Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 357Данное сообщение дополняет доклад Г.Петкевича «Западный мир в былинах» сведениями о других соседях эпической Руси, прежде всего восточных. Семантическая оппозиция «свой – чужой» играет ключевую роль в сюжетах, повествующих о межэтнических столкновениях, о похищении русских женщин иноземцами, о героическом сватовстве богатырей в сопредельных странах, как правило, тоже немирном.

Для изображения соседних народов в основном используются те же детали и подробности, которые формируют облик «своих». Лишь в единичных вариантах обнаруживаются приметы кочевого быта скотоводов (в частности, упоминаются телеги ордынские, говорится об употреблении в пищу конины). Еще реже встречаются другие детали, отражающие особенности восточной культуры. Переодеваясь мужчиной, жена Ставра волосы брила по турецькому [1] ; киевская княгиня Апраксеевна и ее служанки сидят, поджав ручки, будто турчаночки [2] .

Противопоставляя «своих» и «чужих», сказители Архангельско-Беломорского края охотно использовали антонимическую пару эпитетов белый – черный. Русские в походах ставят шатры белополотняные; татары и другие неверные – шатры чернобархатные. У первых кудри желтые, белые руки и груди; у их соперников – черные кудри, руки, груди, даже шлюпка черная [3] . В одном из текстов использован эпитет татары черные [4] .

В подавляющем большинстве былин доминирует тенденция уподоблять иноземцев русским. Они живут в таких же городах-крепостях, устраивают такие же пиры в царских палатах, пользуются таким же оружием, соблюдают многие обычаи и правила бытового и воинского этикета, принятые в богатырском сообществе.

Даже Змей позволяет безоружному Добрыне выбраться из воды и подготовиться к бою, признавая над собой власть богатырского кодекса чести:[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Ты побьёшь меня дак на синём морим, –Да не будёт твоя цесть-хвала молодецькая!Ты побьёшь же меня дак на плотной земли –Ишше будёт твоя цесть-хвала молодецькая! [5]

На пирах у неверных правителей присутствуют не только пановья-улановья, но и князья-боярины, дьяки / сенаторы думные [6] .

«Своих» и «чужих» последовательно различают лишь по двум признакам – этнической и религиозной принадлежности [7] . Все иноземцы (за исключением жителей Царьграда) в русском эпосе считаются иноверцами, чаще всего язычниками – погаными, неверными, нечестивыми, некрещеными, бусурманами. В их число попадают литовцы, Идолище в разных сюжетах, жители царства Турецкого, вымышленного Индейского царства или просто инишьшёго (т.е. «иншего» – чужого, враждебного Руси) царства, которым правит царь Собака [8] , чудь белоглазая [9] , сорочина злолукавая (Свод, т.4, №188). Сказители называют погаными, т.е. язычниками, татар, принявших ислам вскоре после нашествия на Русь; подданных короля Ляховинского (польского), приобщившихся к христианству намного раньше восточных славян; жителей турецкого царства, Неметчины (Свод, т.3, №23) (эпитет немецкий обычно ассоциируется с Западной Европой). Колдунья Маринка живет в Киеве, но слывет безбожницей. В одном из олонецких вариантов Добрыня велит своему слуге: «Маринкиным богам поди не кланяйся» (Гильф., III, №288). Здесь показательна форма множественного числа – богам, естественная, если речь идет о языческом многобожии. Она живет в татарской слободушке / на татарской улице (там же, II, № 78, 122); в своем тереме принимает гостя – татарина поганого, Одолище поганое, Горюнище поганое (там же, II, №122). Несмотря на то, что христианство пришло в древнюю Русь из Византии, в эпическом мире язычницей оказывается и Маринка Кайдаловна, правительница города Корсуни, византийской колонии в Крыму (зла еретица безбожниця (Свод, т.4, №195). Порой даже черниговский купец Митрий характеризуется как чужеземец и, естественно, иноверец – его именуют князем, царем, королем; живет он за морем, в проклятой Литвы или в Золотой Орде (Гильф., №83). В его тереме богатырь

стр. 358Богу не молитца и челом не бьёт –Молиццы у их, право, некому (Свод, т.2, №181).

Подобные аномалии связаны с тенденцией уподоблять «чужим» (в том числе и в религиозном плане) тех персонажей, которые являются антиподами эпических героев. А вот те персонажи, которым отданы симпатии сказителей, нередко изображаются сочувственно и даже причисляются к христианскому миру. Это касается не только тех, чья этническая принадлежность четко не обозначена (Соловей Будимирович, Суровец-Суздалец, великанша Настасья Микулична в старине о женитьбе Добрыни), но и тех, кто явно не относится к славянскому миру. Один из них – Саул / Саур Леванидович, правитель царства Алыберского / Астраханского:[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

…Его царице Бог сына дает,Поп приходил со молитвою;Неверные манят его [сына Саула] к себе:«Славной руськой богатырь!..»

Перед отъездом в поход Саул молится в часовне; на его сына жалуются матери князи-бояра <…> и все купцы богатыя» (КД, № 26). Согласно некоторым вариантам, библейский царь иудеев Соломан живет в Царьграде, который находится на территории Святой Руси (Свод, т.4, №206). На его принадлежность к православному миру в текстах прямо не указывается, но уговаривая похищенную жену Соломана выйти замуж за царя Василия Окуловича, его слуга подчеркивает:

Да ведь как наша-то вера лучше вашея,Все среды и пяток за единый день,Среду-пятницу скором кушают (Рыбн., II, №183).

Соломан советует своему сопернику казнить его по царскому, как у нас на святой Руси (там же, II, №137). В былине «Лука, змея и Настасья» Салтан Турецкий приютил в своем царьсве неверноем попавшего в беду богатыря, женил его на своей дочери (правда, их сына сказители именовали Алешей Полуверенином). В соответствии с русскими традициями жених и невеста приняли законной брак во Божьей церкви (Свод, II, № 177). Так же описывается вторая свадьба благоверной царицы Соломаньи в неверном царстве Василия Окуловича [10] .

Несомненный интерес представляют имена собственные, используемые сказителями для характеристики «чужих» миров. Былины через века донесли до нас исторически достоверные названия сопредельных с Киевской и Московской Русью народов и государств: татары, калмыки, черкесы, чукши и алюторы (коряки с Камчатки), Полувецкая земля (КД, № 26), Золотая Орда, царство Турецкое / Астраханское и др. Однако гораздо чаще встречаются условно-обобщенные этнонимы и топонимы: чудь белоглазая, Индея Богатая, Корела Проклятая, Большая / Каменна / Копейщата Орда, земля Загорская, царство Алыберское и т.п. По частотности употребления в былинах доминирует этноним татары. Нередко он становится универсальным для обозначения любого врага-иноплеменника. Некоторые сказители считали татарами литовских королевичей и их подданных, жителей Чернигова [11] и даже любовника Маринки, змея Горынчища проклятого (Гильф., II, №78). В ряде текстов так называют друг друга Дунай и Настасья (Сок.–Чич. №116), а СоловейРазбойник –Илью Муромца (он говорит своей дочери-перевозчице: «Не вези, доць любимая, татарина да великава за Дунай реку!» – Кир., 1, 77).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Гораздо богаче набор личных имен былинных персонажей. Среди них немало половецких, монгольских и татарских антропонимов, известных по летописным сказаниям и древнерусским воинским повестям (Коньшак / Коньшик; Тугарин (видимо, от Тугор-хана); Артак / Сартак; Батый / Батыга / Батырь / Батей; Мамай; Соловей вор Ахматович / Рахматович; Соловей, птица рохматая; Азвяк Таврульевич / Возьяк Котобрульевич – от имени золотоордынского хана Узбека и др.). Иногда эпические антропонимы переосмысляются по законам народной этимологии: Едолище; Каин (от Калина); Курва / Курвин-царь (от Скурлы); Кормщицек.

Для обозначения эпических противников используются также нарицательные имена существительные (нахвальщик, наездник, невежа, болван, идол, идолище, Панище плехатое и др.). Некоторые имена собственные перенесены из сказок и духовных стихов (Кощей Трапетович, баба Горынинка, Цюдишшо-Юдишшо, слуга Мамая Личарда, Жидовин, Кудреванко и т. п.). Однако это разнообразие имен, преимущественно восточного происхождения, характерно лишь для мужских персонажей первого ряда. Их слуги и особенно жены и дочери нередко носят славянские имена и отчества: послы татарских царей Василий / Борис-королевич / Игнатий Иванович; дочь короля Етмануйла ЕтмануйловичаАфросинья Апраксевна (КД, №11); индейская царица Аздяковна, молода Елена Александровна (КД, №6); дочь турецкого царя Марья / Настасья Салтановна (Свод, т.2, № 277, 278); правительница Корсуни Маринка Кайдаловна (Свод, т.4, №195 и др.).

стр. 359Языковые различия в большинстве эпических песен не учитываются. Богатыри без проблем договариваются с представителями других этносов, с мифическими существами и даже с одухотворенными объектами природы (Сухман – Непра-река и т.п.). Лишь в отдельных вариантах былин о татарском нашествии вражеский царь выбирает среди своих подданных посла, который по русьски умел говорити, он горазд толмачить по татарскому / по немецькому (Рыбн., № 205; Гильф., №304; Свод, т.1, №105 и др.). Некоторые сказители не скрывали пренебрежительного отношения к «чужим» языкам. Сваты царя Афромея Афромеевича телячьим языком рассказывают ему о похищении его невесты Иваном Годиновичем (КД, №16). В одной из архангельских старин Батый спрашивает: «Кто умеет говорить русским языком, человеческим?» (Кир., 4, 38), а в олонецком тексте Калин-царь допытывается у своего слуги: «Знаешь говорить да ты по русскому, а мычать про себя да по татарскому?» (Гильф., №57). Правда, в последнем случае возможна ошибка собирателя или исполнителя, по созвучию спутавшего глаголы толмачить и мычать.

Негативное отношение к «чужим» иногда приводит к тому, что их изображают чуть ли не дикарями, ведущими варварский образ жизни. Они не только угрожают скормить русских послов кобелям меделянским (КД, №11), превратить православные храмы в стойла лошадиные, князя Владимира в котле сварить, но и наделяются склонностью к каннибализму, сознательной установкой на кровосмешение. Узнав об истреблении своего войска Василием Игнатьевичем, Батый Каманович говорит:

Кабы я того человека увидел,Я бы его мяса наелся [12] .

В одном из поволжских вариантов былины о первой поездке Ильи Муромца богатырь удивляется:

«Што у тея дети во единой лик?»Отвечат Соловейко разбойничик:«Я сына-то выросшу, за нёво дочь отдам; Дочь-ту выросшу, отдам за сына, Штобы Соловейкин род не переводился» (Кир., 1, 34).

В изображении материального мира прослеживается прямо противоположная тенденция. Товары, привезенные из сопредельных стран – от одежды до боевого снаряжения и скакунов, – как правило, ценятся очень высоко и считаются эталонными по качеству. Это достигается с помощью идеализирующих постоянных эпитетов; многие из них свидетельствуют о том, что создатели эпических песен были хорошо осведомлены о торговых связях Древней Руси с соседними государствами [13] : седёлышко черкасское, копьё бурзамецкое (от слова мурза – татарский князёк), узды-поводы сорочинские, жеребцы бухарские, полонён Воронко из Золотой Орды, сафьян турецкий, золото аравитское / арабское, шляпа земли греческой и т.п. В русском эпосе сохранилась память о Великом шелковом пути – от его исходной точки на востоке (шелк китайский – Гильф., II, №168; II, 210 и др.) до одного из главных пунктов назначения в Закавказье (шелк шемаханский). В качестве универсального средства идеализации нередко используется эпитет заморский. Иногда он употребляется механически, что приводит к алогизмам (заморскими объявляются даже пушные звери – соболи, белые зайцы, белые медведи, которыми испокон веков славились в Европе именно русские княжества).

Единичные исключения из общего правила лишь подтверждают его закономерность. Эпические герои чрезвычайно высоко ценят своих боевых коней (коню ведь под старым цены не было – КД, №69 и др.). Дрянное лучёнышко завозное (легкий дорожный лук Добрыни) оказывается крепче и надежнее королевского лука Ботияна Ботияновича (Гильф., №80).

Суммируя изложенные факты, можно констатировать, что в изображении «чужих» миров в былинах сосуществуют прямо противоположные тенденции. С одной стороны, богатыри и их соплеменники противопоставляются иноземцам по этническому и религиозному признакам; в текстах старой записи сохранилось немало исторически достоверных деталей и имен собственных. Благодаря этому в эпическом пространстве «свой», славянский мир четко отграничивается от «чужих» миров, как восточных, так и западных. С другой стороны, сказители охотно пользовались типовыми антропонимами, мотивами и формулами, которые применяются для характеристики «своего» социума, что способствовало определенной унификации картин эпического мира.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

• [1] Онежские былины, записанные А.Ф.Гильфердингом летом 1871 года. М.; Л., 1949–1951. Т.1–3. №169 (далее – Гильф.).
• [2] Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / Подгот. А.П.Евгеньева и Б.Н.Путилов. М., 1977. №24 (далее – КД).
• [3] Былины Печоры и Зимнего берега: Новые записи / Изд. подготовили А.М.Астахова, Э.Г.Бородина-Морозова, Н.П.Колпакова, Н.К.Митропольская, Ф.В.Соколов. М.; Л., 1961. №83.
• [4] Песни, собранные П.В.Киреевским. Вып.1–6. М., 1860–1864. Вып.I. С.25 (далее – Кир.).
• [5] Былины Мезени. СПб.; М., 2003. №11 (Свод русского фольклора: Былины: В 25 т.; Т.3). Полное описание вышедшей части издания: Былины Печоры. СПб.; М., 2001 (Свод русского фольклора; Былины: В 25 т.; Т.1–2); Былины Мезени. СПб.; М., 2003–2006 (Свод русского фольклора: Былины: В 25 т.; Т.3–5) (далее – Свод).
• [6] Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. М., 1909–1910. Т.1–3. № 135, 137 (далее – Рыбн.).
• [7] Подробнее см.: Новиков Ю.А. Сказитель и былинная традиция. СПб., 2000. С.30–32.
• [8] Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д.Григорьевым в 1899–1901 гг. СПб., 2002–2003. Т.1–3. № 121 (далее – Григ.).
• [9] Онежские былины / Подбор былин и науч. ред. текстов Ю.М.Соколова; Подгот. текстов к печати, прим. и словарь В.И.Чичерова. М., 1948. №215 (далее – Сок.–Чич.).
• [10] Былины Севера / Записи, вступ. статья и коммент. А.М.Астаховой. М.; Л., 1938–1951. Т.1–2. №103 и др.
• [11] Русские эпические песни Карелии / Изд. подготовила Н.Г.Черняева. Петрозаводск, 1981. №46.
• [12] Русские былины новой и недавней записи из разных местностей России / Под ред. В.Ф.Миллера. М., 1908. №47.
• [13]  В ХХ столетии модернизация былинной лексики в сочетании с идеализацией заморских товаров порой приводила к явным несообразностям. Так, Чурила Пленкович

  Одевает басмачки он резиновы,Да не простой резины – заграничныя

  (Архив Карельского научного центра Российской академии наук (Петрозаводск), ф.1, оп.1, кол.8, №326).