Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 384Данная статья является, скорее, заявкой на тему, нежели ее раскрытием. Нас интересуют не только способы описания людей, обладающих магической силой и знанием, в различных фольклорных жанрах, но и те принципы, которые позволяли народу определить принадлежность человека к «темным» или «светлым» силам. Еще Мирча Элиаде писал о том, что религиозное сознание народа очень сильно отличается от религиозного сознания «верхушки» общества, в частности, интеллигентной прослойки и жреческого сословия. Феномены необычного и поразительного вызывают в народе, как правило, чувство страха и отчуждения. Именно поэтому свойственное некоторым людям внешнее уродство и безобразие, особое, ритуализированное поведение, а также наличие явных признаков психического расстройства не только выделяет их на общем фоне, но и определенным образом освящает. Это справедливо и по отношению к людям, обладающим экстраординарными способностями: ясновидением, способностью к целительству, к общению с представителями «иного» мира и т.п.

В данную категорию попадают обычно такие социальные прослойки традиционного крестьянского мира, как колдуны, ведьмы, знахари и др., а также представители определенных профессий (пастухи, плотники, кузнецы и т.п.), скоморохи, юродивые, блаженные, т.е. все, кто обладает особой, активно проявленной силой (мана). Отношение к этим группам людей, нашедшее свое отражение в различных фольклорных жанрах, неоднозначно. Базой для подобного рода исследования могут послужить тексты быличек, былин, сказок, народных христианских легенд, а также этнографические материалы, канонические жития святых и апокрифы и т.д.

Наиболее богатый и наиболее изученный материал здесь, безусловно, предоставляют былички. Они дают самый объемный пласт информации: внешние признаки, по которым можно узнать «знающего» человека; круг правил и ограничений, существующий при общении социума с подобными людьми; способы общения «знающих» с окружающим миром природы, людей, миром духов; способы передачи силы и знания и др. [1] В данной работе у нас нет возможности более подробно остановиться на этом жанре. Отметим только, что в других жанрах устной прозы и в эпосе подобный материал гораздо более скуден.

В волшебных сказках носителями волшебной силы оказываются зачастую не столько герои повествования, сколько обитатели «иного» мира и их волшебные помощники. Это характерно, например, для следующих сюжетов: девушка (дочь водяного царя, чародея и т.п.) помогает герою с помощью собственной магической силы или силами своих волшебных помощников выполнить трудные задания и бежать, превращаясь в разных животных или предметы (СУС 313А, В, С Чудесное бегство; 677* Садко); герой обручается, но просыпает свидание, отыскивает невесту с помощью животных или волшебных предметов (СУС 4002 Царь-девица; ср.: СУС 4001 Муж ищет исчезнувшую или похищенную жену (жена ищет мужа)); младший брат находит на болоте лягушку, которая становится его женой и превращается в царевну; муж сжигает ее шкуру – царевна исчезает (СУС 402 Царевна-лягушка); чародейка хочет выйти замуж только за того, кто сумеет от нее спрятаться; герой чудесным образом прячется, но она его находит; наконец, превращенный в булавку, скрывается за волшебным зеркалом или за волшебной книгой и получает руку волшебницы (СУС 329 Елена (Алена) Премудрая) и т.п.

Другой срез сюжетов показывает противостояние героя, не обладающего волшебными свойствами, а лишь обычной силой, сметливостью, добродетельностью и др.: ведьма, (обладательница волшебного прутика, палочки и т. п.), превращающая людей и животных в камни (СУС 303 Два брата; СУС 303* Палочка ведьмы; СУС 313Н* Бегство от ведьмы (железного волка, чародея и др.) с помощью бросания чудесных предметов); колдунья превращает девушку в птицу; юноша с помощью волшебного предмета возвращает ей прежний образ (СУС 405 Иоринда и Иорингель); мачеха-ведьма подменяет падчерицу своей дочерью, падчерицу обращает в уточку (СУС 403 Подмененная жена; см. также: СУС 409, 450; 533 – подмена невесты и 480, 510 А – соперничество с падчерицей ее сводной сестры); ведьма (змея) может напустить слепоту и избавить от нее (СУС 321 Юноша служит пастухом у слепых старика и старухи) и т.п.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В ряде сюжетов сам герой владеет магическим знанием от рождения: юноша превращается в оленя, зайца и птичку и т. д., выполняя поручения царя (СУС 665 Скорый гонец); ученик чародея после ряда превращений в животных и птиц одерживает верх над своим учителем (СУС 325 Хитрая наука); человек понимает язык животных (СУС 670 Язык животных; ср.: СУС 671 Три языка); мальчик разгадывает сны (СУС 671 Е* Чудесный мальчик); всякое желание ребенка исполняется: превращает обидчика в собаку и т.п. (СУС 652 Счастливое дитя).

стр. 385Другой пласт сюжетов, где герой получает знание или чудесные способности в результате обучения, дара или в результате случайного стечения обстоятельств: мальчик обещан лешему; живет у него и получает в подарок способность превращаться в животных (СУС 667 Воспитанник лешего); мальчик, отведав мясо змеи, которое жарил знахарь, узнает язык трав (СУС 673 Мясо змеи; ср.: СУС 672 Корона змеи; СУС 672 D* Чернобыльник); человек освобождает нечистого из бутылки и получает в награду чудесное лекарство или способность превращать камень в золото и т.п. (СУС 331 Дух в бутылке (кувшине); ср.: СУС 862 Пустынник испытывает справедливость евангельских слов); герой (бедняк, солдат) получает целительские способности от самой Смерти: становится лекарем (СУС 332 Смерть кума); ср. также: СУС 675 «По щучьему велению» и др.

В ряде сказок способность к оборотничеству проявляется как следствие брака с тотемным животным и последующей трагической судьбы, например, вдовства: младшая из трех сестер выходит замуж за ужа; навещает вместе со своим маленьким сыном (сыном и дочерью) родных; тем временем мужьям (мужу) старших сестер (братьям, матери) удается, подражая голосу жены ужа, выманить из реки и убить ее мужа; женщина заклинает сына (детей) превратиться в дубок (соловья и пр.), а сама превращается в кукушку (СУС 425М Жена ужа (змея, гада)).

Если обратиться к эпическим жанрам, в частности, к былинам, то здесь в круг персонажей, связанных с нашей темой, входят Вольга, Микула Селянинович, Святогор, Дюк Степанович, Чурила Пленкович, Илья Муромец, Старичищо Пилигримищо и др.; из женских персонажей – Маринка-волшебница, Марья (Авдотья и др.) Лебедь Белая и др.

Особая сила (способность к оборотничеству, к управлению животными и птицами, сверхъестественная физическая сила) может быть присуща герою былины от рождения (Вольга, князь Роман, Святогор, Чурила Пленкович и т.п.):[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Стал Вольга да лет десятки-то́, А й задался он, Вольга, да во мудрости,А й во мудрости, Вольга, да он в хитры хитрости,Птицей он летать да под о́болоку́,Рыбою ходить да в глубо́ки стана́,Зверями ходить да во темны́ леса́… [2] .

Сила может быть передана различными способами: старцы исцеляют и наделяют силой Илью Муромца через пиво (воду); Святогор-богатырь передает свою силу Илье Муромцу перед смертью (ср. ряд сюжетов о передаче колдовской силы в быличках) через пот, «пену», дыхание и т.п.:

А калики от ёво пива не прымают нонь: «А уж ты ой еси, Илья да сын Ивановиць! Уж ты выпей-ко братыню да пива пьяного!» А ён выпил где нонь да пива пьяного – А оцудилась в ём как силы тут порядосьнё… [3] .

Святогор-богатырь передает Илье Муромцу силу через пот, причем предостерегает богатыря, чтобы тот не получил излишек силы [4] . Избыток силы ведет к смерти, ибо «не стане но́сить матушка сыра́ земля». В былинах нашло отражение и представление о том, что знание можно получить, возжелав его (и получив, видимо, при обучении):

Стал Вольга росте́ть матере́ть, Похотелося Вольги́ да много мудростей: Щукой рыбою ходить Вольги во си́них моря́х, Птицей соколом летать Вольги под о́болоки́, Волком и рыскать во чи́стых поля́х [5] .

В ряде былинных сюжетов источник силы не оговаривается. Так, Чурило Пленкович управляет «змеищем горынчищем» о двенадцати хоботах, а Дюк Степанович – птицами и зверями:

А Чурилушко Пленкович взял он плеточку шелковую, Стал он плеточкой по пуговкам поваживать, Пуговкой о пуговку позванивать.

стр. 386Как от пуговки было да до пуговки. Плывет змеищо горынчищо, О двенадцати змея о хоботах. <…> А молодой боярин Дюк Степанович,<…> Стал плеточкой по пуговкам поваживать,Пуговкой о пуговку позванивать. <…> Налетели тут птицы клевучии, Наскакали тут звери рыкучии.<…> Призакликал птиц он клевучих, Приунял зверей тых рыкучиих» [6] .

Особый персонаж былин – Микула Селянинович, являющий собой архетип крестьянина, человека, настолько тесно связанного с матушкой-сырой землей, что легко умещает и носит в своей котомочке, которую не может приподнять даже Святогор-богатырь, всю «тягу земную».

Женские образы в былинах, в отличие от сказок, имеют, как правило, сугубо отрицательный характер.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Так, Маринку-волшебницу обвиняют в том, что она много извела «бесповинныих голов». Маринка применяет типичные колдовские приемы, известные нам по быличкам (чего в сказках не наблюдается), т.е. берет «ножище кинжаловое» и подрезает «сле́ды-то Добрынины». После этого стала «Добрынюшку тоска́ ушибать», оборачивает она его поочередно сорокою, вороною, «сви́ньею», «гнеды́м туром». Он дает слово жениться, но в спальне отрубает ей саблей голову. Утром Добрыня вместе с попами и протопопами делают «огни паляции», кладут Маринкино тело на эти огни, и оказывается, что у нее:

Во всяком суставе по змее́нышу, По змее́нышу да й по гаде́нышу [7] .

Другой женский персонаж былин – Марья (Авдотья и др.) Лебедь Белая («Михайло Потык») – колдунья, змея, которая превращает мужа «в беленький горючий ка́мешок» [8] . При этом спасает Михайлу, превращая его снова в человека, еще один персонаж былин – Старичищо Пилигримищо [9] .

Что касается народной легенды, то здесь, наряду с канонической интерпретацией святости, мы нередко сталкиваемся с народным пониманием подвижничества как действенного служения людям. В легендах праздность пустынников противопоставляется истинному подвигу и подвижничеству (СУС -845А*: святой отшельник хочет узнать, кому он подобен в подвигах; Бог посылает его к скомороху; последний спит на гвоздях, ходит в сапогах с железными гвоздями и т.п.; СУС -845В* Старец и крестьянин: простой крестьянин так свят, что слышит небесную обедню, и др.). С точки зрения крестьянина, молитвы пустынников представляются праздным занятием. Человек, который не трудится, даром ест хлеб, не будучи ни больным, ни слишком старым, по народным представлениям, порочен. Поэтому пустынники в народных легендах резко отличаются от своих житийных прототипов. Старцы легко поддаются всем соблазнам дьявола: пьют вино, прелюбодействуют и даже убивают людей. В достаточной мере нагрешив, они, словно спохватившись, осеняют себя крестным знамением и спасаются. Однако такой конец не меняет общей оценки действий «святых» старцев [10] .

Предпочтение в легендах обычно отдается праведничеству активному, постоянно готовому прийти на по-мощь ближнему. При этом подвижничество «простых смертных» не предполагает обязательное наличие или приобретение человеком волшебных свойств.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Если говорить о каноническом понимании святости, которое мы встречаем в житиях святых, то есть существенная разница в католической и православной ее интерпретации: католики изучают в святом индивидуальность, конкретную личность – в убеждении, что благодать не насилует природы. В православии преобладает традиционное, общее. Но это общее дано в живых личностях [11] . Основаниями для церковной канонизации были и остаются: 1) жизнь и подвиг святого, 2) чудеса и 3) в некоторых случаях нетление его мощей.

Именно жития дают, в частности, ответ на вопрос: в чем древняя Церковь и весь русский народ видели, например, святость князей, самый смысл их христианского подвига. Подвиги древних египетских и сирийских отцов более поражают героической аскезой, даром чудес и возвышенностью созерцаний. Народное понимание святости ближе подходит к палестинскому идеалу, где святые подвижники гораздо скромнее, менее примечательны внешне. Зато они обладают тем даром, в котором, по одному изречению Антония Великого,стр. 387 состоит первая добродетель подвижника: рассудительностью, понимаемой, как чувство меры, как духовный такт. Кроме того, считалось, что признаками истинного духовного водителя являются крепость телесная и радость духовная. Вольное мучение есть подражание Христу, совершенное исполнение Евангелия, подвиг непротивления есть национальный русский подвиг. Этот идеал, при всей его строгости, шире и доступнее.

В нем нет ничего сверхчеловеческого, хотя именно из жития св. Саввы Русь взяла свою любимую характеристику святого: «Земной ангел и небесный человек». Таким образом, речь идет об очеловечении, о гуманизации аскетического идеала на Руси (вслед за Палестиной).

Подводя итог бегло рассмотренному нами материалу, можно сказать, что в разных фольклорных жанрах мотив магической силы и ее применения проявляется с разной степенью подробности. Так, в большинстве волшебных сказок сила и знание принадлежат не герою, а его волшебным помощникам или противникам, происходящим из «иного» мира. Он – лишь проводник их силы, ее реализации в мире «этом».

В былинах основными мотивами, в связи с нашей темой, являются: способность оборачиваться самому и оборачивать других в животных, птиц, предметы; передача или наделение силой; целительство; управление животными, птицами и мифическими существами. У женских персонажей добавляется бытовое колдовство (вынимание следа, «присушивание»), использование чародейских книг. В легендарных сюжетах основной мотив – профанация святости старцами и праведность простых смертных.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В целом, отношение к неординарным способностям в разных жанрах фольклора различается: в быличках, легендах, житиях – эмоционально окрашенное, иногда уважительное (зачастую с оттенком страха); в сказках и былинах – нейтральное, реже – оценочное и т.д.

В рассматриваемой теме ярко проявляется отсутствие выраженного дуализма в рамках традиционной культуры, целостность мировосприятия и, вытекающая отсюда, парадоксальность мышления, свойственная представителям народной культуры. Поэтому критерии добра и зла в текстах предстают в довольно размытом виде, одно и то же свойство оценивается по-разному в разных случаях. Но один критерий выделить все-таки можно: использование магической силы в своекорыстных целях – есть зло, которое наказывается.

• [1] См., например: Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Т.2: Былички, бывальщины, легенды, поверья о людях, обладающих магическими способностями. Петрозаводск, 2000.
• [2] Онежские былины, записанные А.Ф.Гильфердингом летом 1871 года. М.; Л., 1949. Т.1. №15; ср.: 1950. Т.2. №91. Ср.: там же. Т.1. №61 (сюжет о князе Романе Митриевиче).
• [3] Былины Мезени. СПб.; М., 2003. С.310. №66 (Свод русского фольклора. Серия «Былины: В 25 т.»; Т.3).
• [4] Онежские былины… Т.3. №265; ср. №273.
• [5] Там же. Т.2, №73; ср. №156.
• [6] Онежские былины… Т.2. №159.
• [7] Там же. №163; ср.: Т.3. №241.
• [8] Онежские былины… Т.2. №158.
• [9] Там же.
• [10] Сказки и предания Самарского края / Собр. и зап. Д.Н.Садовниковым. СПб., 1884. С.288–289. №97; Северные сказки / Сб. Н.Е.Ончукова. СПб., 1908. № 194, 195; Афанасьев А.Н. Народные русские легенды. Казань, 1914. №20 и др.
• [11] См. по этому вопросу: Федотов Г. Святые Древней Руси. М., 1990.