Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 312Проблема исследований коми-русских языковых и межкультурных взаимоотношений не может считаться новой, ей уделено достаточно много внимания в работах лингвистов, социологов, а в последнее время появились и достаточно уверенные исследования в фольклористике. Действительно, фольклор коми демонстрирует уникальные примеры присвоения чужих, в данном случае, русских фольклорных текстов, причем, не механического присвоения, а семантической корреляции русских текстов к прагматике коми языка. Пожалуй, что после убедительных работ А.В.Панюкова о коми-русском взаимодействии в области песенного фольклора и заговорной традиции, Н.С.Коровиной – в сказочной традиции, не остается тени сомнений в том, что, несмотря на глубокое проникновение русскоязычных культурных текстов в языковое сознание носителей коми фольклора [1] , оно оказалось способным их ассимилировать, включить их в систему культуры. В этом аспекте не рассмотренными оказались коми анекдоты, хотя как раз в них проблема межъязыкового взаимодействия проявилась достаточно ярко. В современной коми фольклорной среде анекдоты распространены так же широко, как жанры былички или предания, тематический диапазон их не слишком разнообразен, фактически большая часть анекдотов отражает бытовые реалии деревенской жизни: случаи, происшедшие с известными рассказчику людьми, анекдоты о прозвищах, циклы анекдотов о деревенских «шутах» и т.п. Однако самой большой и наиболее популярной темой анекдотов по праву можно назвать тему лингвистическую, объединяющую коми анекдоты о коми, искажающих русскую речь, и русские анекдоты о коми. И та и другая серии, так или иначе, строятся вокруг речевой ситуации, в которой коми человеком используется русский язык. Комический эффект достигается за счет интерференции в русскую речь «комизмов»: лексем, фонетических особенностей коми языка, неправильного употребления русских слов. Таким образом, формируется тип макаронической речи, придающий анекдотам национальный колорит.

По всей вероятности, истоки лингвистической темы коми анекдотов надо искать в таком специфическом языковом явлении, как «кыдъя роч», обозначающем смешанную русско-коми речь, буквально «кыдъя роч», это «русский с мякиной, т.е. с примесью» [2] . Коми-русский словарь 1961 г. дает этому явлению и такое определение: «ненастоящий русский (о нерусском, выдающем себя за русского)» [3] . Для носителей современного коми языка кыдъя роч является не более чем искаженным (комизированым) вариантом русского языка, тем не менее, можно допустить, что кыдъя роч некогда возникал в контактных зонах как форма смешанного языка или языка переходного [4] , имеющего свой коми-русский лексический состав при преимущественно русском синтаксическом строе. Возможно, что такой или подобный язык обслуживал торговые связи коми и русских на ранних этапах торговых контактов, однако уже к началу ХХ в. он воспринимался как особый стиль речи недалеких людей, которые, подчеркивая свою образованность, нарочито говорят по-русски, в ущерб родному коми языку. Вот, к примеру, отрывок из стихотворения коми поэта начала ХХ в. Виктора Савина «Кыдъя роч» (1919), высмеивающего языковую и вместе с этим интеллектуальную неполноценность носителей кыдъя роч:

Очевидно, что появление подобных пародий отражает языковую ситуацию в Усть-Сысольске первой четверти ХХ в., когда в связи с распространением русского языка подобный стиль речи стал в некоторой степени маркером городского жителя, претендующего на интеллигентность. Это явление стало и символом обрусения коми, связанного с распространением русского языка в городе и некоторых крупных населенных пунктах Коми области. Чтобы остановить обрусение, с начала 1920-х гг. в Коми области был взят курс на внедрение коми языка в деловую и общественно-культурную жизнь, известный под термином «зырянизация». Результатом зырянизации стала так называемая «коренизация» советского и партийного аппарата, введение коми языка в текущее делопроизводство и судопроизводство, была сформирована коми национальная школа, появилась комиязычная печать. Фактически до конца 1950-х гг. языковая ситуация оставалась стабильной, однако после хрущевской реформы школы 1958 г. она сильно изменилась в пользустр. 313 русского языка. С этого времени начинается последовательное вытеснение преподавания на коми языке из содержания общего образования, а также вытеснение коми языка из сфер общественной и деловой жизни.

Языковая дестабилизация усугубляется притоком в Коми АССР русскоязычного населения, вызванным ростом эксплуатации природных ресурсов республики, а также кампанией по «укрупнению» сельских населенных пунктов, в ходе которой жители многих коми деревень вынуждены были переселяться в русскоязычные города и в большие села. Русский язык, получивший статус «второго родного языка», становится единственно престижным языком, с помощью которого можно не только получить высшее образование, но и продвигаться по социальной лестнице. Таким образом, в силу перечисленных обстоятельств, русский язык постепенно перестает идентифицироваться как «чужой» и обретает статус «своего», при этом сохраняя свою противопоставленность коми языку.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Видимо, с этого времени начинается активное освоение русского языка коми населением, и смешанные формы говорения, типа кыдъя роч, на какое-то время становятся узаконенными в коми-русских межъязыковых коммуникациях. Соответственно, в это же время появляются анекдоты, пародирующие этот тип говорения. Приведем два типа текстов [5] :

Видимо, с этого времени начинается активное освоение русского языка коми населением, и смешанные формы говорения, типа кыдъя роч, на какое-то время становятся узаконенными в коми-русских межъязыковых коммуникациях. Соответственно, в это же время появляются анекдоты, пародирующие этот тип говорения. Приведем два типа текстов [6] :

1. Лет двадцать назад удорские сплавляли плоты до самой Каменки (село в низовьях р.Мезень), так мужики с плотами и ходили до устья Мезени. Выльгортские (из д.Выльгорт) сплавляли плот, а чайник как-то утопили. А коми деревни уже кончились, и впереди русская деревня Кеба. Вот мужики сошли в Кебе и идут в магазин, но не знают, как по-русски называется чайник: по-коми – чайник, а вот по-русски как? Тогда Матрос Костя (Костя Матрос) говорит: «Я знаю, как спросить продавщицу». Входит в магазин, подходит к прилавку и спрашивает: «Это почем у вас сюра?» (коми сюра «с носиком»).
2. Парень вернулся из армии, ни слова не говорит по-коми. Гости собрались, отец его спрашивает: «Висьтав, пиöй, кыдз служитiн, мый армияад вöчин? (Расскажи, сынок, как служил, что в армии делал?). Сын отвечает по-русски: «Из вагона шом (уголь) грузил».

Перед нами два текста с пуантировкой на включаемом в русскую речь коми слове. Оба текста с формальной стороны схожи и строятся на обыгрывании сходного типа сюжета: герой необоснованно претендует на роль знатока русского языка и терпит фиаско. Разница здесь в поведении героев: в первом тексте демонстрация героем знания «чужого» русского языка говорит только о его личных языковых амбициях; во втором тексте герой коммуникативно дифференцирует себя от «своего» этноязыкового коллектива, демонстрируя знанием «чужой» русской речи свой более высокий лингвистический и интеллектуальный статус. Соответственно, коммуникативная неудача, указывающая на языковую некомпетентность героев, в текстах оценивается по-разному. В первом тексте языковая ошибка Кости Матроса выглядит в целом, как победа «своего» коми языка над «чужим» русским, эта победа подкрепляется и языковой «находкой» героя – коми эквивалентом сюра русскому названию чайник. Во втором тексте языковая ошибка приводит к разоблачению как лингвистической, так и интеллектуальной несостоятельности героя. Последнее подтверждается и самой фразой из вагона шом (уголь) грузил, указывающей на род занятий армейца, способствовавший усвоению «чужого» языка.

В целом, второй текст относится к серии анекдотов, высмеивающих людей, добровольно и демонстративно отказывающихся от «своего» коми языка, «своей» этнической культуры в пользу «чужой» русской. Как правило, этноязыковая среда довольно скептически относится к языковым способностям таких людей, считая, во многом справедливо, что их манера говорения находится где-то между русским и коми языками, одновременно не принадлежа ни тому, ни другому: «Я по рочу (роч – русский) не умею, а по коми не кужу (кужа – умею)». Неправильные с точки зрения норм коми языка формы коми слов по рочу и не кужу калькируют русские формы по-русски, не могу, и характеризуют маргинальный статус носителя этого вида речи. Маргинальный статус носителя такой речи закрепляется в языке прозвищами кыдъя коми, кыдъя роч «мякинный коми, мякинный русский» (Вычегда), роча-коми варталай «русско-коми варталай» (Прилузский район Республики Коми) или роча-коми улькус «русско-коми непропеченный хлеб» (Удорский район), указывающими на место маргинала между двумя этноязыковыми континуумами. Тем не менее, с точки зрения самого маргинального персонажа, он будто бы владеет русским языком и при этом совсем забыл коми. Сюжет анекдота обязательно включает коммуникативную ситуацию между маргиналом и комиговорящим персонажем, приводящую к разоблачению первого. Пуант анекдота всегда базируется на осмеянии языка маргинала, который на поверку оказывается не русским, а кыдъя роч.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Вернулся сын из армии, и ничего сказать не может. Собрался в баню, и просит у матери веник: «Дай киш-куш!». А вечером идет на встречу с девушкой и говорит: «Пойду пульк-пальк!».

Армеец в этом анекдоте якобы говорит по-русски, но недостаток русской лексики компенсирует языковыми средствами коми языка. Здесь киш-куш и пульк-пальк звукоподражательные слова на базе коми языка, сообщающие дополнительные качества производимому действию. Вместе с тем, подобные звукоподражательные слова применяются взрослыми в общении с детьми младенческого возраста, и включение ихстр. 314 взрослым парнем в свою речь ассоциируется с понятием «впасть в детство». Иными словами, языковая неполноценность маргинала в данном случае ассоциируется с неполноценностью умственной, причем, благоприобретенной, идентифицируемой другими персонажами анекдота как болезнь головы. Эту болезнь, так же как и другие болезни, можно лечить традиционными способами, к примеру, в одном из анекдотов из серии о вернувшемся из армии обрусевшем сыне отец парит его в бане до тех пор, пока тот не начинает кричать по-коми.

Вот еще один пример анекдота из этой же серии:

Парень вернулся из армии и не говорит по-коми. Идут с отцом в баню, по-русски спрашивает: «Папа, подай веник» (вместо корöсь). Дрова колют, он чер называет «топором». Отец и задумался, надо ведь как-то и лечить сына. Вдруг сын наступил на лежавшие деревянные грабли, и черенок ударил его в лоб. Тут сын и закричал: «Батьö, тайö эд нарман!» (Отец, это ведь грабли!).

В вариантах этого анекдота отец бьет сына деревянными граблями по голове, что еще больше усиливает ассоциацию с лечением головы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Анекдотам о маргинальных персонажах противопоставлены тексты о коми людях, в силу обстоятельств вступающих в коммуникативные отношения с русскими. Персонажи этой серии анекдотов не приписывают себе знания русского языка, напротив, их речь сразу выдает в них коми говорящих, хотя бы тем, что они переносят в свою русскую речь особенности коми языка. Собственно этим и создается речевое национальное своеобразие анекдота, вызывающее комический эффект. Воздействие коми языка на русский может проявиться в различных формах. Вот примеры обыгрывания фонетических особенностей, связанные с тем, что в коми языке нет некоторых звуков:

Русский спрашивает коми: «Почему в вашем языке нет буквы „х“»? «Зачем? – отвечает коми, – нам и так корошо!»

Однажды Федя едет в Москву и друг (коми) по гаражу ему говорит: «Педя, в Москве-то будешь дак купи мне подпарники». Федя приезжает в Москву, все что нужно было сделал, но нигде не смог купить другу подпарники. Восемь магазинов обошел, но нигде продавцы не знали ничего о подпарниках. Так он и сел в самолет и только к Сыктывкару подлетая вспомнил, что друг-то и его не Федей, а Педей называет.

Типичной морфологической ошибкой коми говорящих при переключении на русскую речь является неправильное употребление категории рода существительных из-за того, что в коми языке категория рода отсутствует:

Сплавляли плоты, и вот, напротив русской деревни плот застрял. Девушка с плота решила переправиться на другой берег, в деревню, и кричит русскому лодочнику: «Дядя, меня перевези, я тебе деньги давала!». Дядя разозлился: «Какие ты мне еще деньги давала!»[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Комический эффект достигается и за счет неправильного понимания, и интерпретации русских слов, в результате чего возникает смысловое смещение, способствующее двусмысленному толкованию реплики.

Сидят на беседе две подруги, Анна да Матрена. Вот Анна и говорит: «Что-то скушно мне стало, может дролю завести?» А Матрена думает, что дроля – это кроля. Отвечает: «На что он тебе, у него ни мяса, ни кожи, уж лучше бальку».

Сходила тетка Анэй в больницу, а давлением давно уже мучилась. Навстречу ей Федора, подруга: «Куда ходила, Анна?» – спрашивает. А та и отвечает: «Больничаын вöлi мийкö зо заявлениеö зэв вылын да зьвеноам укол карисны» («В больницу ходила, заявление очень высокое, так в звено укол сделали»).

Здесь обыгрывается фонетическое сходство пар слов заявление и давление, звено и вена, не различаемых комиговорящим персонажем. Впрочем, есть примеры каламбурных ситуаций и с обратной омофонией, когда русскоязычный персонаж неверно истолковывает коми слово:

Русский муж и коми жена. Жена по радио услышала, что во Вьетнаме сбили три самолета и сообщает мужу: «Петя, во Вьетнаме-то опять куим (к. «три») самолет сбили. Муж: «И чем их только нынче не сбивают!»[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Приехала молодая учительница по распределению в деревенскую школу. И поселили ее жить к одной старушке. Однажды утром пьют они чай и бабка говорит: «Меным тшайсö кисьты сука» (Мне чай налей покрепче). А девушка русская и по-коми не понимает. Вот она и думает, что это бабка ругается. На следующее утро снова слышит «сука кисьты» (налей покрепче). На третье утро бабка снова говорит: «Но, Маша, меным сука кисьты». И Маша, обидевшись, отвечает: «Что это вы все меня ругаете? Сука, сука, сама ты б..!»

Комиязычный персонаж, фактически не владеющий русской речью, вследствие этого может включать в свое понимание коммуникативной прагматики неречевые факторы:

Еруслан Вась приехал из города домой в д.Муфтюгу и привез самую первую фотокамеру. А тогда жила еще Пошта Валя (прозвище «Почта»), она никогда из Муфтюги не выезжала. Вот Вася на лугу всех сфотографировал и Валю тоже. Валя и спрашивает: «Вася, а это вот снимает по-русски или по-коми?» А Вася и отвечает: «Валя, это и по-русски, и по-коми снимает, только запаха нету!»

стр. 315У нас груз зимой привозят на машинах из города. Вот приезжает городской шофер в с. Важгорт, привозит товар. А товароведом была молодая девушка, сама родом из Важгорта. Товар приняла, ну и пригласила шофера домой пообедать. Поставили чай, а самовар был большой, ведерный, тяжелый. Вот ее мать подняла самовар на стол и от натуги пернула. Девушка покраснела и говорит матери по-коми: «Мама, ты что это делаешь-то?». Мать, чтобы сгладить ситуацию, оправдывается перед дочкой: «Ничего дочень-ка, он же русский, он по-коми пердение-то все равно не понимает».

В рамках статьи мы ограничились описанием небольшого количества анекдотов, главным образом, касаясь только двух серий. Предварительное рассмотрение показывает, что серии анекдотов строятся вокруг двух типов персонажей: во-первых, это персонаж-маргинал, кыдъя коми, кыдъя роч, необоснованно предполагающий свою интегрированность в русскую языковую культуру; во-вторых, это комиязычный персонаж, оказавшийся в ситуации вынужденных коммуникаций на русском языке. В обоих случаях анекдот демонстрирует отношение персонажей к русскому языку, при этом, если в текстах с маргинальным персонажем предполагается стратегия освоения русского языка до полной культурной и языковой ассимиляции, то в другом случае предполагается стратегия ассимиляции русского языка, приспособления его к нормам коми грамматики и синтаксиса. Парадоксально, но именно в первом случае русский язык воспринимается как «чужой», связанный с другой, не «своей» ментальностью, не «своей» культурой, соответственно, отношение к нему почти враждебное. Это отношение вызвано тем, что ассимиляция коми языка воспринимается носителями анекдотов как агрессия «чужого» против «своего» культурно-языкового социума. Тем более что агрессия исходит от людей, идентичных «своим», но отрицающих «свои» социокультурные нормы и традиции. Маргинальный персонаж полностью идентичен «своим», но в то же время он поражен вирусом «чужого», и в силу этого наделяется чертами умственной неполноценности, деревенского дурачка. Его языковое поведение вызывает смех, и это смех саркастический, поскольку осмеянию подвергается сама готовность коми человека к интеграции в «чужую» для него культурно-языковую среду. В анекдотах другого типа происходит обратный процесс: здесь русский язык интегрируется в комиязычную среду, усваивается и присваивается ею, и в силу этого становится «своим». Речевые искажения, возникающие в коммуникациях персонажей анекдотов, являются ни чем иным, как этапами этого присвоения, поэтому вызывают смех другого рода, нежели саркастический. Это не осмеивание речевых недостатков; смех вызывает речевая находчивость персонажей, демонстрирующих свою коммуникативную самодостаточность через показанный в анекдоте тип присвоения чужого языка.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Панюков А.В. Динамика развития коми фольклорных традиций в контексте теории самоорганизации. Сыктывкар, 2009; Коровина Н.С. Опыт сопоставления коми и русской сказки (стилистические аспекты). Сыктывкар, 2009 (Науч. докл. Коми науч. центра Уральского отделения РАН; Вып.505).
• [2] Панюков А.В. Динамика развития коми фольклорных традиций… С.27.
• [3] Коми-русский словарь / Сост. Д.А.Тимушев, Н.А.Колегова; под. ред. В.И.Лыткина. М., 1961. С.350.
• [4] Панюков А. В. Динамика развития коми фольклорных традиций… С.28.
• [5] Тексты приводятся в переводе с коми языка автором статьи.
• [6] Тексты приводятся в переводе с коми языка автором статьи.