Метки текста:

Локальные традиции Рябининские чтения Фольклор

Иванова А.А. (г.Москва)
Самоидентификация как фактор формирования фольклорной традиции Vkontakte@kizhi

стр. 273Идея геопанорамности фольклорной культуры была обозначена собирателями фольклора еще в ХIХ в., но до сих пор выделение и презентация этнокультурных диалектов относится к разряду труднорешаемых проблем. Этому есть как объективные, так и субъективные причины. К последним относится несовершенство терминологического аппарата, посредством которого фольклористы пытаются описать пространственные и социумные координаты живой фольклорной традиции: используемый для этих целей исследовательский инструментарий (понятия общерусский, региональный, локальный) не соответствуют уровням ее объективной (более сложной!) структурированности. Неизбежное следствие этого положения – существенные расхождения в интерпретации терминов и приложении их к конкретному материалу, в результате чего они перестают безукоризненно выполнять свои функции операционных исследовательских категорий. Из трех названных терминов наибольший разброс толкований у термина регион: от небольшой группы селений до крупных территориальных образований, включающих в свой состав ряд административно-политических областей. Поиски иной терминологии (А.И.Лазарев – областной, местный фольклор; Ю.И.Смирнов – локальный, ареальный, общенародный фольклор; др.) не сняли обозначенной напряженности, поскольку не носили системного характера и обычно сводились к альтернативным заменам ранее существующей.

Сложившаяся ситуация – результат того, что в течение многих лет фольклористы описывали и изучали фольклорные традиции преимущественно с «внешних» позиций, игнорируя «внутренний» взгляд на них самих носителей. Между тем подобный опыт с успехом применяется в ряде смежных научных дисциплин. К примеру, этнокультурное районирование России специалистами в области этнологии и культурной географии опирается на идею сложной таксономической стратификации этноса [1] , в буквальном смысле подслушанную в народе в форме коллективных прозвищ и созданных на их основе присловий, анекдотов, преданий и песен [2] (не случайно Д.К.Зеленин назвал их «голосом народа о самом себе и соседях» [3] ). В качестве иллюстрации к сказанному приведу таблицу типов этносообществ, типичных для северорусского региона, составленную по полевым материалам, собранным в Пинежском р-не Архангельской обл.:

Пространственно-селенческие единицыНоминация типов этносообществ, прозвища (курсивом)
бассейн р.Пинегипинежане (икотники)
часть бассейна р.Пинегиверховцы (сирота) / низовцы
селенческий куст по р.Покшеньге (притоку Пинеги)покшона
д. Большое Кротовокротовцы (кроты)
околок Подгорье (д. Большое Кротово)вороватьё
дворсороки (Козьмины), зубаны (Галашевы)

Каждая из перечисленных в таблице страт одновременно является целостной автономной системой и системным элементом более высокого уровня. Формально это закрепляется в разветвленной иерархии именований и прозвищ. Так, жители околков пинежской деревни Шотова кроме семейно-родового прозвища (медведи, сельди, корешки, олени) имеют общедеревенское (драчуны, форсуны), субрегиональное (икотники) и региональное именование поморы (так называют себя жители Русского Севера независимо от места проживания: в непосредственной близости к Белому морю или в лесной континентальной зоне). Это означает, что любой пинежанин осознает себя включенным во всевозможные типы этносообществ регионального и локального уровня [4] по принципу «матрешки».

стр. 274Сходным образом организована и фольклорная традиция, жанровый, сюжетный и мотивный репертуар которой на каждом из таксонов имеет два структурных слоя [5] :[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

1) универсальный (на его основе формируется региональная культурная доминанта, снимающая остроту противостояния таксонов по принципу свой/чужой; вслед за Л.Н.Гумилевым мы можем охарактеризовать такой тип отношений, как «неантагонистическое соперничество», поскольку эта часть репертуара представлена на всех уровнях таксономической шкалы – от регионального до идиолектного; в территориальном плане смена региональной культурной доминанты обозначает границу между историко-культурными регионами);

2) специфический (этот срез фольклорной традиции сориентирован на описание конкретных культурных ландшафтов [6] субрегионального и локального уровня, вследствие чего в нем ярко выражены личностные и коллективные самоидентификационные установки; фольклорные тексты, оптимально выполняющие эту функцию, – «географические» песни, прозвищный фольклор [7] , устная проза о местных культурных и природных объектах, людях).

Взаимоотношения двух обозначенных слоев фольклорной традиции с конкретными культурными ландшафтами (КЛ) выстраиваются по двум разным моделям:

В первом случае речь идет о создании оригинальных текстов (в том числе авторских – куплетов, песен, стихотворений), ареал бытования которых ограничен территорией, на которой подобная информация может считываться. Это в полном смысле «самоидентификационный» фольклор, выполняющий по преимуществу этноинтегрирующую и одновременно этнодифференцирующую функции, поскольку в народной культуре формулирование самобытности связано с осознанием своих отличий от «других», «соседей» [8] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Во втором случае можно говорить об адаптации регионального репертуара к культурным ландшафтам субрегиональных и локальных уровней путем актуализации в текстах разнообразных «реалий» (событий, тем, природных и культурных объектов, др.), значимых для отдельного носителя и/или коллектива. Этот способ наделения текста самоидентификационной функцией можно назвать «проективным», поскольку он подразумевает проекцию содержания на конкретные территории и социумы. В восприятии информантов эта операция является достаточным основанием для того, чтобы квалифицировать текст как «свой», местный. Так, общеизвестную сказку о набитом дураке, отправляющемся продавать горшки, В. А. Кокоткина, жительница д.Церкова Пинежского р-на Архангельской области, назвала «сказкой про Карпогоры»: «Жили-были мужик с жёнкой. У них было трое сыновей. Двое умных да ладных, а третий Иванушка-дурак. <…> Мужик-то этот занимался ремеслом гончарным: делал крынки, латки ладные, красивые. Латки эти и горшки продавали на Петровской ярмарке. Уехали они однажды на сенокос, а Ивана отправили торговать в Карпогоры латками да крынками. Едет Иван по дороге, а у него целый воз латок, горшков шикарных. Едет-едет. А дорога длинная, хмурый лес. Пеньки голые. Ивану стало скучно. Ему стало скучно, он взял горшки и одел на пеньки. Одел на пеньки. А потом говорит: „Ой, как весело стало! Как человечки в лесу стоят. Весело ехать, любо“. Ехалехал и доехал до Карпогор. До Карпогор доехал, латки, крынки у него быстренько все раскупили. Раскупили, денег наторговал много. А когда он поехал в Карпогоры, мать ему наказала: „Денег наторгуешь, сложишь в мешочек, на деньги купишь два куля соли, два куля соли, деревянных ложек купишь“. Вот. Приехал он на ярмарку, продал все латки. Сторговал все латки. У него латки все разобрали, горшки. Даже некоторым не хватило.стр. 275 <…> Едет обратно. У Раговского ручья (теперь-то Рагово называется)… Едет, а ложки ему: брякбряк-бряк! бряк-бряк-бряк! А ему слышится: дурак да дурак! дурак да дурак! „Кто дразнится?“, – говорит. Надоело ему. Он взял и выбросил все ложки! Едет тихо. Душа радуется. Денежек полмешочка осталось. Едет, радуется. Доехал до речки Варды. До речки Варды доехал, решил коня напоить. <…> Едет Иван, едет – навстречу болотце. Навстречу болотце, а на болотце лягушки… У речки Варды болотце, а на болотце лягушки: ква да ква! ква да ква! Ивану слышится: „У тебя два рубля осталось! У тебя два рубля осталось“. Он говорит: „Да почему два-то? Целых полмешочка!“ А лягушки ему опять: ква да ква! ква да ква! Он взял в горсть, высыпал все монетки и бросил лягушкам в болото» (АКФ [9] 2008, т.1, №220).

Местный колорит приведенной сказки создается проекцией сказочного пространства на реальную местность и отдельные локусы (выделены жирным шрифтом) и сказочных событий на промысловые занятия жителей д. Церкова Гора (гончарный промысел, торговля гончарными изделиями на самой популярной в Пинежском р-не ярмарке, ежегодно устраиваемой в Карпогорах 12 июля в день Петра и Павла – отмечены в тексте подчеркиванием). Чтобы соотнести происхождение сказки с Карпогорами, исполнительнице оказалось достаточным наличие в тексте соответствующих топонимов и антропонимов. Такой способ придания фольклорному произведению субрегиональной и локальной идентичности используется в целом ряде жанров: в несказочной прозе, хороводных, игровых, плясовых, свадебных, календарных песнях, припевках, частушках, байках, заговорах. Ср.: «Вода ты, вода, ключевая вода. Как смываешь ты, вода, круты берега, коренья, так смывай тоску-кручинушку с белого лица, с ретивого сердца. Будьте, мои слова, лепки и крепки. Аминь» (ЛАИ [10] 2000, т.1, №146) и «Морска вода, двинска вода, вода пинежска, снеси тоску-кручину с пары Божьей животинки!» (ЛАИ 1996, т.1, №327), «Вода-водица, явзорска царица, сними тоску-кручину и снеси в дальнюю пучину, вынеси в море» (АКФ 1995, т.2, №185).

Наряду с вербальными существуют и невербальные способы наделения текста субрегиональной/локальной/индивидуальной идентичностью. Поскольку они не прочитываются в тексте явно, собирателям приходится добирать эту информацию косвенным образом из комментариев по поводу спетого или рассказанного, ср.: «Ну вот частушка. Ходила с парнем, а девка у меня отбила парня. Вот запевает лиходейка. Ругаешь.

Напеваешь ей. Вот гулянье, и она тут. Напеваешь ей. Вот вспомнила одну:

Лиходеечка на ятьМеня хотела осмеять.А я девушка на ю,Ее скорее осмею» (АКФ 2008, т.1, №16);

«<…> И родные не узнают,Где ж могила моя.На мою ж на могилуНикто не придёт,Только раннею весноюСоловей пропоёт,Пропоёт, и просвищет,И опять улетит.Одинокая могилаОдиноко стоит.

Вот у меня у отца так и получилось. Помер он у меня в Минске, теперь кто поедет. За границу! Вот так одинока могила и стоит» (АКФ 2009, т.6, №208).

Контекстуальный способ обретения идентичности характерен для необрядовой лирики, причитаний, примет, пословиц.

Отметим, что фольклорные тексты, посредством которых осуществляется процесс личностной или коллективной самоидентификации, вызывают особый интерес у носителей традиции, что, несомненно, способствуют их закреплению в активной, частотно воспроизводимой части репертуара. Такого рода тексты служат достаточно надежным материалом в исследованиях, сориентированных на ареальную проблематику и этнокультурное районирование (особенно на полиэтнических территориях).

// Рябининские чтения – 2011
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2011. 565 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф