрия находит вполне естественное объяснение. Прялки – и храмы: они находятся на разных стратах культурного развития. Прялки веют архаикой. На их лопасках внятно и четко проявляются архетипы. Это истоки. К ним стягиваются все этносы. Отсюда сходство, если не тождество орнаментов. Памятные стелы с о. Готланд: как их декор похож на наши прялки! Мы констатируем взаимнооднозначные соответствия. Модели Универсума, запечатленные на прялках и стелах, изоморфны друг другу.

Ассоциативные связи нельзя путать с генетическими зависимостями. Вторым всегда отдавали предпочтение перед первыми. Системное мышление уравнивает их в правах. Посмотрим на ранние попытки интерпретации карельских петроглифов. В ассоциативном поле оказались и «Калевала», и «Старшая Эдда» – отзвук обоих эпосов хотели найти на северных скалах. Сами эпосы возводились к общей основе. Локи в «Старшей Эдде» – и Лоухи в «Калевале»: фонетическое сходство провоцировало далеко идущие выводы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Это наивно. И тем не менее ассоциации рождались не втуне! Изменив угол зрения, мы увидим: и исландский, и карелофинский, и русский эпосы имеют не мало параллелей – в них преломились одни и те же универсаль- ные архетипы. Эта системная связь залегает глубже связи генетической. Русский Север дает возможность высветить ее со всей достоверностью. О нем можно сказать так: это сгущение архетипов – их невероятно насыщенная концентрация. Русский Север сберег всечеловеческую прапамять от энтропийного размыва.

В этом его неоценимая заслуга. Подобных ему мест мы не найдем на Земном шаре.

• [1] Энциклопедический лексикон Плюшара. СПб., 1835. Т.3. С.275.
• [2] Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980. С.99.
• [3] Тюляев С.И. Искусство Индии. М., 1988. С.122.
• [4] Напольских В.В. Центавр – гандхарва – дракон – медведь: к эволюции одного мифологического образа в Северной Евразии [Интернет-ресурсы] rutheina. ru – фольклор. С.6.
• [5] Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. Петрозаводск, 1991. Т.3. С.181.
• [6] Суслов В.В. Путевые заметки о Севере России и Норвегии. СПб., 1888. С.9.