Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 362Народная культура, являясь сложной системой, обеспечивающей жизнеспособность социума, вырабатывает определенные механизмы адаптации, которые помогают ей оперативно реагировать на постоянно меняющиеся условия окружающей среды: природной, социально-политической, экономической, информационной и т.д. Поэтому она не может рассматриваться как реликт, сохраняющийся в современности только благодаря своей консервативности.

ХХ в. предоставляет уникальные возможности для культурологического анализа изменений в традиционной культуре русской деревни, поскольку за этот период произошло несколько экстремальных событий, которые не могли не отразиться на ее облике: раскулачивание и коллективизация 1920–1930-х гг., Великая Отечественная война, наконец, полная смена социально-политической парадигмы на грани 1980–1990-х гг.

Все эти события, хотя и оказали негативное воздействие на народную культуру, в то же время активизирова-ли ее адаптационные возможности.

Материалом для исследования послужили записи, сделанные студентами и преподавателями Российской академии музыки им. Гнесиных во время фольклорных экспедиций 1981–2004 гг. на Мезень. Участие в них позволило нам стать очевидцами перестройки (иногда кардинальной) культурной жизни в деревенской среде.

Переломным моментом в жизни севернорусской деревни – и это отмечают сами носители традиции – стал рубеж 1920–1930-х гг., когда начался активный процесс раскулачивания и коллективизации. Создание колхозов в принципе не противоречило идее коллективности, столь значимой для русской народной культуры, и во многом способствовало сохранению некоторых народных обычаев и обрядов. Но в тех деревнях, где вместо колхозов создавались коммуны – общежития, куда переселяли молодежь с целью воспитания в новом коммунистическом духе – традиционная культура оказалась полностью утрачена. Так, на Мезени коммуны существовали в деревнях Тиглява, Палуга, Кеслома, где молодые люди были оторваны от своих семей и от жизни крестьянской общины. Они не принимали участия в обрядах, традиционных праздничных гуляньях, молодежных вечереньках и игрищах, не имели возможности слышать песни, которые пели их родители. Поэтому во второй половине ХХ в. традиционный репертуар здесь фиксировался в редуцированном виде и зачастую был представлен только частушками. В других же мезенских деревнях (Кельчемгора, Юрома, Нисогора, Койнас и др.), где были созданы колхозы и сохранялся общинный уклад жизни, традиционные музыкальные жанры продолжали активно функционировать вплоть до 1960-х гг., а от исполнителей старшего поколения их записывали и в 1990-е гг. Таким образом, создание коммун нарушило естественный механизм передачи традиции, продолжавшей существовать в колхозной деревне.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Другим фактором, повлиявшим на традиционную культуру, стала смена хозяйственной деятельности.

В конце 1920-х гг. на Русском Севере, богатом лесами, была организована промышленная заготовка древесины. Экспорт леса приносил существенный доход молодому советскому государству. Поскольку при раскулачивании в исправительно-трудовые лагеря угоняли в основном мужчин, это привело к резкому сокращению мужского населения. Поэтому на принудительные работы по рубке леса отправляли незамужних девушек 14–18 лет: «В 14 лет пошли по лесам да по сплавам с 28 году. На Пинегу гонили в те поры. Бараки были построены. Ничего не было, что из дому. В лесе-то – не дома, на печи не полежишь. Пока договор не выполнишь, домой не убежишь» (д. Юрома Лешуконского р-на Архангельской обл.). Большую часть года деревенская молодежь проводила на лесозаготовках: «Уезжали в сентябре-октябре, а возвращались в апреле с ручьями. Жили в бараках вповалку. Пилили и вдвоем, и по одному. За работу получали 400 г хлеба в сутки. Еще отправляли сплавлять лес. Плыли с этими плотами по нескольку месяцев. Ночевали, где придется так, что сапоги к ногам примерзали. По осени уже шел лед, вытаскивали бревна так, что кровь по воде шла» (д. Кельчемгора Лешуконского р-на Архангельской обл.). Условия жизни и труда на лесоповале были невыносимо тяжелыми. Вечером, после окончания работ, девушки собирались на просеке и причитали о своей нелегкой судьбе на напев свадебных групповых плачей: «Это мы приходим кода по горке, кода в леса нас выписывают – лес рубить, там километров за 70, за 80. Ходим-ходим по горке: „Давайте, девушки, поплачемте!“ – „Давайте!“ Тоже плацем по-невестыному, вот так:

Ух ти мнечушико тошнехонько…А спровожают только нас, голубошок,А во леса ти там горю… во тёмныеА как на всю только зиму студёную.

стр. 363И там не будёт нам да воли – няволюшка,Много тяжёлой-то да там роботушки.И нам не хаживать да там не гуливать. А всё пройдуть владычни там да чёстны празднички, А всё Христовы пройдут восресеньицыА всё в тяжёлой-то у нас роботоцьке… (д. Малая Нисогора Лешуконского р-на Архангельской обл.).

В севернорусском свадебном обряде эти плачи обычно исполнялись невестой и хором девушек. В поэтических текстах свадебных плачей описывались тяготы предстоящей жизни невесты в чужом доме и в новой семье. Их содержание хорошо корреспондировало с той ситуацией, в которую девушки попадали на лесоповале. При этом сугубо обрядовый жанр, сменив контекст, переходил в разряд бытового плача-жалобы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Лесоповальные участки в жизни традиции сыграли ту же роль, что и коммуны: оторванность молодежи от родной деревни не позволила усвоить значительные фрагменты традиционного репертуара. Ср.: «Потом молодость не так пошла: в лес шибко гоняли. Стали гармошки покупать. По гармошке только короткие песни [частушки] пели» (д. Малая Нисогора).

В связи с образованием колхозов значительные изменения произошли в обрядах семейного цикла. В первую очередь это касается свадьбы, в которой церковное венчание было заменено регистрацией брака в сельском совете. Повсеместное закрытие церквей привело к нарушению структуры свадебного обряда, а нередко и прекращению его функционирования. На Мезени информанты отмечали, что свадьбы по-старому играли только до образования колхозов, при этом запись в сельсовете часто не имела для крестьян никакого значения: «Кака така мода пошла: свадеб не заделали и не записывались» (д.Юрома Лешуконского р-на Архангельской обл.).

Утратив свое значение в быту северной деревни, свадебный обряд, начиная с 1930-х гг., обретает новую жизнь на клубной сцене. Исполнители отмечали, что свадьбы в клубе ставили даже во время войны. В сценическом варианте обряд сильно редуцировался, поскольку длительное ритуальное действо было необходимо вместить в узкие пространственно-временные рамки. Однако именно благодаря клубным постановкам в памяти исполнителей вплоть до 1980-х гг. сохранялась большая часть свадебного музыкального репертуара.

В 1980-е гг. женщины старшего поколения (1900–1910-х г.р.), бывшие участницами этих постановок, сами приходили на свадебные застолья и пели величальные песни. Вместе с тем свадебные групповые голошения невесты с подругами, которые играли доминантную роль в традиционной свадьбе, не будучи актуальными в современных условиях, ушли из репертуара певиц гораздо раньше. В настоящее время в некоторых деревнях на Мезени и Вашке интерес к старинному свадебному обряду возрождается, что проявляется в стремлении молодых людей играть свадьбы по-старинному. Однако традиционное музыкальное оформление при этом отсутствует в связи с уходом из жизни поколения людей – носителей традиции.

Важным событием в сельской жизни конца 1920-х гг. стало создание клубов. Клубная работа была направлена на идеологическое воспитание молодежи, поэтому с целью ее привлечения традиционные формы молодежного досуга были перенесены в клубы. Это касается праздничных молодежных гуляний осенне-зимнего периода (игрищ, вечорок), которые в прежнее время, в отличие от уличных весенне-летних увеселений молодежи, устраивались в крестьянских домах. При этом в каждой местности сохранялись свои сценарии их проведения, включающие игры, вождение хороводов, пляски и танцы под гармошку и балалайку или пение.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В это же время при клубах стали создаваться фольклорные ансамбли, что во многих случаях сыграло позитивную роль: они способствовали сохранению, хотя и не в полном объеме, традиционного песенного репертуара и местного исполнительского стиля. Многие песни и обряды стали известны ученым только благодаря деятельности клубных фольклорных коллективов.

Вместе с тем перенос обрядовых и других песен на сцену приводил к смене традиционного контекста и кардинальному изменению их культурной функции. Условия сцены привели к переструктурированию жанровой системы, в которой ведущее место стали занимать зрелищные, развлекательные формы: частушки, плясовые и игровые песни.

Колхозная жизнь привела к некоторым изменениям и в народном календаре, который вступил во взаимодействие с системой советских праздников. Как известно, кроме общих церковных праздников в каждом селе существовал местный престольный праздник, особо почитаемый в народе. Используя приверженность крестьян к своим местным праздникам, партийные руководители учреждали новые колхозные праздники.

При этом народные гуляния организовывались в соответствии со старыми традициями.

В деревнях Лешуконского р-на Архангельской области (на Мезени и Вашке) на престолы устраивались съезжие праздники, которые с 1930-х гг. были заменены на годовщины основания колхоза: «… съезжих не было, годовщины зарядили – годовщины колхозов» (д.Юрома). Однако формы проведения праздника при этом не изменились. Утром на площади перед церковью собирались все жители деревни в своих лучшихстр. 364 нарядах. Сначала девушки парами ходили в застенок (медленно шли вдоль улицы с пением лирических песен), потом водили круговые хороводы, а остальные жители деревни слушали их пение и оценивали наряды. Ближе к вечеру на улице устраивалась общественная трапеза с раздачей сваренного к празднику пива. После ужина устраивались танцы и соревнования исполнителей частушек. Тексты частушек сочинялись непосредственно во время пения и отражали актуальные для жителей села события. Все это свидетельствует о том, что даже вновь учрежденные деревенские праздники сохраняли традиционную форму и песенный репертуар, вместе с тем наполняясь новым содержанием.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Великая Отечественная война способствовала актуализации некоторых жанров фольклора. Исполните-ли отмечали, что до войны рекрутские плачи во время проводов в армию уже практически не звучали. Сами проводы представляли собой массовые деревенские гулянья с застольями, на которых пелись рекрутские песни («Отлетаюшко», «Склался миленький собрался во котомочку», «Кого нету, того мне больно жаль» и т.п.).

С этими же песнями парней провожали до берега и пели отвально, пока лодки с новобранцами не скрывались из глаз. Рекрутские плачи стали исполняться вновь во время военной мобилизации 1941–1945 гг. Массовые причитания женщин, ведущих под руки своих мужей и сыновей, звучали по дороге к берегу: «Как на войну провожали, все бабы в голос выли» (д.Юрома Лешуконского р-на Архангельской обл.). В настоящее время из всего достаточно развитого рекрутского обряда на Мезени сохранились только обязательный поход новобранца в баню накануне дня отъезда, прощальное застолье, а также благословение его родителями перед выходом из дома. Отметим, что в мезенских деревнях до сих пор сохраняется особое отношение к службе в армии как важнейшему этапу в становлении мужчины. Молодые люди, избежавшие службы, осуждаются односельчанами за поведение, недостойное мужчины.

Особого внимания заслуживает проблема взаимодействия народной и церковной традиций, имеющая многовековую историю и во многом определяющая современный облик русской традиционной культуры.

На Мезени достаточно сильным было влияние старообрядцев. Так, в д. Палуга Лешуконского р-на рассказывали, что «„скрытные“ (старообрядцы-скрытники. – О.П.) в Защелье жили, десять человек. Им носили милости. Те много стихов пели. Они все в одной избе жили. И на низу в Мелогоре они жили». В с.Кеслома того же района «три кельи было. Старец был, все читал. А мать моя перекрестилась в новую веру». В советское время, когда вся религиозная жизнь ушла «в подполье», грань между старообрядцами и никонианами стерлась, результатом чего стала почти полная утрата религиозного самосознания у местного населения.

Единственное, что на Мезени и ее притоках осталось от народной христианской культуры в живом бытовании, – это традиция, связанная с рубленными из дерева крестами. По-видимому, с давних времен они существовали в двух видах. Поклонные кресты выполняли функции сакрального центра села, подобно сельским часовням (а нередко в них и помещались), или маркирования границ обжитого пространства, поскольку мог-ли располагаться на подходах к деревне. Другие – оветные – изначально ставились в лесу на берегах ручьев, вода которых считалась святой. Такой крест мог быть поставлен любым человеком как приношение Богу с просьбой о помощи в тяжелой жизненной ситуации или в случае болезни. На кресты вешали оветы – пелены, полотенца, рукавицы и др., в результате чего кресты приобретали антропоморфный облик. Если поклонные кресты стояли всегда по одному, то оветные, как правило, группой в тайном месте. Различались они и по размерам: поклонные достигали 3,5 м высоты, в то время как оветные примерно соответствовали человеческому росту. Интересно и то, что в случае падения поклонный крест поднимали и ставили вновь, а оветный оставляли лежать и ставили рядом новый. Именно эти факты, а также то, что лесные кресты часто вырубались из дерева на корню, дают основание предположить, что данный обычай имеет достаточно древнее, дохристианское происхождение, генетически восходящее к угро-финской традиции.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В советское время деревенские поклонные кресты уничтожались коммунистами. Снятые с них иконы и пелены крестьяне, спасая святыни, уносили в свои дома и тайно хранили. В д. Малая Нисогора рассказали, что местные крестьянки, стремясь сохранить срубленный поклонный крест, ночью перенесли его в лес и поставили там. В результате такого перемещения крест отчасти изменил свой статус и перешел в разряд оветных. В советское время в заполненном водой срубе, где он был закреплен, тайно крестили детей. Напротив, в последние годы некоторые оветные кресты, находящиеся на берегах лесных ручьев, начинают приобретать качества поклонных. Так, в д.Резя на Вашке местными жителями над таким крестом возведена часовня, куда на Воздвижение ежегодно совершаются массовые крестные ходы, в которых участвуют и жители соседних деревень.

С изменением политики государства в отношении церкви с начала 1990-х гг. на Мезени и ее притоке Вашке в народную традицию начинают возвращаться и некоторые календарные практики, например, славление Христа (исполнение рождественских тропаря и ирмоса) на Рождество при обходе дворов со звездой.