Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 164Как известно, модель мира в любом языке строится на системе бинарных оппозиций, которые связаны, в том числе, с социальными категориями – мужской/женский, старший/младший, свой/чужой. Отражением одной из этих оппозиций – свой/чужой – является, на наш взгляд, категория этничности. Под категорией этничности мы понимаем универсальную познавательную категорию, посредством которой человек определяет принадлежность себя и других к тому или иному этносу. Для этого он использует стандартный набор классификаторов, к которым относятся: язык, особенности внешности, характера и поведения, определенные черты материальной и духовной культуры представителей этноса.

С понятием «этничность» тесно связано понятие «этническая идентичность». Идентичность понимается как «человеческая потребность отождествлять себя со всей этнической общностью или ее внутренними подразделениями – этнографическими группами как первого порядка, возникшими в результате территориальной аннексии, так и второго, сформировавшимися главным образом из мигрантов» [1] .

Современные исследования свидетельствуют о том, что диффузная идентификация с этнической группой может наблюдаться у детей в 3–4 года. «Наблюдения родителей детей-билингвов и мои собственные наблюдения, – пишет В.В.Красных, – говорят о том, что дети уже в 5–6 лет различают „своих“ и „чужих“. Далее Ж. Пиаже полагал, что в 8–9 лет ребенок четко идентифицирует себя со своей этнической группой, в нем просыпаются национальные чувства, а в 10–11 лет этническая идентичность формируется в полном объеме» [2] .

Рассмотрим, каким образом вербализуется названная категория и проявляется этническая идентичность в диалектной речи русских жителей Пермского края. Функционирование этнонимов в диалектной речи связано с языковой компетенцией личности. Как отмечает Н.Д.Арутюнова, компетенция в области идентифицирующих имен создается знанием их референции [3] . По нашим наблюдениям, референция этнического имени может быть:

1) известна говорящему: «Личность такая мариец. Глаза узкие. С женой был»; «Манси раньше наезжа-ли. Унты продавали, туфли теплые»;[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

2) неизвестна говорящему, в этом случае он:

а) признает свою некомпетентность: «Не видела хантов, мансей»;

б) пытается произвести категоризацию самостоятельно, при этом обычно происходит генерализация этнонимического значения: «Вогула живут в юртах, а зыряна-то тоже вогула»; «Вотяки они тоже наверно зыряна, наверно, вотяк и те, и другие»; «Сё равно хоть уж он зырян, а мась-то сё рано у их вогульская»; «У них [вогулов] нации нету, только они сами подразделяются на вогул и зырянов».

Вместе с тем в любом из указанных случаев отмечается «чужесть», «заграничность» культуры соседей: «Татара наверно съели его с кобылой вместе. Он по лошадь ушел».

Представитель своего этноса может описываться через особенности другой культуры, другого склада характера: «Да вот у нас тут в суседях есть парень. Такой чернущий, как китаец»; «Проспишь до утра. А утром глаза как у китайца станут. Распухнет лицо от комаров».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Часто подобное обозначение становится устойчивым либо для отдельного человека, либо для целого коллектива. Представители какой-либо деревни могут иметь отэтнонимное прозвище, в основе которого лежат внешние особенности или особенности поведения, речи: «Сыпучане – монгольцы»; «Монголы – в Сыпучах».

Исследователи выявили такое языковое явление, как „ксенономинация“, т.е. номинации через чужое.

Показательны, на наш взгляд, в этом плане фразеологизмы с этническим компонентом. Очень продуктивен в пермской фразеологии этноним татары: татара (молотят) в голове – головокружение, головная боль, тяжесть («Сёдни я ничё не скажу, у меня татара молотят в голове»); татарам на хмель – ни на что не годен («Баушка, праздник нынче, дай выпить маленько, потом помогу тебе чем-нибудь. – Да кому ты нужен! Тебя только татарам на хмель»); татарин родился – о моменте мгновенной тишины («Татарин что ли родился? Почему тогда замолчали? Разговаривайте»).

Наряду с этнонимами в состав фразеологизмов входят отэтнонимные прилагательные: коромысло татарское – высокий сутулый человек («Спать ложуся, дак только и разгибаюсь, а днем как коромысло татарское – не согнуться, не разогнуться»). Это же прилагательное становится основой для образования орнитонима: татарская ворона – одна из разновидностей семейства вороньих («У нас новая птица появилась – татарскаястр. 165 ворона. Похожа на галку, хохолок большущой, под крыльями бело; на сороку находит, а поет – как маленький ребенок»). Существует в говорах и фитоним с данным прилагательным: татарские мыльца – травянистое лекарственное растение («Эта трава от тоски помогает. Вот ведь если не татарские мыльца, то уж не знаю, чё бы со мной было – ведь сколько я тосковала»; «От тоски пили татарские мыльца, у воды ростут, цветки красные, а листики-те узкие, длинные»).

Как мы видим, отэтнонимные образования, в том числе фразеологизмы, образуются от названий тех этносов, которые актуальны для русских, проживающих с ними в тесном контакте. Если для русских Прикамья это татары, то, например, для жителей Волгоградской области – такая субэтническая группа русского народа, как казаки: «Вид казака, а ум дурака», «Казак без лошади, что рыбак без лодки», «Казак работает на быка, а бык на казака», «Казаку конь себя дороже», «Конь без казака, что лодка без рыбака» [4] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Этноним лопь не представлен в Прикамье так ярко, как на Русском Севере. Однако и у нас упоминание об этом северном народе содержит фразеологизм Шиша да Лопа – случайные, незначительные люди, сброд, пустословы: «У нас пекаря Шиша да Лопа, плохо пекут, пьяницы, неохота робить-то».

Показательны в плане сопоставления «своих» и «чужих» устойчивые сравнения. В сравнительных конструкциях, по наблюдениям лингвистов, «фиксируется социальный и культурный опыт языковой личности, находящий отражение в общей картине мира» [5] . В пермских говорах функционируют сравнения как вогулы, как чучмеки, как чучкари (чучмеками или чучкарями в Прикамье назывался древний народ – чудь): «Живем, как вогулы, ругамся, грешим, переговаривам, вот дождя и нет»; «Раньше чё, книжек не читали, радиво не слышали, как чучмеки жили»; «Дикие, как чучкари жили, не смели ничего, кроме отца сделать, ничего не зна-ли, не училися дак».

Представители определенного этноса всех других считают «не такими». Например, слово нерусский у представителей русской культуры имеет значение «ничего не умеющий, бестолковый»: «У нас на работе палец отпилили пилой, стали разбирать-то, уш нерусский – так нерусский: так и есть, раззява». Синонимичным слову нерусский в данном значении являются этнонимы татарин, вотяк, вогул: «Зачем собаку-то он бил? Вот татарин он де-ка»; «Ето которой по-русски говорить хорошо не умеет, вот и вотяк»; «У нас, который оденется плохо, ругают: вогул ты».

Точно так же у татар или коми-пермяков этноним русский может иметь отрицательную коннотацию: «Татары своенравных и причудливых людей зовут русскими» [6] ; «Пермяки... очень нечистоплотны. Если по-падется обиходная женщина в семью, то „большаки“ бывают ею недовольны и ругают ее „обиходкой“, „русской“» [7] .

Поскольку под этничностью понимают присущие данному сообществу язык, особенности духовной культуры и т.д., то, очевидно, что образующий категорию этничности концепт «этнос» состоит из областей «язык», «материальная культура», «духовная культура», «внешность» и некоторых других.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Область «язык» – одна из особо важных. Отличие по языку – одно из основных отличий одной нации от другой, что хорошо репрезентируется в текстах живой речи: «Зырянский у них язык свой. На заводах работали. Санки у них свои были. С русскими по-русски, меж собой по-зырянски говорили»; «Мама! Как вогулы-то говорят? По-русски, по-татарски?»; «Есть татаре, у их зовут „абдул непутный ревет“»; «Да ты никакой язык не понимашь. Ни белорусской, ни татарской»; «От ихнова слова от мордвинского»; «Своя нация – цыганы. Говорят по-своему между собой, не поймёшь».

По наблюдениям Ю.А.Сорокина, противопоставление своей и чужой культур может осмысляться как оппозиция признаков свое – «естественное», чужое – «неестественное». «Неестественным может считаться, что существуют люди, не понимающие или не говорящие на родном реципиенту языке» [8] . В народной культуре существует особое восприятие соотношения языка и этнонима: «Если украинец приедет и свой разговор – то хохол, а если разговор русский – то украинец».

Подвижность и условность этнического самосознания русских в условиях коми-пермяцкого окружения связана прежде всего с наличием билингвизма: «Наша деревня была в русском языке, мы по коми не разгово- ривали»; «У меня паспорт русский, я русская считаюсь. И сама русской считаю себя, а по-пермяцки знаю все, родители были пермяки».

Именно по языковым особенностям жители соседних деревень могут получить отэтнонимные прозвища. «Диалектолог довольно часто сталкивается с тем, что на относительно небольшой территориистр. 166 сосуществует несколько лингвистических (или этнолингвистических) общностей, представители которых, руководствуясь базовым противопоставлением „свое – чужое“, дают иногда довольно экзотические названия своим соседям» [9] . А.И.Рыко называет такие прозвища квазиэтнонимами и отмечает в окрестностях д.Гороватка Жарковского района Тверской области следующие из них: поляки, мордва, шведы.

Область «материальная культура» также важна при различении «своего» и «чужого»: «Платок-от у тебя каки-то татарской. Раньше оне фсё такие любили»; «Вот ляпа. Обляпалась вся. Штаны как у татарки выпушшэны наверх. Вот чудо морское».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Как отмечает Ю.А.Сорокин, «понятие „чужой“ может связываться с носителями определенной культуры, контакты с которой либо наиболее интенсивны, либо особо значимы для культуры реципиента» [10] . Как мы видим из вышеприведенных примеров, для русских Прикамья наиболее актуальными оказываются представления о соседнем татарском населении.

Область «духовная культура», имея не такую значительную репрезентированность в текстах, все же важна для носителей определенной культуры: «В Вёлсе две церкви было. Одна для русских, друга для татар».

Но первое отличие, по которому можно узнать представителя этноса – какие-либо внешние признаки. «Оценка внешности – сложное представление о человеке. Это представление основывается на эмоциональных и эстетических нормах, нашедших отражение в культуре того или иного народа» [11] . Национальный образ внешности – это «совокупность исторически сложившихся эстетических представлений в рамках данной национальной культуры и привлекательном облике человека» [12] . Поэтому область «внешность» также является одной из важных областей концепта «этнос»: «У них своя нация – сами черные, под вид цыганов. Раньше назывались казаки. И они гордились, что так назывались»; «Вогулы – народ, особая нация, степные люди, косы носят, глазки у них узенькие, похожи на первобытных людей, бог у них тоже свой.

Они сюда приезжали» (в данном контексте репрезентируется, наряду с областью «внешность», область «духовная культура»).

Таким образом, через призму этнонимии можно увидеть, как в традиционной культуре русских проявляется оппозиция «свой/чужой», являющаяся одной из основных в языковой картине мира.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Чагин Г. Н. Этносы и культуры на стыке Европы и Азии. Пермь, 2002. С.214.
• [2] Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М., 2003. С.43.
• [3] Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.
• [4] Словарь донских говоров Волгоградской области / Авт.-сост. Е.В.Брысина, Р.И.Кудряшова, В.И.Супрун. Волгоград, 2007. Вып.3. С.14–15.
• [5] Еримбетова А.М. Компаративный фрагмент семантического микрополя «человек» // Новое в когнитивной лингвистике. Кемерово, 2006. С.665.
• [6] Мельников П.И. (А.Печерский). В лесах // П.И.Мельников. Собр. соч.: В 8 т. М., 1976. Т.4. С.151.
• [7] Камасинский Я. Пермяки – инородцы. Около Камы. М., 1905. С. 19.
• [8] Сорокин Ю.А. Понятие «чужой» в языковом и культурном контексте // Язык: этнокультурный и прагматический аспекты. Днепропетровск, 1988. С.4–10.
• [9] Рыко А.И. Русские «иностранцы» (народные микроэтнонимы и изоглоссы) // Образы России в научном, художественном и политическом дискурсах. Петрозаводск, 2001. С.17–23.
• [10] Сорокин Ю.А. Понятие «чужой» в языковом и культурном контексте. С.4.
• [11] Биктимирова А.Р. Национальный образ внешности (на примере татарских народных песен) // Международные Бодуэновские чтения: труды и материалы. Казань, 2006. Т.1. С.226.
• [12] Богуславский В.М. Человек в зеркале русской культуры, литературы и языка. М., 1994. С.77.