Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 294В науке последних десятилетий активно разрабатываются вопросы сравнительного изучения фольклора. Из всего многообразия проблем на первый план в настоящее время выдвигается вопрос о типологии контактных связей в фольклоре в ее соотношении с типологией связи между этносами. Актуальность указанной проблемы становится все более значимой, поскольку в научный обиход включается многоязычный фольклорный материал, расширяется география фольклорных явлений в их многообразии и разностадиальности. В этом контексте несомненными перспективами обладают исследования, основанные на анализе конкретных жанровых систем в самых широких межэтнических границах, с акцентированием внимания на общем, сходном и специфическом, отличном.

В исследовании процессов заимствования и освоения чужого фольклора особый интерес представляет сравнительное изучение коми и русских сказок. Анализ фольклорных произведений народов, не родственных этнически, но тесно общавшихся на протяжении длительного времени, может многое дать для уяснения границ и возможностей взаимодействия, степени проницаемости национального фольклора. Вот почему в данной статье предпринята попытка исследовать типологию коми-русских контактов в области сказки.

Анализ фольклорного материала, имеющегося в нашем распоряжении, показывает, что коми сказочный фонд состоит в основном из сюжетов интернациональных. Собственные, «провинциальные», занимают в нем довольно скромное место. Так, сказки типа «Шомвуква», встречающиеся только у западных коми, представляют собой реликтовое явление. Их немного (зафиксировано всего два варианта), и восходят они, по мнению ученых, к вымской эпической традиции [1] .

Ю.Г.Рочев считает подобные сюжеты «доволшебным типом богатырской сказки, который впоследствии был вытеснен формой более развитой волшебно-фантастической сказки» [2] . По мнению исследователя, «коми, в связи с довольно-таки быстрым процессом христианизации, с включением, не успев еще приобрести собственной государственности, в состав централизованного древнерусского государства, испытали на себе мощный пресс русской культуры, в частности, влияние русского фольклора. Жанр богатырской сказки оказался как бы законсервированным, а волшебная сказка, пришедшая на смену героической и во многом обязанная своим развитием русской сказке, оказалась уже качественно новой, более высокой ступенью в развитии сказки вообще. Зачатки коми волшебной сказки, которая оформилась как богатырская, очень быстро развились до стандарта русской волшебной сказки. То же, что не соответствовало этим тенденциям, хотя и сохранилось иногда вплоть до наших дней, но дошло до нас в очень малом количестве сюжетов, не стало по-пулярным в народе» [3] .

Как известно, для сказочных сюжетов не характерно статическое состояние, они находятся в постоянном движении. Именно поэтому при встрече двух культурных фактов, принадлежавших двум различным народам, необходимо учитывать «встречные течения» (термин А.Н.Веселовского) – силу «воздействующую» и силу «воспринимающую» [4] . Возможно, сила, воздействующая на коми сказочный сюжет типа «Шомвуква», оказалась сильнее, поэтому он был поглощен более развитой сказочной формой.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Совсем по-другому сложилась судьба еще одного, так называемого, «провинциального» сюжета. Как и сказка «Шомвуква», он представляет собой реликтовое явление, зафиксирован всего один вариант, хранящийся в Российской национальной библиотеке г. Санкт-Петербурга в фонде П.Савваитова (РО РНБ. F.XVII. №111). Основная версия сказки «Олас-вылас сар гозъя» (Жил-был царь со своей женой) заключается в следующем: жили-были три брата и сестра; пошли они гулять; увидели серебряную березу; не послушался старший брат предостережений своей сестры, залез и застрял на этой березе; увидев золотую березу, залез на нее и застрял там средний брат, на жемчужной березе – младший брат; погоревав, сестра пошла дальше одна; пришла она в одно царство, спряталась около крыльца царского дома под чаном, где варят солодовое пиво, и стала петь о том, что случилось с ее братьями; услышав красивое пение, царские сыновья стали искать ее, решив: кто найдет девушку – тому она и достанется в жены. Архаичность сюжета не вызывает сомнений. Об этом, в частности, свидетельствует сказочный мотив «братья, застрявшие на деревьях», являющийся, по всей видимости, художественным отражением обряда посвящения.

Вместе с тем при «встречном течении» указанный сюжет не был ассимилирован воздействующей стороной полностью. Самостоятельно выполняя свою функцию в повествовании, он встречается с синонимичнымстр. 295 русским сюжетом «Братец и сестрица» (СУС 450) и становится его вспомогательным мотивом-экспозицией: братья залезают на деревья и застревают, один из оставшихся братьев пьет воду из-под козлиного копыта и превращается в козленка. Так произошел «синтез встречных течений».

Необходимо подчеркнуть, что мотив «братья, застрявшие на деревьях» стал традиционным и встречается во всех коми сказках указанного типа. Для восточнославянской сказочной традиции он не характерен, хотя сюжет является одним из самых распространенных (в СУС зарегистрировано, например, 39 опубликованных вариантов).

Приведенный пример показывает, что национальные сюжеты получили возможность сосуществования в одной фольклорной традиции. В результате «сотворчества соседствующих этнических групп» появилась коми региональная версия интернационального сюжета.

Еще один тип взаимоотношений между соседними народами, имеющими близкие культурные традиции, тип, которому отдают предпочтение большинство исследователей, – интерференция. По определению В.М.Гацака, «интерференция как специфический тип фольклорных взаимосвязей чаще всего наблюдается в зонах постоянного соприкосновения этносов, где взаимопроникновению культур в значительной мере способствует двуязычие» [5] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Поскольку коми и русские составляют большинство населения Республики Коми, основным типом билингвизма является коми-русское двуязычие. Оно особым образом проявляется в коми сказках. Как показывает анализ, характерная черта многих текстов – многочисленные русские вставки: отдельные выражения, иногда целые фразы или половина фраз. Коми сказочники умело пользуются художественными приемами, характерными для русских сказок, в частности, присказками, поэтическими формулами. Ср.: «Здравствуй Кузьмабагатыр, храбрый витязь» (НА КНЦ, ф.1, оп.11, д.93 (т.2), л. 78) [6] , «Пуксис Иван Яблокин чибö-чань вылö, гöгöртiс … коймöдысь, да, кыдзи свиснитас – качöдчис чибö-чань выше гор дремучих, ниже облаков ходячих и – поминай как звали» – «Сел Иван Яблокин на жеребца своего, объехал… третий раз, да, как дернул – поднялся жеребец выше гор дремучих, ниже облаков ходячих, и – поминай как звали» (Там же, л.237).

Довольно большая роль в появлении специфических сюжетных типов принадлежит контаминации. Соединение сюжетов – закономерный процесс в эволюции коми сказки. Обусловлена контаминация не столько личной инициативой сказочника, сколько самой традицией. Довольно часто встречается в коми сказках общерусский тип соединения сюжетов: «Сивко-бурко» и «Свинка – золотая щетинка» (СУС 530 + 530 А); «Мальчик с пальчик» и «Конек-горбунок» (СУС 327 В + 531); «Чудесная корова» и «Золушка» (СУС 511 + 510 А); «Война птиц и зверей» и «Чудесное бегство» (СУС 222 В* + 313 А, В, С).

Некоторые оригинальные сюжеты, созданные коми исполнителями, при частом исполнении закрепляются и становятся достоянием национальной традиции. Например, сказка, где соединяются сюжеты «Бегство от ведьмы с помощью чудесных предметов» и «Девушка на службе у ведьмы» (СУС 313 Н* + 428), можно сказать, является традиционной для коми, так как имеются записи семи вариантов, сделанные в разных районах республики (в СУС подобная контаминация не отмечена). Немало также соединений, представленных в основном в единичных записях; не исключено, что каждая из них является творчеством лишь одного сказочника.

Наиболее традиционными для коми являются сказки двухсюжетные; довольно часто встречаются и многосюжетные. В них велика доля импровизации, высока степень индивидуального вклада сказочника. Наибольшую «сочетательную активность» проявляют сюжетные типы «Чудесное бегство» (СУС 313 А, В, С) и «Звериное молоко» (СУС 315). К примеру, из 15 коми сказок сюжетного типа «Звериное молоко» только три не образуют соединений. Довольно активны в контаминациях сюжетные типы «Победитель змея» (СУС 300 1 ), «Три подземных царства» (СУС 301 А, В), «Борма-ярыжка» (СУС 485), «Незнайка» (СУС 532).

Контаминации подвержены в основном сказки с волшебно-героическим и авантюрным сюжетом. Объясняется это, по-видимому, спецификой природно-хозяйственных условий бытования фольклора в данном регионе. Как известно, основным занятием у коми в прошлом были заготовка и сплав леса, охота, рыбная ловля, т.е. артельная работа. Сказки рассказывались вечерами, в свободное от работы время, в охотничьих избушках, где собиралось в основном мужское население, которых интересовали сюжеты с героическим, авантюрным характером. Именно эти обстоятельства, на наш взгляд, стали главными причинами, вызвавшими изменения в сюжетно-композиционной структуре коми сказки, именно они требовали от исполнителя приспосабливать известный материал к потребностям слушателя. Контаминация в этих условиях носит «характер сознательного творчества, предопределенного условиями бытования» [7] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

стр. 296Своеобразный национальный колорит придают текстам оригинальные мотивы, заимствованные из других жанров коми фольклора, но чуждые в целом русскому сказочному материалу. В коми сказке на сюжет «Красавица – жена» (СУС 465 А) Сват-разум советует Андрею-стрелку избавиться от царя следующим способом: «Ты, говорит, портянки сполосни, да самовар поставь из той воды, в которой портянки сполоснул, да позови государя туда, напои его водой от портянок» (НА КНЦ, ф.1, оп.11, д.217«а», л.42–43). На фоне русской сказочной традиции такой мотив выглядит довольно «экзотично». Между тем он является традиционным для коми преданий, где таким же способом люди избавляются от ненавистного им Йиркапа.

Весьма активны и разнообразны контакты коми волшебной сказки с быличкой. К примеру, в 1933 г. Г.А.Старцев при классификации выделил «сказки охотничьи» (похищение огня, борьба с духами, с лешими и т.д.) даже в отдельный разряд [8] . В одной из своих работ П. Г. Доронин представил как особую разновидность – «фантастическо-демонические сказки (о лешем, водяном, еретиках)» (НАРК, ф.1346, оп.1, д.185, л.4–6) [9] . На эту особенность неоднократно указывали все, кто занимался изучением коми культуры, и не только фольклористы, но и этнографы. В. Н. Белицер, в частности, писала: «В сказочном репертуаре коми очень много волшебных сказок, в которых действующими лицами выступают колдуны, знахари, лешие и водяные» [10] .

По отношению к быличке волшебная сказка выступает, прежде всего, как потребитель, так как за ее счет она расширяет свой репертуар. Вследствие этого многие сюжеты могут одновременно функционировать и как былички, и как мотивы волшебных сказок. Например, в сказке «Аника-воин», записанной Ф.В.Плесовским в 1969 г. в Ижемском р-не, герой освобождает трех дочерей царя, которые, оказывается, были прокляты родителями и поэтому их унес леший (НА КНЦ, ф.1, оп.11, д.325, л.15–21). Эпизоды из быличек включены и в сказку на сюжет «Красавица-жена» (СУС 465 А), записанную в Усть-Вымском р-не: из мельничного пруда выходит девушка, забирает у молодого охотника всю его добычу и ставит условие, согласно которому отдаст выловленных уток в том случае, если он женится на ней; мать предупреждает сына: «Если у девушки есть брови – бери в жены, а если безбровая – откажи» (Там же, д.233«д», л.191).

Материалы проведенного анализа показывают, что типы взаимодействия фольклорных традиций двух народов, принадлежащих к разным языковым группам, но имеющих близкие культурные традиции, довольно разнообразны: это интерференция, сотворчество, получившее реализацию в «синтезе встречных течений», контаминациях. В результате «творческого сотрудничества» народов коми сказочный фонд пополнился оригинальными сюжетными типами, а также региональными версиями интернациональных сюжетов.

• [1] Микушев А.К. Эпические формы коми фольклора. Л., 1973. С.17.
• [2] Рочев Ю.Г. Фольклор народа коми // Энциклопедический словарь школьника: Коми литература. Сыктывкар, 1995. С.306.
• [3] Рочев Ю.Г. Финно-угорские элементы в сюжете коми сказки «Шомвуква» // Жанр сказки в фольклоре народа коми. Сыктывкар, 1992. С.25. (Тр. Ин-та яз., лит. и истории Коми НЦ УрО РАН; Вып.53).
• [4] Померанцева Э.В. Этнические функции устной прозы народов Поволжья // Отражение межэтнических процессов в устной прозе. М., 1979. С.102.
• [5] Гацак В.М. Молдавско-русско-украинские интерференции в сказке // Отражение межэтнических процессов в устной прозе. М., 1979. С.47.
• [6] НА КНЦ – здесь и далее Научный архив Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук.
• [7] Матвеева Р. П. Контаминация как творческий процесс в сибирском сказительстве (на материале волшебных сказок) // Русский фольклор Сибири: Элементы архитектоники. Новосибирск, 1990. С.78.
• [8] Старцев Г.А. Коми фольклор (его изучение и значение, жанры, детский фольклор, как и что изучать). Сыктывкар, 1933. С.12.
• [9] НАРК – Национальный архив Республики Коми.
• [10] Белицер В.Н. Очерки по этнографии народов коми (XIX – начало ХХ вв.). М., 1958. С.348.