Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

В традиционный песенный быт ижорского населения низовьев р. Луги, так называемых сойкинских ижор, проживающих в Кингисеппском районе Ленинградской области, прочно вошло значительное число русских песен. Характер записей показывает, что эта территория до недавнего времени была двух- или многоязычной. В русле теоретических разработок проблем культурного билингвизма В.А.Лапиным предложена схема многоуровневой системы фольклорного двуязычия [1] . Применительно к территории Нижнего Полужья можно говорить о нескольких последних ее уровнях, вплоть до ассимиляции. Активные процессы культурного взаимовлияния между несколькими группами населения – русского и прибалтийско-финского (православных ижоры, води, лютеран финнов-ингерманландцев) происходили столь интенсивно, что в настоящее время собственно ижорского населения, владеющего языком и традиционными знаниями, здесь осталось очень мало.

Проблема взаимодействия русской и ижорской песенных традиций до сих пор лишь намечена в литературе [2] , а полиэтничная музыкальная среда ижор фактически не отражена в публикациях. В «Народных песнях Ингерманландии» опубликованы только ижорские свадебные песни, записанные в 1957–1968 гг.; заимствованные же русские песни не изданы. Между тем в 80-х гг. сотрудниками Ленинградского областного научно-методического центра было записано большое количество ижорских и усвоенных русских песен (лирических, хороводных, свадебных и др.) [3] , в том числе и героиня настоящей статьи – русская свадебная песня с инципитом «Затрубили (Протрубили) трубушку рано на заре». Песня с таким зачином зафиксирована в трех деревнях Сойкинского полуострова – Слободка, Валяницы и Ручьи. Издревле заселенная водью (по летописям, «погосты в чюди»), эта земля в течение нескольких веков постепенно осваивалась ижорой, славянами и, позднее, ингерманладскими финнами.

Русская песня «Трубонька» звучала на просватанье. У ижор, как у води и ингерманландцев, сватовство, состоящее из предварительного и окончательного договоров, скреплялось курением табака (в ХХ в. – папирос). Оно имело не только особое название (табáки), но содержало и некоторые примечательные черты обрядового поведения. Архаичным считается имитация женщинами ржания лошади при нюхании табака на сватовстве и при печении и еде свадебного каравая, что, по мнению этнографов, является пережитками культа лошади [4] .

Кроме того, били в «жестянку» («звонили», «гремели») и пели под окнами или при проходе по деревне. Это должно было показать всем односельчанам, что девушка просватана: «За стол садятся, уже угощаться станут, а мальчиков заставят в заслонку с печки, бьют по деревне» (д.Ручьи); «Курят табаки, когда продают дочку, девку. Все пришли, вся деревня. <…> На улице бабы пели, под окном, которые пришли «на табаки» (д.Слободка).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

«Табачные» песни, по словам информаторов из деревень Слободка и Валяницы, можно было петь и по-ижорски, и по-русски – ижорскую песню, соответствующую моменту сватовства, и/или русскую «Трубоньку». Как сказала одна из лучших ижорских певиц, Екатерина Андреевна Александрова, 1902 г.р. из д.Валяницы [5] , раньше-то больше пели по-ижорски, потому что ведь здесь русского народу очень мало было, все были эти ижоры, они по-своему и пели [6] .

От ижорских певиц были зафиксированы родственные варианты русской «Трубоньки», однако каждый из них имеет некоторые специфические черты (примеры). Эти варианты вызывают вопросы, ответы на которые мы не будем стремиться дать в данной статье. Обратимся сначала к текстам песен:

Все они имеют почти одинаковый зачин и форму строфы с усеченным повтором второго стиха, типичную для этого сюжета во многих русских традициях. Дальнейший текст во всех вариантах представляет значительную трансформацию русского сюжета, так как в нем отсутствует ожидаемое развитие образа «русой косы», символизирующей девичью волю. Образ «воли» в ижорских вариантах предстает в череде действий, не имеющих прямых аналогов в текстах русской свадебной традиции: девчоночку сгубили, волю отняли, заботу предали. Однако и в ижорских свадебных текстах, и причитаниях нет подобных словосочетаний, можно обнаружить только некоторые параллели, например, что волюшку невесты ломают, или в перечислении домашних забот будущей жены.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В вариантах деревень Ручьи и Валяницы «Трубонька» вступает в контаминацию с широко распространенным русским свадебным сюжетом, рисующим образ вербочки/девушки, «Расти, расти, вербочка» и дополненным мотивом расковывания девичьей косы. В русской традиции соседнего Волосовского района такой текст зафиксирован с зачином «Вот стояла вербинка посреди двора» (пример). Однако совершенно по-иному строится текст из д. Слободка. В нем после мотива русско-ижорской трубоньки-воли следует самостоятельный фрагмент текста, первая половина которого собирает необходимые русские эпитеты и образы. Вторая в символизированной форме, через столь характерный для ижор образ коня, передает свободу, которую теряет девушка-невеста. В ижорских свадебных текстах подобные описания девичьей воли и сватовства нами не встречено. А вот о воскурении трубок об этом говорилось напрямую:

Не нашли бы нас там сваты,Не пришли б курить из трубок. (Песни Ингерманландии, № 101, пример)

Складывается впечатление, что русско-ижорские варианты текста «Трубоньки» создавались, с одной стороны, как нанизывание фрагментов и образов из русских свадебных песен, родственных сюжетам и образам ижорских свадебных песен, а с другой стороны, это свободное владение лексикой русских песен вело к формированию самостоятельного текста, не известного в русской традиции. Во всяком случае, возникает вопрос о механизмах образования русскоязычных текстов в ижорском свадебном обряде. Но это вопрос для прибалтийско-финских фольклористов-филологов.

Форма строфы во всех вариантах песни одинакова, в двух из них вставка возгласа «ой» маркирует окончание стиха и усеченный повтор. Подобная форма вкупе со стихом 7+5 (вариант 6+6) является одной из широко распространенных структур в русских свадебных песнях. Кроме «Трубоньки», песни с зачинами «Не долго веночку во горенке висеть», «Вот стояла вербинка», «На улочке дождичек накрапывает», типичные для традиций Северо-Запада, зафиксированы в близлежащих русских районах, которые, вероятно, и были источником их распространения. Не сравнивая ижорскую «Трубоньку» с разнообразными русскими вариантами, укажем лишь, что ближайшие мелодико-интонационные аналогии обнаруживаются прежде всего на ижорском плато и в верховьях р. Оредеж и затем не в соседней верхнелужской традиции, как можно было бы ожидать, а в верхневолжской зон [7] (варианты некоторых напевов приведены в примерах). Это также вызывает во-прос, на который сейчас нет ответа.

Как происходило усвоение ижорами русской «Трубоньки»? На это ответить еще сложнее. Выскажем два предположения, опираясь на записи из названных трех деревень. Одним из путей могло быть усвоение музыкальной формульности русской свадьбы. Так, в д.Ручьи на этот же напев записан текст с зачином «На улице частый дождь покрапывает» и включением уже упомянутого фрагмента «Расти, расти, вербочка». В д.Лужицы на этот напев распет текст «На заре калинушка рано расцвела» (пример). Другой путь – интенсивно творческий, как в традиции д.Валяницы. На это обратила внимание Т.Коски – ижорские песенные тексты с ярко выраженным лирическим началом «приспосабливаются к более выразительным, распевным мелодиям с более сложной ритмикой, близкой русской ранней лирике» [8] . В результате этого приспособления ижорская 2-стиховая строфа превращается в 3-стиховую, с повторами слов и словосочетаний (пример):[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Напев этой ижорской песни поразительно похож на русскую «Трубоньку». Осмелимся высказать предположение, что текст этой песни не просто приспособился к мелодии, «близкой ранней русской лирике». Мелодия этой «табачной» песни, звучащей на сватовстве, вероятно, родилась под воздействием русской свадебной «Трубоньки», а уже текст приспособился к новой музыкальной форме. В интонировании этой песни можно увидеть активную работу музыкального сознания – усвоение русских интонационных оборотов и использование их в ижорских напевах.

Последний интригующий вопрос – не отражают ли три варианта русской «Трубоньки» в ижорском свадебном обряде разные стадии взаимодействия с русской песенной традицией? То, что мы увидели в песнях русско-ижорской контактной зоны низовьев Луги, во многом похоже на активные процессы фольклорного двуязычия в русско-вепсском ареале. В текстах русских свадебных песен, усвоенных вепсами, также отмечены контаминация сюжетов, «нанизывание» фрагментов подходящих текстов (в частности, инципитов) и изменение их прикрепленности в обряде [9] .

Уходящая живая этнокультурная среда финно-язычного населения западной части Ленинградской области – ижор, води, ингерманладских финнов – заставляет исследователей разных гуманитарных направлений активно изучать и по мере сил поддерживать культуру данного региона. Но не менее важно вновь обратить пристальное внимание, уже в основном по архивным данным, на сферу музыкально-песенного взаимодействия русского и прибалтийско-финского населения.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Лапин В.А. Фольклорное двуязычие: феномен и процесс // Искусство устной традиции: Историческая морфология. Сборник статей, посвященных 60-летию И. И. Земцовского / Сост. и отв. ред. Н.Ю.Альмеева. СПб.: РИИИ, 2002. С.28–38.
• [2] Народные песни Ингерманландии / Изд. подг. Э.Киуру, Т.Коски, Э.Кюльмясу. Л.: Наука, 1974. С.477; Шлыгина Н.В. Водская свадьба (традиции и русское влияние) // Русский народный свадебный обряд: исследования и материалы / Под ред. К.В.Чистова и Т.А.Бернштам. Л.: Наука, 1978. С.277; Прибалтийско-финские народы России / Отв. ред. Е.И.Клементьев, Н.В.Шлыгина. М.: Наука, 2003. С.589.
• [3] Фонд Фоноархива ЛО ГУК УМЦКиИ 1980–1981 гг. (авторы записей Игумнов В.А., Дубинина, Чернов, Захаров А.Н., Сушко А.Б., Азовская Л.). Материалы любезно предоставлены сотрудниками Н.О.Атрощенко, А.Е.Ермолиной. Суммарно в записях зафиксировано более 30 русских песен, включенных в ижорскую свадьбу. Интересно было бы далее сопоставить эти песни с «русской» частью наигрышей, записанных в 1914 г. от сойкинских пастухов-ижор знаменитым финским этномузыкологом А.О.Вяйсяненом. См.: Karjasoitto: A.O.Väisäsen keräämiä paimensävelmiä Inkeristä. [Пастушеская музыка: Пастушеские мелодии Ингрии, собранные А.О.Вяйсяненом] Kaustinen, 1985.
• [4] Шлыгина Н.В. Водская свадьба. С.271.
• [5] В «Народных песнях Ингерманландии» опубликовано 39 текстов, записанных от Е.А.Александровой. Ижорские свадебные песни и руны, напетые Е.А.Александровой, также были опубликованы на грампластинке, выпущенной в Эстонии («Vadja ja isury rahvalaule», М30–41127-8, Мелодия, 1979, сост. И.Рюйтел).
• [6] Примечательны эти слова исполнительницы – о себе, своем этносе в 3-м лице. Вероятно, самосознание себя как ижорки уже отходило, или в силу самозащиты она говорит об ижорах, как бы стесняясь.
• [7] Угличские народные песни / Сост.-ред. И.Земцовский. Л.; М., 1974. №37б; Народные песни Ивановской области / Зап., сост., предисл. и прим. И.М.Ельчевой. Ярославль, 1968. С.96–98.
• [8] Народные песни Ингерманландии. С.477.
• [9] См. об этом вступительные очерки В. А. Лапина, а также его комментарии к расшифровке вепсской версии русской свадебной песни «Из-за лесу, лесу темного» в изд.: Музыкально-песенный фольклор Ленинградской области: В записях 1960–1980 годов. Изд. 2-е / Ред.-сост. В.А.Лапин. СПб.: Композитор, 2008.